Сам поскакал к опушке, чтоб встретить чеченцев среди пней и стволов, где коннице развороту нет. Остальные солдаты, опомнившись, за ним побежали, в бой.
Оторвавшись от чеченцев, остановились войска на Шалинской поляне на отдых. Отдыхали недолго, в 15–00 подъем и — по квартирам.
Бакланов с сотней вернулся в Куринское. Барятинский расписал в реляции его подвиги, как он за Джалкой четыре сотни 19-го полка в атаку водил. Наградил царь Бакланова орденом «Святого Владимира» 3-й степени (приказ вышел 20 ноября 1851 г.). Командир полка № 19 подполковник Тацин получил «Анну» 2-й степени. Урядники полка № 17 Михаил Концов и Иван Зубов получили офицерские чины, а урядники Петр Гребенников и Николай Бирюков — «Георгиевские кресты».
Пока под Шали и Автурами сражались, чеченцы напали 29 июня под Таш-Кичи на фуражиров только что прибывшего полка № 18, выскочили из камышей и постреляли пикет, 3-х казаков убили, 1 ранили. Погнались за ними сотник Антонов с казаками, но хищники скрылись в камышах, ничего с убитых не забрав.
1 июля перевели в полк № 6 недавно получившего есаульский чин Руфа Попова. Долго он у Бакланова не задержался.
Смотрим дальше в журнале: «Августа 12. Рекогносцировка высот Качкалыковского хребта. Перестрелка с чеченцами.
Августа 14. Встреча с хищниками при рубке леса на Качкалыковском хребте и отражение их.
Августа 15. Нападение партии горцев на укрепление Куринское и отражение ее».
На Успенье по летней жаре отдыхал Бакланов в Куринском. Лег спать после обеда. Душный день выдался. Разделся, лег на ковре в одних чувяках. Так хорошо придремал, и вдруг — орудийный выстрел. Тревога! Ординарец заглянул в комнату:
— Чеченцы!
Бакланов — к двери, схватил и перебросил через плечо шашку. На коня (у крыльца всегда оседланная лошадь стояла), как был раздетый, прыгнул, выскочил на площадь. Чувяки и шапка на нем. Ординарец кинулся следом и накинул на него бурку.
С 2 сотнями выскочил за укрепление, огляделся. Какие-то шайки по форштадту рыщут… Выяснилось впоследствии, что разглядели чеченцы, как между укреплением и форштадтом скотина пасется, и среди бела дня, понадеясь на внезапность, бросились ее отбивать. На всем скаку влетели в форштадт, а там солдаты меж домами веревки перетянули и белье свое стиранное развесили. Лошади чеченские, налетев на белые полотнища простыней (хотя уже и не белые), вздыбились. Кто-то за веревку зацепился, на землю слетел. А тут в крепости тревога, и Бакланов выскочил.
Чеченцы — назад, к лесу, казаки — за ними. Навстречу с горы по просеке — 800 чеченцев…
Сотни казачьи остановились. Очень уж силы неравные. Бакланов у ординарца взял пику.
— Вперед!
Чеченцы, тронувшиеся с горы, стали коней придерживать. Тут глаза протереть впору: скачет на них Бакланов по летней жаре в папахе и бурке, но кроме этого на нем нет ничего. Понятно, что жарко. Но все-таки…
Тут налетел Бакланов, и не стало времени раздумывать. Притормаживая коня, задирая ему морду, перегнулся Бакланов и через конскую шею достал ближайшего чеченца острием пики в низ живота. Выпрямился в седле и отмахнул назад, не глядя, но попал тупым концом точно между глаз кому-то заезжающему. Повалился тот, всплеснув руками… Закрутил Бакланов над головой тяжело загудевшую пику, выбирая новую жертву, и легким движением, щелчком, зацепил третьего под самый подбородок, в горло, и сбросил с шарахнувшегося коня.
Тут казаки нагрянули и продолжали скакать, сметая расстроенные толпы чеченцев, поворотивших своих коней. И Бакланов продолжал скакать с казаками, но временами делал он резкое движение, и проваливалась справа или слева папаха, а всадник катился по земле или волочился, застряв ногой в стремени, за обезумевшем от страха конем.
Прогнали их за хребет, подобрали несколько упавших под копыта, не вынесших вида стремительно налетавших пик. Те не могли в себя прийти. При виде Бакланова бледнели. Несли неподобное, что кинулись на стадо, а оно превратилось в тряпки на веревках… А потом и вовсе появился обросший шерстью даджал Бакланов… Даджал, ибо человек даже пикой столько убить не может…
Довольный Бакланов объехал сотни, поднял пику, от острия которой сбегали и сразу сохли темные струйки:
— Видели? Вот так ею надо, — и повторил сказанное когда-то. — Кто владеет — страшное оружие.
Читаем журнал дальше: «30 августа. Отражение такой же партии от укрепления Куринского»…
За бой 30 августа получили чины урядников Федор Одноглазков, Конон Петров, Иван Кумов, Иван Сергеев, Сазон Кочетов, Иван Филатов, Василий Кружилин, Василий Попов, Ефим Мелехов, Иван Фролов, Калина Шерстобитов, Григорий Лосев, Иван Титов.
Нет, не успокоились чеченцы. Еще раньше, 25 августа, три сотни полка № 18 (1-я, 3-я и 5-я) гонялись за ними на Кумыкской плоскости у Хасав-юрта, между Сухою и Воровскою балками.
Осенью Бакланов еще четырежды ходил в набеги отбивать у чеченцев скот — 25 сентября на Аух и 10 октября на Джалку и Гудермес. В журнале записано: «25 сентября. Движение на реку Ямансу и отнятие скота у жителей Махмут-юрта. Октября 10. Движение за реку Сунжу и отнятие скота у присунженских чеченцев».
Сохранился рапорт в Штаб Войска Донского от 12 октября (орфография сохраняется): «Вчерашнего числа, вверенный мне полк, под начальством командующего войсками в Кумыкском владении, участвовал в набеге на землю Ауховцев, где отнято у неприятеля 150 штук рогатого скота. При происходившей перестрелке, из полка моего раненых и убитых людей и лошадей небыло»[54].
Запись в журнале: «22 октября движение на реку Мичик при ауле Наурсу и отнятие у неприятеля скота».
Доклад в Штаб Войска Донского 22 октября: «Сего числа три сотни вверенного мне полка, под начальством командующего войсками в кумыкском владении участвовали в набеге к непокорным чеченцам за реку Мячик, где отнято у неприятеля 92 штуки рогатого скота и 117 баранов.
При отступлении завязался с настигнувшим неприятелем бой, происходивший более 2-х часов: неприятель был отражен.
Из сотен моих: ранено казаков 4 и убита 1 казачья лошадь»[55].
2 ноября урядник Гребенников за отличия в этих делах получил Знак отличия Военного Ордена, всего же «Георгиевских крестов» пообещали по два на каждую из трех сотен, но 5 пока не прислали.
Дважды, в сентябре и 22 октября, ходили с Баклановым в набеги казаки полка № 18. «… Участвовали при отбитии рогатого скота и баранов у непокорных горцев… Особенных же подвигов и отличий полк неоказал»[56], — меланхолично записал в журнал командир полка подполковник Абакумов.
8 ноября заявился в Куринское к Бакланову сам Бата, наиб Шамиля, и семейство с собой привез. Перебежал подобно Хаджи-Мурату. Рассказал, что поставил его Шамиль главным над другими наибами, Талгиком и Дахо, но начались интриги, и наибы стали на Бату жаловаться. Кто-то предупредил Бату, что Шамиль хочет его убить. Просил Бата взять его опять на службу, а прошлые прегрешения забыть.
Бакланов обо всем подробно написал по начальству, и начальство ответило, что Бату на службу примут, но прежний чин сразу не вернут, пусть заслужит.
Лазутчики и местные мирные кумыки, на которых Бата в свое время набеги делал, этим переходом отнюдь не восхищались. Один из кумыкской милиции Бакланову с иронией сказал:
— Бата опцир был, урус урби — гайда горы. Байгуш стал, абрек стал. Урус горы ходил, Бата искал — ходи назад баджалуста. Ему Сибир ходил быстро, а Баклан ему акча дал, угус дал. Надо мне урус убивал и горы ходил, Баклан мне акча давать. Акча хочу.
Потом слухи появились, что Шамиль собирал в Дагестане ополчение, а Бате дал деньги, чтоб он на них в Чечне для ополчения провиант закупил, Бата же с деньгами дал тягу к русским.
А интриги против Баты среди наибов, конечно же, были, ибо Бата последнее время «стал деспотировать и зазнаваться» даже перед самим Шамилем. Кроме того, была ему присуща «жадность к стяжанию всякого чужого добра»[57]. Наиб Эско, «вполне храбрый, но недалекий», стал на Бату жаловаться, и Бата, даже перейдя к русским, продолжал считать Эско личным своим врагом.