Гений Сикста Пятого заблистал из мрака одного францисканского монастыря. В свое пятилетнее царствование этот папа истребил ту породу людей, к которой принадлежали лишенные покровительства законов преступники и бандиты; он отнял у римских святилищ право служить убежищем для преступников, организовал морские военные силы и сухопутную армию, реставрировал древние памятники, которые старался превзойти своими постройками, и после того как щедро тратил и значительно увеличил государственные доходы, оставил после себя пять миллионов крон, хранившихся в замке св. Ангела. Но его правосудие было запятнано жестокосердием; для его предприимчивости служила поощрением честолюбивая жажда завоеваний; после его смерти злоупотребления ожили; накопленные им сокровища были растрачены; он наложил на потомство бремя тридцати пяти новых налогов и продажности должностей, и когда он умер, его статуя была разбита в куски неблагодарным или недовольным народом. По своему дикому и оригинальному характеру Сикст Пятый совершенно выделяется из ряда первосвященников, а о принципах и о результатах светского управления этих первосвященников можно составить себе понятие по достоверным и сравнительным сведениям об искусствах и философии, о земледелии и торговле, о богатстве и густоте населения церковной области. Что касается самого меня, я желал бы окончить мою жизнь в мире со всем человеческим родом, и в эти последние минуты не намерен никого оскорблять — ни даже папу и римское духовенство.

ГЛАВА LXXI

Внешний вид римских развалин в пятнадцатом столетии. — Четыре причины упадка и разрушения. — Пример Колизея. — Обновление города. — Заключение.

В последние дни царствования Евгения Четвертого состоявшие при нем на службе ученый Поджио и один из его друзей взошли на Капитолийский холм, отдохнули среди развалин колонн и храмов и с этого возвышения окинули взором обширную и пеструю картину разрушения. И место, в котором они находились, и открывавшееся перед ними зрелище доставили им немало мотивов для нравоучительных размышлений о превратностях фортуны, которая не щадит ни людей, ни самые великие из их произведений и которая низвергает в общую могилу и империи, и города; и они сошлись в убеждении, что, судя по прежнему величию Рима, его упадок был более ужасным и более прискорбным, чем упадок какого-либо другого города. “Фантазия Вергилия изобразила первобытное состояние Рима в ту отдаленную эпоху, когда Эвандр принимал троянского выходца. Вот эта Тарпейская скала была в ту пору покрыта густым непроходимым кустарником; во времена поэта ее украшала золотая крыша храма; этот храм разрушен, золото похищено, колесо фортуны совершило свой оборот, и священную почву снова обезображивают мелкие кусты и терновник. Капитолийский холм, на котором мы теперь находимся, когда-то был средоточием римского могущества, цитаделью всего мира и ужасом для царей; он был прославлен триумфальными шествиями стольких победителей и был обогащен добычей и данью со стольких наций. Это зрелище привлекало к себе взоры всего мира, но как оно утратило прежнее величие! как оно изменилось! как оно обезобразилось! путь, по которому шли победители, зарос виноградниками, а там, где прежде стояли скамьи сенаторов, лежат кучи навоза. Посмотрите на Палатинский холм; среди его безобразных и громадных обломков вы тщетно стали бы искать мраморный театр, обелиски, колоссальные статуи и портики Неронова дворца; посмотрите на другие холмы: вашим взорам повсюду представятся пустые пространства, на которых местами виднеются только развалины и сады. Форум, на котором римский народ собирался для того, чтоб издавать свои законы и выбирать своих должностных лиц, частью обнесен загородкой для разведения овощей, частью служит пастбищем для свиней и буйволов. Публичные и частные здания, строившиеся на вечные времена, превратились в разбросанные по земле обломки, похожие на члены тела какого-то могучего гиганта, а разрушение становится еще более поразительным, когда взглянешь на великолепные остатки прежнего величия, уцелевшие от ударов времени и фортуны”.

Эти остатки подробно описал Поджио, принадлежавший к числу тех писателей, которые впервые возвысили свои взоры от памятников легендарного суеверия до памятников суеверия классического.

1. Кроме моста, арки, гробницы и пирамиды Цестия, он нашел в соляном амбаре Капитолия уцелевший со времен республики двойной ряд сводов, на которых было написано имя Катулла и которые свидетельствовали о его щедрости.

2. Он указывает на более или менее сохранившиеся остатки одиннадцати храмов, начиная с вполне уцелевшего Пантеона и кончая тремя арками и мраморной колонной, оставшимися от того храма Мира, который был построен Веспасианом после окончания междоусобных войн и после его победы над иудеями.

3. Автор опрометчиво определяет цифрой семь число тех thermae, или публичных бань, которые пришли в такое разрушение, что нет возможности понять назначение и распределение их различных частей; но бани Диоклетиана и Антонина Каракаллы еще носили имена своих основателей и приводили в изумление любознательного зрителя, который, замечая прочность и громадность этих сооружений, разнообразие мраморов, вышину и многочисленность колонн, сопоставлял пользу и важность этих построек с потраченными на них физическими усилиями и денежными суммами. От бань Константина, Александра и Домициана или, верней, Тита до сих пор сохранились некоторые следы.

4. Что касается триумфальных арок Тита, Севера и Константина, то уцелели вполне не только самые постройки, но и сделанные на них надписи; одна развалившаяся арка была удостоена названия Траяновской, а две арки, стоявшие в то время на Фламиниевой дороге, были посвящены менее благородным именам Фаустины и Галлиена.

5. Описав великолепие Колизея, Поджио мог бы не заметить маленького амфитеатра, который был построен из кирпича, по всему вероятию, для преторианского лагеря; то место, на котором прежде стояли театры Марцелла и Помпея, было большей частью занято публичными и частными зданиями, а в том, что оставалось от цирков Агонального и Большого, едва ли можно что-либо различить, кроме их положения и внешней формы.

6. Колонны Траяна и Антонина еще стояли на своих местах, но египетские обелиски были разбиты в куски или были погребены в земле. От созданных руками художников богов и героев остались только одна конная статуя из позолоченной бронзы и пять мраморных фигур, из которых самые замечательные два коня — Фидия и Праксителя.

7. Мавзолеи или надгробные памятники Августа и Адриана не могли совершенно исчезнуть; но первый из них имел вид земляной насыпи, а второй превратился в настоящую крепость под именем замка св. Ангела. Если к этому прибавить несколько разбросанных и неизвестно с какой целью воздвигнутых колонн, то этим и ограничатся остатки древнего города, так как признаки позднейшей постройки ясно видны на городских стенах, которые имели десять миль в окружности, вмещали в себя триста семьдесят пять башенок и имели тринадцать ворот.

Поджио писал этот грустный очерк более чем через девятьсот лет после падения западной империи и даже после падения королевства, основанного в Италии готами. Продолжительный период общественных бедствий и анархии, в течение которого могущество, искусства и богатство покинули берега Тибра, не был в состоянии восстановить прежнее великолепие Рима или прибавить к нему новые украшения; а так как все, что входит в сферу человеческой деятельности, неизбежно вступает на попятный путь, если не двигается вперед, то понятно, что каждое из следующих столетий довершало разрушение старинных сооружений. Чтобы измерить постепенность этого разрушения и выяснить, в каком положении находилось каждое из древних зданий в каждую историческую эпоху, пришлось бы взяться за бесконечную и бесполезную работу; поэтому я ограничусь двумя замечаниями, которые послужат предисловием к краткому исследованию общих причин и последствий упадка.