Глава 11

Дар поправил непривычное одеяние — он ничем не должен выделяться из прочих храмовников. Вон фон Гейер внимательно наблюдает за славом, стоя у рулевого весла. До чего же всё-таки неуклюжи эти венецианские когги по сравнению с двулодниками Державы Славов… Хвала Богам, наконец-то плавание заканчивается! Месяц болтанки на примитивном корабле! Питание впроголодь, и тухлая вода. Рыцари не умеют добывать воду из воздуха, когда требуется всего-то таз, да груда камней. Потому и плывут каждый раз в неизвестность. Просто чудо, что им удалось добраться до Новых земель прямо через океан. Славы то давно туда-сюда шастают, только путь у них гораздо более северней, по попутному течению, что ускоряет ход кораблей… Ещё манёвр, последний! Летят просмолённые пеньковые канаты на деревянную пристань, подскакивают к ним воины младшего ранга, послушники и оруженосцы, торопливо вяжут за торчащие брёвна. С тупым стуком падает сходня на пирс, и по ней торопливо подымается среднего роста коренастый мужчина в доспехе, но без шлема, на плечах которого красовалась белоснежная кота с восьмиконечным крестом. Завидев того, фон Гейер одним прыжком слетел с возвышения и упал перед ним на колено, склонив голову:

— Удачен ли поход твой, брат, не спрашиваю — всего один корабль вернулся из путешествия. Помянем добрым словом и молитвой павших и утонувших, и души их да вознесутся на небо. Хвала Господу нашему, что хоть вы вернулись домой…

Тут тон рыцаря изменился, он заметил, что на тамплиере другой доспех…

— Однако, брат. Что за чудо на тебе?! Неужели…

Фон Гейер приложил палец к губам, потом прошептал:

— Магистр, прошу о милости — обеспечьте охрану корабля, и позвольте побеседовать с вами наедине, с глазу на глаз.

Тот вздрогнул, обвёл вокруг себя острым, не по годам взором, его взгляд упал на Дара, и…

— Однако…

— Прошу прощения, магистр, но всё же я прошу два слова наедине.

Тот кивнул седой головой, и Александр поднялся, потом махнул рукой, подзывая слава. Втроём они спустились с корабля, отошли на дальний конец причала. Вроде никого… Но Дар насторожился — больно тут тихо… Фон Гейер тихо прошептал:

— Брат магистр, в трюме когга шестнадцать тонн чистого серебра в слитках.

— Что?!

— И позвольте вам представить — полномочный представитель Державы славов, что находится за морем, Дар фон Блитц.

Слав склонил голову в коротком поклоне, выпрямился, взглянул тамплиеру в глаза гордо и смело.

— Дар, господин магистр. От князя нашего Ратибора послом к тебе прибыл.

Надо отдать должное старому храмовнику — тот не растерялся, смог сохранить хладнокровие. Пара мгновений, и он полностью овладел собой, потом медленно произнёс:

— Как я понимаю, фон Гейер, ты нашёл нечто, о чём не стоит знать лишним ушам?

— Как и капитулу, ваша светлость. Пока достаточно нас троих.

— А команда и братья?

— Они поклялись на Священном Писании. Но поскольку плоть человеческая слаба, как и дух, думаю, что лучше бы нам отправить их в следующий рейс в те земли волшебные…

— Даже так, брат?

— И никак иначе…

…Вот уже полгода Дар находился в цитадели тамплиеров, расположенной в Сен-Жан д'Акре[47]. Рассудив здраво, магистр Ордена согласился на все условия Державы. Но тайна требовала, чтобы слав находился подальше от тех мест, где слишком много завистливых и недоброжелательных глаз. А что может быть лучше для разведчика, чем спрятаться в толпе? Вот и была выбрана крепость в Святых Землях, где творилось настоящее столпотворение всех рас и народов. Да Иерусалим, святыня христиан так же находилась поблизости, и слав всегда мог наведаться в город и немного отдохнуть, прикинувшись обычным странствующим рыцарем. Благо в городе их кишело несметное количество со всех краёв света. Вот только из славянских земель не было никого. Свободных. Рабов — полно. А свободных воинов не было… Дар бродил по узким грязным улицам, застроенным глинобитными домами, присматривался к людям, но видел лишь пустые оболочки. От тоже был потомком Ясновидящего, и имел такой же талант, как и у своего прародителя — видеть души людей. Но пока, к сожалению, никто ему не попадался из людей с сохранившейся душой. Даже самые лучшие из них были всего лишь оболочками, где далеко в глубине тлела слабая искра, гаснущая с каждым мгновением жизни…

…Ратибор спустился в тайную комнату, находящуюся глубоко под Детинцем. Только у него был ключ от этого помещения, и лишь он знал, кто там находится… Она, как обычно, сидела на кровати, обняв живот, и словно прислушивалась к тому, что находится внутри. При виде входящего слава глаза майя полыхнули пламенем, она рванулась навстречу, но цепь, удерживающая девушку за шею, вновь опрокинула её на кровать. Князь осмотрелся — она поела. Помыть бы её в бане, но… А если узнают люди? Что тогда? Он и так слишком сильно рискует, но не может её оставить. Тогда, на пограничной заставе на него словно нашло какое то помрачение рассудка — каждый день он приходил к ней в тюрьму и… Она дралась, пыталась сопротивляться, пока в один из дней не встретила его странно тихой. Словно что-то случилось. Страшное. Или, наоборот… Ратибор по-своему заботился о ней. Пусть он не мог её отпустить, но и обижать тоже не желал. Её хорошо кормили, даже водили в баню, меняли одежду и бельё. Всё, кроме свободы. И — человечины, естественно… А спустя некоторое время он сообразил, что произошло с пленницей — у неё не было женских дней… А спустя некоторое время, когда ему пришлось оставить её в покое на время пути, стал округляться животик… Поняв, что людоедка беременна, князь похолодел — он не мог себе даже представить, что его потомок будет иметь смешанную кровь с людоедами! Но и убить мать своего ребёнка не мог. Просто не поднималась рука… И винить в произошедшем князь мог лишь самого себя… Самое плохое, что он не знал её языка, а девушка упорно не желала учить его язык. Лишь жесты… Да иногда можно было догадаться о смысле предложения или вопроса, задаваемого друг другу. Ещё она упорно отказывалась назвать своё имя, но Ратибор звал её ласково — Шо-Чи, что означало Цветок… Она действительно напоминала ему цветок водяной лилии, такая же хрупкая, тоненькая, с присущей только ей слегка пряным ароматом чёрных, будто смола, волос и огромными коричневыми глазами… Высокая грудь, тонкая когда то талия, крутой изгиб бёдер… Красивый рисунок полных губ… Тогда, рассвирепев, он понял, что пленница не боится пыток, и самое простое решение пришло к нему само. Поняв, что сейчас произойдёт, она дико закричала, забилась, но было уже поздно — её платье из тапы полетело в угол, а потом… И дальше было каждый раз одно и то же: яростное сопротивление, впрочем, легко ломавшееся под его чудовищной силой… Она всегда дралась до последнего, а Ратибор злился. А потом… Потом он уже не всегда брал её, как женщину. Иногда ему хватало просто лежать рядом с ней, прижав к себе, вдыхать её аромат, ощущать тёплое гибкое тело… Странное дело, но тогда и пленница затихала, а раз он почувствовал, как его кожу обожгла слеза… Тогда он впервые коснулся её жёстких волос, и девушка не стала сбрасывать его руку с плеча, а просто распласталась у него на груди… Потом была дорога, когда она ехала в повозке, долгий, почти месячный путь. И — потайная комната в Детинце… Иногда, глубокой ночью князь выводил её оттуда, приведя в свои покои, открывал окно, давая полюбоваться звёздами и луной… Тогда пленница плакала, и покорно давала увести себя обратно, не сопротивляясь. Не будь она из проклятого племени, князь давно бы уже взял её в жёны, но… Столь чудовищный поступок… За это он навсегда будет извергнут из Рода, Племени и Державы… И неизвестно, останется ли вообще в живых…

…Всё это промелькнуло в его голове в один миг. Шо-Чи притихла — она впервые видела на его лице смущение и горечь одновременно. Да и не бросался он на неё с жадностью, как прежде… Опять у белокожего муки совести? Будучи незаконной дочерью жреца она легко читала чужие души… Она нравится ему… Но он не хочет на ней женится. Потому что она — майя. Истинная дочь племени сильных людей, повелевающих самим Временем. У многих десятков живых людей она собственными руками вырезала сердца, но её уст никогда не касалось сладкое мясо пленников, ибо лишь мужчины могут его есть. Женщинам это запрещено. Потому что вместе с плотью к воину переходит и сила врага, а кому нужна женщина-воин? Мужчины предпочитают нежных и покорных их воле жён, а не тех, что размахивают боевым топором или метают боло… А этот… Взял её против воли! Держит в темнице на цепи, словно дикого зверя! Не знает ни слова на человеческой речи! А теперь жалеет о том, что сделал с ней. И, вдобавок, посеял в ней своё семя, проклятое семя бледного червя! Тлакотли вновь рассвирепела, но он, огромный, которого ей ни за что не побороть, вдруг сгрёб её в охапку, прижал к себе, заставив сесть на ложе рядом с собой, прижал её голову к себе, и тяжело вздохнул… И застыл… Сколько времени прошло так? Она не заметила… Потому что ей так же хорошо было сидеть рядом с ним, слышать, как бьётся его большое сердце. У такого большого мужчины должно быть и сильное сердце! Если бы она могла вырвать его! Если бы могла…