— Добро. Уж до островов то они наших людей всяко довезут…

Князь кивнул. Потом добавил:

— Клятву надо на их книге взять святой, что никому, кроме магистра их про нас не расскажут.

— И пригласить бы его в гости стоило…

— Сначала посмотрим, как дружба наша сложиться. Мы на их Распятого посягать не станем. А ни пускай нас не трогают…

Теперь кивнул Крок, и Ратибор устало потянулся:

— Вроде всё на сегодня? А, вот же… Забыл… Схожу гляну, что там за чудище наши отловили…

— Мне с тобой?

— Стоит ли? Дознатчики уже, небось, всё выпытали, что нам нужно. А картина после их работы неприглядная… Лучше отдохни. Завтра с Добрыней всё обсудим, да с тамплиерами. И будем собирать их в дорогу…

Распрощались. Крок ушёл к себе, а князь открыл потайную дверцу в стене, взял со стены лампу масляную, спустился по лестнице вниз, в подвал, где на глубине нескольких саженей находилась тюрьма для таких вот пленников…

…В пыточной было душно от факелов и жаровни, на которой калилось железо. Одетый в кожаный фартук с засохшими брызгами крови дородный детина зверски вращал глазами, потрясая перед растянутой на колесе людоедкой раскалённым докрасна железным прутом. Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге возник князь. Мгновенно прут полетел обратно в жаровню, и палач склонился в поклоне:

— Прости, княже, молчит, зараза! Как ни пугал — молчит, будто язык откусила!

Толмач в углу кивнул в знак согласия.

— Ну, да… Мы, славы, мягкосердечные. Женщину трогать, хоть и людоедка она, душе противно… Она, видно, сообразила, что к чему, теперь смеётся над нами…

Вздохнул:

— Хоть что-то сказала?

Оба дружно замотали головами.

— Нет, княже…

Ратибор подошёл поближе к пыточному колесу, посветил себе лампой… И едва не охнул — лет семнадцать ей… Не больше. И череп не сплюснутый. Коли не знать — так и не скажешь, что из людоедов… Щёки чистые… Без картинок этих синих… Разжал её рот, хоть та изо всех сил мотала головой — зубы целые на диво! Без дырок, в которые нефрит вставлен… Это что получается — что теперь майя стали лазутчиков готовить? Где же они таких вот целых, ни исписанных, не изрезанных берут? Плохо дело…

— Спроси, как её имя?

Толмач пролаял вопрос, но пленница отвернулась в сторону. Князь ухватился рукой за подбородок, но та вырвала голову и смачно плюнула ему в лицо… Все замерли — и палач, и переводчик… Девушка злорадно оскалила зубы, что-то быстро заговорила, спеша до того, как её убьют…

— Она вещает, княже! Говорит, что настанет день, и придут истинные воины, и уничтожат всех бледнокожих и их приспешников, и сложат из их сердец пирамиды выше самых высоких гор, и воссияет вновь сила майя, которым суждено править самим Временем…

— Вон, оба!

В глазах Ратибора вспыхнул жуткий свет гнева, и под их взглядом вещунья начала затихать…

— Что не ясно?!

Оба слава торопливо выскочили прочь из камеры пыток, и услышали, как позади лязгнул засов, запирающий массивную дверь. Толмач сделал знак, отгоняющий нечистую силу:

— Озверел наш князь… Как пить дать, убьёт!

— Не убьёт… Но изувечит точно!..

Прислушались, но дверь была сделана на совесть, почти ни звука не доносилось из-за массивных плах красного дерева… Потом вдруг пленница дико завопила, но крик резко оборвался, будто её вогнали кляп в рот… Снова тишина… Прошло примерно с полчаса…

— Всё. Кончил её князь…

В этот момент лязгнул засов, и на пороге вырос Ратибор с укрытым плащом безжизненным телом на руках.

— В порубе где место есть получше?

Палач мгновенно вскочил на ноги:

— За мной, княже…

…Сам открыл дверь — князь окинул взглядом комнатку: сухо. Чисто. Кровать с тощим матрасом. В углу — лохань деревянная с водой. И — кольцо в стене. Аккуратно положил тело на ложе. Палач за спиной шумно вздохнул с облегчением — жива, знать. Не убил её Бешеный…

— Цепи дай.

— Какие, княже?

— Ошейник, да кандалы ручные и ножные.

— Сейчас, княже.

Метнулся наружу, через несколько мгновений вернулся назад.

— Выйди. Да платье принеси прежде. Чистое. Всё равно какое. Лучше мужское.

… Пока палач бегал, всмотрелся в прикрытую плащом фигуру — что же он наделал?! Как только мог? И с кем! С людоедкой….

Палач вновь появился, сложил стопку из хлопковых брюк и рубахи рядом. Ратибор махнул рукой — иди. Тот, поклонившись, вышел. Князь вздохнул, развернул одежду — великовата, естественно. Ну да пойдёт… Осторожно натянул на обнажённое тело мягкий хлопок, затем приступил к оковам. Браслеты на руки. Чуть больше — на лодыжки. Обруч на пояс. Ошейник… Цепь к стене… Закончил, вроде. Поднялся, забрал свой плащ, в который закутал пленницу, когда выносил из пыточной. Вышел наружу, сурово взглянул на обоих тюремщиков, ожидавших его за углом коридора:

— Беречь пуще глаза своего. Пальцем не сметь трогать. Кормить — нормально. Пока тут посидит. Буду уезжать в Славгород — заберу. До той поры чтобы жива осталась. И — ни слова никому, ясно?!

Закивали головами. Ратибор развернулся, ушёл прочь…

… С утра себе князь места не находил после вчерашнего. Ну как только мог он гневу поддаться, на девку-людоедку позариться? Бродил по горнице половину утра, потом плюнул, оседлал коня, взял с собой Добрыню, да поехал к рыцарям. Те бодрые, в чистой одёже, себя в порядок приводят: бреются, доспехи свои чистят, мечи точат. Несколько занимаются. Увидели князя, склонились в поклоне. Тот не стал ничего говорить, хотя не по нраву ему такое раболепие. Позвал в сторонку командира, начали разговаривать о том, что решили вчера Крок и Ратибор. Фон Гейер как услышал, что от него хотят, зачесал в затылке. Получается, что он веру свою предаёт за серебро… Да успокоили его. Объяснили, что не до Европы сейчас славам. Свои бы дела разгрести — и война у них, и народу мало. Насчёт рабов славянских Алекс сразу согласился. Без слов. Ему тоже не по себе было, когда живых людей словно вещи продавали, хотя и скрывал он своё неприятие. По поводу же сведений долго колебался, потом сказал — без магистра, то есть, самого главного, решить подобный вопрос не может. Насчёт же обмена людьми согласился сразу — самому любопытно было новое узнать. На том и порядили, правда, при трёх условиях: первое, что насчёт сведений о Европе лично магистр решит. Второе — что в тайне будет Орден держать сведения о заморских государствах, и третье — что деньги, полученные от славов, вреда славянским государствам на Старой Земле во вред не пойдут. Тут фон Гейер твёрдо сказал, что не для того ему серебро нужно, чтобы перекраивать карту мира. Освободить Гроб Господень, да простым людям жизнь облегчить — вот цель его жизни. Подивился князь такому, но принял. Добрыня толмачил при разговоре — не зря ещё перед походом в Аркону пришлось ему латынь выучить на всякий случай. Потом завтракать сели, и было видно, что рыцарям непривычно, как король, по их понятиям, державы вместе со всеми наравне за столом сидит общим, не брезгуя никем. Да ест тоже самое, что и простым людям подают, да ещё и наворачивает так, что за ушами трещит. Потом Ратибор попросил тамплиеров доспехи свои показать им. Долго рассматривал, едва удержался, чтобы не сплюнуть с презрением. Не сталь — железо! Да ещё скверное, едва ли не болотное. Плетение кольчужное крупное, колечки сварены кое-как. Словом, совсем Европа разучилась оружие делать. Мечи — те тоже… После каждого боя, почитай, точить надо. Про булат уже и сказки ходят. Мол, где-то у варваров существует волшебный металл, что волос на лету рубит, да секрет его утерян. Покачал головой, позвал с собой фон Гейера и пару братьев-рыцарей его на выбор командира. Пришли в арсенал, что заставе принадлежал, у тех и глаза разбежались. Вывал князь заведующего, велел подобрать чего-нибудь гостям по размеру, прочное и удобное, чтобы против бездоспешного воина биться можно было. Тот приезжих оглядел, прикинул глазом мерки, ушёл. Потом вернулся, выложил на стол четыре мешка промасленных, в которых славы броню держали. Открыли первый, для фон Гейера, тот и онемел: подобной красоты и представить не мог! Кольчуга со вставочками стальными сизыми мелкая-мелкая! Между кольцами спицу вязальную просунуть нельзя! Каждое аккуратно запаяно, да стык зашлифован тщательно. Не зная, не найдёшь! Шлем удобный, типа рыцарского, да только легче и гораздо прочнее. Такой у славов стрелки носили из огнебоев ручных. С маской во всё лицо, чтобы если ствол разорвёт — и такое случалось, то глаза уберечь. Перчатки тоже кольчужные, но внутри кожа мягчайшая, очень удобно! Сапоги с виду кожаные, а внутри сталью прошитые. Штаны тоже такие же. Сверху слой кожи мягкой, потом сплошная сетка стальная, да пластины по ней пущены, и внутри опять кожа мягкая. Алекс от счастья, когда ему пояснили, что это подарок, места себе не находил. Впрочем, остальные рыцари тоже — им ведь почти такие же доспехи подарили, как командиру, только шлемы немного другие. Потом мечи подобрали. Рыцари попросили узкие и длинные. Долго вместе по арсеналу бродили, наконец, выбрали. Всем по руке пришлось новое оружие. От щедрот князь им и ножи-кинжалы выдал. Показал, как лезвие волосы на руке бреет — те своим глазам не поверили. Потом кладовщику сказал, что пусть готовит ещё доспехи — рыцари сами придут с толмачом. Всех перевооружить надо… Пока обратно на подворье тамплиерское возвращались, пояснил фон Гейеру, что придётся ему здесь, на заставе с остальными побыть, пока корабль рыцарский чинят — слишком долго тот по тёплым морям шёл. Всё дно черви изъели. Заменят обшивку — могут плыть. Ну и серебро доставят для отправки в Европу. И людей пока подберут, что вместе с ними поедут. Алекс доволен был до невозможности — удачно его поездка складывается. А князь смотрел на его простодушную улыбку и думал, что возможно они могли бы стать друзьями в другой жизни… Так день пролетел незаметно. Пока туда-сюда сходили, пока письма в Славгород с распоряжениями орлом отправили, и вечер наступил… Князь со своими соратниками трапезничал, попутно и всё, что оговорено с тамплиерами, да с ними утверждая. Вроде нормально всё прошло. Поговорили, утвердили, разошлись. Спать пора, а ему не никак не уснуть. Ворочается с боку на бок, словно не мягкая перина под ним, а растение пустынное, колючее, что твой ёж-дикобраз… Не выдержал, оделся. Открыл дверцу потайную, спустился по лестнице, что в стене устроена, снова в поруб пришёл. Посмотреть, как его приказы-распоряжения исполняются… Всё правильно. Часовой у двери, где людоедку содержат, стоит. Каждые четверть часа внутрь заглядывает через отверстие, стеклом забранное. Меняются охранники через каждые два часа. Спросил, что пленница делает. Тот ответствовал, мол сидит на койке, обхватила коленки руками, да раскачивается из стороны в сторону. Задумался князь, отстранил часового, заглянул — и верно. Сидит на цепи, руки-ноги как он сковал, так и блестят оковы ни них. Обхватила руками коленки, качается потихоньку из стороны в сторону. Постоял, посмотрел, и вновь на него накатило… Часовому сказал, мол, сходи, погуляй, часик. Тот безмолвно исчез, а Ратибор вновь двери темницы отворил, да внутрь вошёл, за собой засов заперев…