«Пушкин, «Французских рифмачей суровый судия...»

В сельской среде, менее знакомой с различными ви­дами службы (знали главным образом военную и церков­ную), в большей степени, нежели в городе, обходились без дополнительных средств выражения значения.

В общем службаи служитьк началу XIX в. характе­ризовали непроизводительную деятельность людей, иными словами, такую, которая не создавала материальных цен­ностей. Напротив, одновременно наблюдалось более стро­гое закрепление образований работаи работатьза произ­водительною деятельностью. Это главное семантическое различие между сопоставляемыми словами получило от­четливое отражение в словарях. Например, Слов. Акад. 1822 слово работа объясняет как «труд, употребляемый или употребленный на совершение какого дела, какой-ни­будь вещи», и далее — как мастерство, а также — сделан­ная вещь; а службу характеризует как «состояние и ис­полнение должности слуги», «отправление воинского или гражданского звания» и свершение церковного обряда. Работать в том же словаре, исключая устаревшие значе­ния, толкуется следующим образом: находясь в работни­ках, что-либо исправлять из платы, трудиться над чем- нибудь, заниматься каким-либо делом, наконец, — уметь делать: Он работает башмачное, столярное, кузнечное; а служить означает: «повеленное, предписанное исполнять по обязанности, званию и должности», «оказывать услугу из учтивости, из усердия, почтения; вспомоществовать чем», «совершать какую-либо церковную службу».

Вместе с тем необходимо заметить, что в XIX в. упо­требление слов работаи работатьв сфере умственного труда несколько расширяется, что могло быть связано, между прочим, «...не общим ростом уважения к труду, с горячей проповедью которого выступила демократиче­ская литература, и с развитием политико-экономических представлений о труде как общем источнике народного богатства» ^[48].

Октябрьская социалистическая революция, уничтожив старый социальный строй, открыла необъятный простор Для интеллектуальной деятельности народа в тех областях Жизни, которые в условиях капитализма были для него запретными. В органы государственной власти, руковод­ства хозяйством и культурой, где, бывало, служила прежде всего привилегированная публика, пришли рабочие и кре­стьяне, для которых производительный труд являлся основой существования. Они привыкли работать, а не слу­жить наподобие чиновников. Поэтому и новые свои обязан­ности в области управления они, естественно, считали работой, а не службой. И в самом деле это была интел­лектуальная творческая работа, а не старая казенно-равно­душная служба, смысл которой заключался в исполнении «повеленного и предписанного» «по обязанности, званию и должности». Огромную интеллектуальную работу по строи­тельству нового общества развернули Коммунистическая партия, профсоюзы и другие общественные организации. В результате всех этих перемен, в результате приобщения народных масс к интеллектуальной деятельности в новых сферах употребление слов работа и работать из области физического труда все шире и шире распространялось на область интеллектуальных занятий. Характерное до Октября противопоставление слов работа, работать и служба, служить, отражавшее в языке различия между физическим и умственным трудом, в основном было на­рушено. В расширении области применения слов работа и работать, в интенсивном проникновении их в сферу ум­ственного труда большую роль сыграло формирование но­вой советской интеллигенции, особенно технической, ко­торая непосредственно занималась инженерным обслужи­ванием труда, тем более, что кадры этой интеллигенции в значительной мере пополнялись из среды рабочего класса.

Уже забываются слова слуга и прислуга — названия лиц, которые прислуживали, выполняли по найму домаш­нюю работу. Слуг для дома вовсе нет, а домашняя ра­ботница — не приниженная прислуга. И глагол служить в значении «прислуживать в доме» выпал из обихода. В применении к сотрудникам учреждений и учебных заве­дений служитьзаметно уступает место образованию рабо­тать. Если иногда и слышим: служит в банке, в конторе, притом, пожалуй, исключительно от старшего поколения, то служит в сельсовете, в школе — явно неприемлемо.

Незаменимость в армейских условиях образований служба и служить определяется особыми обстоятельствами, о которых упоминалось.

В истории слов работа и работать, служба и служить, как в капле воды, отразилась история сложных изменений в положении классов русского общества и его отдельных социальных групп в течение минувших веков и особенно в революционную эпоху.

Хотя в языке и действуют свои законы развития, ко­торые находят воплощение в тех или иных нормах, исто­рия языка в конечном счете всегда обусловлена историей народа — его творца и носителя.

О похвальных и непохвальных борзописцах

Еще в раннюю пору развития нашей письменности появились искусные писцы, настолько опытные и снорови­стые, что слыли в народе борзописцами— мастерами бор­зогописьма: прилагательное борзый, как и впоследствии, означало «скорый, быстрый», но пользовались им гораздо шире, чем в более позднее время. Определение борзыеотносят ныне к известной породе собак. Из фольклора и художественных текстов прошлого века мы знаем о борзых конях (напомним строки Пушкина: «По дороге зимней, скучной Тройка борзая бежит»), а тогда прием­лемы были и «борзое шествие», и «борзые ноги», и, кроме борзописца, слова борзоходи борзоходец, и другие обра­зования с основой борз. Название борзописецбыло ува­жительным. Так величали образованного по тем временам грамотея, специалиста высокой выучки. С борзописцамивстречаемся, например, в изложении одного эпизода из истории славянской письменности в Новгородской пятой летописи: «Мефодии же посади два попа борзописца вел(ь)ми и преложи вся книгы исполнь отъ гречьскаго языка въ словеньскыи языкъ». В том же самом пересказе на страницах Лаврентьевской летописи упомянуты два ско­рописца, а не борзописца. Словом, было время, когда искушенных грамотеев, обыкновенно профессионалов, именовали борзописцамиили скорописцами. Если эти на­звания и другие образования от тех же основ находили применение в эпоху устава и полуустава, то с появлением беглой скорописи оснований для их употребления стало еще больше. Не случайно в народном эпосе эпитет скорописчатыйоказался популярным. Вспомним: былинный Василий Буслаев писал ярлыки скорописчаты. В старинной письменности отмечено и образование борзописечьский.

Все мы, носители русского языка, пользуемся скоро­писью, только современной, причем пишем быстрее, про­ворнее наших далеких предшественников: современное рус­ское письмо, как правило, является связным (индиви­дуальные отклонения не в счет), тогда как в прежней ско­рописи связное начертание букв было непоследователь­ным. Несмотря на то, что современники пишут быстрее древних писцов, никому не приходит в голову звать их скорописцами, как нарекали в старину грамотеев-профессионалов. Дело в том, что былая скоропись в сравнении с уставом и полууставом — действительно беглое, ускорен­ное письмо. А современную скоропись сравнивать не с чем: у нас нет разновидности письма вроде устава и полуустава. К тому же и профессия писца, который пере­писывал книги, а в более поздние времена — казенные бумаги, как бедный Акакий Акакиевич из гоголевской «Шинели», задолго до наших дней отмерла. Было предано забвению и самое слово писец. Поэтому и слово скоропи­сец, естественно, утратилось. Однако слово борзописецне разделило судьбы скорописцаи, претерпев семантическое изменение, осталось в русском языке. Для этого были свои причины.

В поздний период своей деятельности скорые, или бор­зые, писцы в сравнении с древними борзописцами — носи­телями книжной образованности, способными и «прела- гати» книги с одного языка на другой, находились в ином положении, превратились в обыкновенных копиистов, ра­бота которых не имела и тени самостоятельности, подчи­нялась неукоснительному канцелярскому шаблону. С дру­гой стороны, еще в середине XVIII в. писцами всерьез, без иронии, кроме служителей канцелярий, именовали и писателей. В «Наставлении хотящим быти писателями» А. П. Сумароков сетовал: