Читаю, скрежещу зубами: «Где ты набрался такого? В каком дурдоме? Имени Достоевского?.. А название! «Парад alle»… Строем на кладбище… Шут гороховый! Скрасили люди твою болезнь, симпатичны тебе, близки – из одного окопа поднялись… Зачем же так издеваться? А язык? Чем оценить нелепый, убогий языковой инструментарий?.. Недостает свежести восприятия, воображения… Возраст, милейший, возраст! И – вне возраста – бедность речи».

Правил, выбрасывал куски, целые страницы… Нет! Дрянь – и так, и эдак… Наконец, понял: мне просто не по зубам – и не по вкусам – многостраничное, многослойное по времени, многосюжетное, требующее постоянного увязывания ситуационных концов и начал, обильно мистифицированное. Я точно не Гоголь…

Расчлени этот свой, извини, роман и напиши о каждом коротенький рассказ, в две-три странички. Без выпендрёжа, душевно, оставив «героику больничных будней». Просто, складно, без соплей… От концовки чтоб в мозгу эхом звучало… Долго. А не получится - подари Parker внуку.

Увещеваю, устыжаю себя, и чувствую – оголтелая прыть графомана понемногу смывается свежей струёй... Глядишь… что-нибудь получится… Надо только «построиться» – определиться с размером, понять, что главное для тебя. А главное – всё, что остаётся в тексте. Второстепенному в нём вообще места нет, не должно быть! Выкидывай пустопорожнюю хрень, от которой самому тошно. Хочешь мысль сохранить, донести – усиливай её художественно, но без назидательности, без пошлости…

И больше читай.

Читай рассказы. «Рассказ, – утверждает Андрей Рудалёв, – может сделать многое. Пусть это будет даже в какой-то мере техническая функция (…) Предельно концентрированные рассказы (…) называют конспектами романов».

Кроме того, по словам профессора Ю. Борева, «...чтение не заменимо ничем, никакими художественными впечатлениями (...) Эстетический статус чтения объясняется (...) обязательной ориентацией на сотворческое восприятие, на работу воображения, постоянное улавливание надфразового смысла (...) Чтение требует больших интеллектуальных усилий и соответственно обладает высоким гедонистическим эффектом...»

Я приучил себя читать, отвлекаясь от фабулы, следя за письмом, за движением текста, за его конструкцией, и нашел для себя кое-что.

Обнаруженные находки, что пришлось «впору» – без систематизации, без хронологии – и привожу.

И. Бунин. Как я пишу.

«…Во мне никогда не рождалось желания писать под воздействием чужого писания. Но, конечно, чужое хорошее всегда возбуждает желание писать».

«…первая фраза имеет решающее значение. Она определяет, прежде всего, размер произведения, звучание всего произведения в целом… Если этот изначальный звук не удается взять правильно, то неизбежно или запутаешься и отложишь начатое, или просто отбросишь начатое, как негодное…»

«…часто не знаю, как я кончу: случается, что оканчиваю свою вещь совсем не так, как предполагал вначале и даже в процессе работы».

«…Форма неразрывно связана с содержанием и рождается сама собой из содержания».

С. Довлатов. Записные книжки.

«…Когда мы что-то смутно ощущаем, писать, вроде бы, рановато… А когда нам всё ясно, остаётся только молчать. Так что нет для литературы подходящего момента. Она всегда некстати».

«Сложное в литературе доступнее простого».

Г. Мунблит. Давние времена.

«…не следует забывать, что (…) писателю надлежит сделать свои сочинения увлекательными, ни в коем случае не превращая их при этом в «чтиво», что, споря с читателем и убеждая его, он не должен навязывать ему своего образа мыслей, а доставляя радость, обязан заботиться, чтобы радость эта была не «гастрономическая», а умственная, то есть такая, какую испытывает человек, когда сам работает головой.

Нелёгкое это дело…»

К. Паустовский. Как я писал «Колхиду».

«…Герои… приобретают свои характеры в процессе работы, …ломают план – «герои сопротивляются»… Так что план не есть что-то святое, план всегда нарушается.

Внутренняя логика вещи ломает план.

…Первая стадия работы – нахождение идеи. Это может быть выражено иногда в десяти словах.

Вторая стадия – это накопление материалов… самая серьёзная часть…»

И. Бабель

«Фраза рождается на свет хорошей и дурной в одно и то же время. Тайна заключается в повороте, едва ощутимом. Рычаг должен лежать в руке и обогреваться. Повернуть его надо один раз, а не два».

«Даже и самый талант писателя чаще всего оказывается не в случайно обронённой фразе, а в способности её обработки, не в словах, какие первоначально вылились на бумагу, а в тех, что в дальнейшем были выбраны автором, как «кратчайшее» и наиболее точное выражение его замысла».

«Не надо думать, что писательский талант состоит в умении рифмовать или сочинять замысловатые, неожиданные эпитеты и метафоры. Я сам этим когда-то болел и до сих пор давлю на себе эти самые метафоры, как некоторые не очень чистоплотные люди давят на себе насекомых.

И именно поэтому я говорю вам! Как можно меньше опосредствований, преломлений, стараний щегольнуть способом выражения! Высокое мастерство состоит в том, чтобы сделать ваш способ писать как можно менее заметным. (…) пусть в поисках выражения ваших замыслов перед вами всегда сияет золотые пушкинские слова: «точность и краткость – вот первые достоинства прозы».

«Я беру пустяк – анекдот, базарный рассказ и делаю из него вещь, от которой сам не могу оторваться. Она играет. Она круглая, как морской голыш. Она держится сцеплением отдельных частиц… Его будут читать. И будут помнить…»

Ю. Трифонов

«…Постоянно тревожит сомнение: не окажется ли моё сочинение болтливым, незначительным? Интересно ли то, что я вещаю миру?»

«…Все дело в словах, в интонации. Каждое слово – как тяжёлый грузовик, отягощённый громадным грузом смысла. И подчас – двойным, тройным грузом. Порожних грузовиков нет… Главная трудность: находить слова…»

«В словах должна выражаться мысль. Если нет мысли, а есть лишь описание (курсив мой – Ю.Х.), пусть даже филигранное, художественное, с красками, звуками, со всеми приметами жизненной плоти – всё равно скучно. Без мысли тоска» (курсив мой – Ю.Х.)

«…главная трудность прозы – находить мысли – …надо иметь что сказать…»

«Проза требует мыслей и мыслей (курсив мой – Ю.Х.)» – сказано Пушкиным...»

Прочел это у Трифонова, в «Нескончаемом начале». Тут же схватил «Капитанскую доч- ку» и по-школярски стал сравнивать с «Онегиным». На всех доступных уровнях. Удалось выявить: поэзия – тоже. Только там мысли глубже… Припорошены свежим искрящимся снегом… Листопадом… Можно запустить на сцену ученого кота… Извольте только потрудиться и сыскать гениальную форму.

…Читал, читал. Вычитывал, выписывал. И понял главное – не следует превращать в догму урывочные, нахватанные – у кого бы то ни было – суждения. Нашел созвучное, интересное соображение – молодец. Посмаковал. И – спасибо. Остальное – сам.

…От какой же печки всё это вытанцовывается? Побудительные, так сказать мотивы…

Тут – у кого что.

Виктор Ерофеев считает, что «…писатель, если он писатель, а не трибун и публицист, пишет по той же причине, по которой он испражняется. Физиология письма является его внутренним делом, потребностью его «Я».

Мотивация сильная. Такая фундаментально-фекальная: куда деться, если приспичило… Хочется брезгливо зажать нос, но автор, чуткий на слово, тут же выставляет «кордоны», смахивающие на инкрустацию обычного фаянсового унитаза:

«…свободная литература – не битье посуды, не купеческая удаль, сильно отдающая провинциальным «погуляли».

Мне понятнее «физиология письма», когда горят щеки, чешутся ладони и от писучего зуда дрожат пальцы рук, но… вероятно, степень рефлексии повышается с мастерством автора…

Кривить душой не стану, мне ближе взгляд Н. Ключарёвой:

«Мое писательство – из невозможности утешить, накормить…»

«…Литература для меня не безусловная ценность. Безусловная ценность – человек… литература, как и любая другая человеческая деятельность, имеет смысл лишь настолько, насколько она обращена к человеку, насколько она протягивает мосты между людьми, не даёт им окончательно замкнуться в себе».