Известен древний каламбур, такая игра слов: «Воронъ воронъ сорокъ сорокъ воз коз а мух мѣх» ^[3]. Первое слово воронъ — старинное название числа, означает десять мил­лионов, а первое сорокъ — ёмкость вроде мешка (в него клали сорок шкурок пушного зверя, например соболя или белки, — набор на одну шубу). Из содержания ясно, что и слово мѣхъслужит названием ёмкости. С подобным зна­чением слово мѣхъвстречаем и в старой пословице: «Шила в мѣху не утаить» ^[4]. Теперь она звучит иначе: «Шила в мешке не утаишь». А Даль приводит добавление: «кон­чик наружу выйдет» (Даль, Слов.). У него же записаны пословицы: «Век изжить — не мех сшить»; «Пустого меха не поставишь» (Там же). В украинском и белорусском языках напоминание о старом названии мешка таится в од­ном из прилагательных: в соответствии с русским мешко­ватый«похожий на мешок, неуклюжий», в белорусском известно и мехаваты, то есть «меховатый», образованное от мех, а в украинских говорах — міхуватий: в украинском мех называется міх. Напоминает о старом названии мешка и белорусское мехавата. Приведем иллюстрацию из рус­ского повествования, в которое попало это слово: «...мы ... увидели человека, входящего в двери, во фраке серо­светлого камлота, волосы у него закачены в пучок с пол­фунтом пудры, лет и росту средних, хорошо раскормлен­ного, лица белокурого и не сухого, и собою красика. Он поклонился несколько меховато и с нерадением» ^[5].

Ныне плохой портной не назовет свое произведение мешковатым, а его далекие предшественники, которым до­водилось шить рубахи, понятно, меховые, так и называли их мешками, не видя в этом наименовании ничего предосу­дительного ^[6]. Эти факты хорошо иллюстрируют и вековое развитие вещей, и изменения в отношении к ним людей, и сдвиги в семантике присвоенных данным вещам названий.

Мехи, о которых ведется речь, широко использовались в домашнем хозяйстве, в торговле и воинском обиходе, В них хранили и перевозили различные товары, продоволь­ствие и военные припасы. Потребность в мехах была боль­шая и мехи иногда употребляли немалые, наподобие кулей. Соли, читаем в монастырской книге XVII в., было куплено восемь мехов, «в них весом сто пят(ь)десят шесть пуд» ^[7]. И невольно вспоминаются былинные мехи:

Говорил же оратай таковы слова:

— Ай же, Вольга Святославговичь!

— А недавно я был в городни, третьёво дни,

— На своей кобылке соловоей,

— Увез я оттоль соли столько два меха,

— Два меха соли по сороку пуд

^[8]

.

В русском переводе «Книги, зовомой Земледелател(ь)ная», то есть сельскохозяйственная, хотя в ней говорится и о врачевании, излагается любопытный способ хранения в мехах муки: «Мука же хранима бываетъ многое время и не вредится, егда разщепиши лучину сухую и положиши в ню малыя частицы в различная места меха» ^[9]. В мехи обыкновенно ссыпали и пушечное зелье-порох. Летописец повествует, как русские юноши в бою под Казанью при­ползли подобно змеям и, «мѣхъ зелия пушечьного принесъше», подложили его под стену казанского острога (крепости) и зажгли острог, помазав серою и смолою (Каз. лет.). Известно: в одном из монастырей царю Алек­сею Михайловичу подносили хлебы и мехи с медом ^[10]. В ме­хах небольшого размера хранили деньги и различного рода документы: «мѣхъ невеликъ а въ немъ... челобитные о всякихъ полковыхъ дѣлахъ» ^[11].

С развитием русской экономики возрастала потреб­ность в мягкой таре, удовлетворять которую изготовле­нием мехов становилось все труднее. Постепенно все более развивалось изготовление ее из других материалов — ро­гожи и холстины. А так как рогожные и холщевые ёмкости служили для тех же надобностей, что и кожаные мехи, и они назывались мехами. О рогожных мехахговорится, к примеру, в текстах начала XVII в. ^[12]«Куплено холстовъ на кошули и на мѣхи» — записано в книге Дорогобуж­ского монастыря в конце XVI в. ^[13]«Куплено халъстины на мехи, — читаем в расходной воронежской книге 1657 г., — что на винакурнехъ солод носет»; там же ска­зано, что на мехи для солода куплено двадцать аршин «толстья» — простого, грубого холста (Ден. № 319, л. 33 об.). Дешевизна мехов из такого холста нашла отра­жение в старинной пословице: «Изжилъ вѣкъ за холщовой мѣхъ» ^[14]— жил, трудился едва ли не даром. Холщевый міхъодно время являлся столь обычным названием, что в Лекс. 1704 г. наряду с мѣшецъи мѣшекъвстречаем мѣхъ холщевый. Шитые из менее прочного материала, нежели кожаные мехи, их рогожные и холщевые заменители, ра­зумеется, не были большими, напоминающими былинные. Отличие их по размеру, ёмкости от богатырских кожаных собратьев, а по материалу — вообще от кожаных мехов привело со временем к закреплению за ними наименования мешки с последующей утратой этим словом значения уменьшительности. Утрата последнего объяснялась тем, что большие кожаные мехи выходили из употребления, а вне сравнения с ними мешки уже не считались малыми. В этих условиях явилась необходимость в новом, уменьши­тельном названии для небольшого мешка. Родилось слово мешочек. Слова мех, с одной стороны, и мешок, мешочек, с другой, некоторое время сосуществовали. Донские ка­заки, например, в челобитье своем писали, что им при­везли однажды муку в мехах больших и малых, что мно­гие мешочки были в осминку, а четвертные мешки были также «скудны» ^[15].

Утрата словом мешокзначения уменьшительности на­глядно обнаруживается в тех случаях, когда названия мехи мешокупотребляются безразлично, служат обозначе­нием одной и той же вещи. В посвященной царю Василию Шуйскому «Воинской книге немецкой» упоминается кра­шенинный мех (из крашеного холста), а далее рекомен­дуется повесить этот «мешок з зельем» ^[16]. В судебном деле читаем: казаков Урывского острога по дороге на мельницу ограбили — «взяли шеснатцат(ь) мешков», а в другом месте сказано: «и мехи взяли» (Прик., стлб. 1661, л. 121, 130).

Люди все более и более забывали о былом материаль­ном родстве вещей, именуемых мешкоми мехом(в ка­честве ёмкости и тем более в качестве шкуры животного), об одинаковом хозяйственном назначении мешка и меха (ёмкости). С этим связано и так называемое забвение внутренней формы слова, его строения, его структуры или, иначе говоря, того, что слово мешокобразовано от мех. Забвение внутренней формы слова, или ее утрата,— явление языковое, однако в данном случае его реальные предпосылки, как можно было убедиться, — внеязыковые, лежат за пределами языка — в области материальной куль­туры и хозяйственной жизни народа.

Именно об именно

Слова, как и все в мире, бывают старыми и молодыми. Немало в нашем языке и относительно молодых слов. К разряду последних принадлежит и слово именно. В со­временном русском языке оно в одних случаях является частицей, в других — пояснительным союзом. Употребля­емое как частица, оно усиливает, подчеркивает слово, к которому относится, или выделяет его: «Как хорошо, что вы приехали именно сегодня! —восклицала она, здоро­ваясь с гостями» (Горький, Варенька Олесова). А в виде союза в смысле «то есть» оно помогает уточнению и рас­крытию значений: «В этом отношении случилось даже одно очень важное для них обоих событие, именно встреча Кити с Вронским» (Л. Толстой). Если бы мы попыта­лись раскрыть внутреннее строение этого слова или, как говорят в науке, его внутреннюю форму, мы, возможно, и угадали бы в нем какое-то отношение к имени, но отно­шение только внешнее — по звуковому, хотя и неполному, совпадению с последним. Смысловое родство соотносимых слов, родство по содержанию осталось бы нераскрытым А объясняется это тем, что в течение трех столетий значе­ние слова именносущественно изменилось и родство его по смыслу с именемутратилось. Зато оно приобрело большую самостоятельность, и наш язык обогатился более тонким, нежели прежде, средством уточнения, а помимо того и усиления. Обитавшее ранее в одной деловой пись­менности, именностало употребительно в устном культур­ном общении и в разных видах письменной речи, кроме, пожалуй, поэтической.