По этим причинам и в надежде снова переселиться за Альпы они опрометчиво нарушили внутреннее спокойствие и единство церкви, а в католических школах и до сих пор ведутся споры о том, которое из двух избраний должно считаться законным. Решение, на котором остановились французский двор и французское духовенство, было внушено не столько национальными интересами, сколько национальным тщеславием. Следуя их примеру и подчиняясь их авторитету, Савойя, Сицилия, Кипр, Арагон, Кастилия, Наварра и Шотландия приняли сторону Климента VII, а после его смерти — сторону Бенедикта Тринадцатого. Рим, главные итальянские государства, Германия, Португалия, Англия, Нидерланды и северные государства признали правильным более раннее избрание Урбана Шестого, преемниками которого были Бонифаций Девятый, Иннокентий Седьмой и Григорий Двенадцатый.

С берегов Тибра и с берегов Роны два первосвященника вступили между собой в борьбу при помощи пера и меча; общественный порядок, как гражданский, так и церковный, пришел в расстройство, и эти бедствия пришлось выносить самим римлянам, которые считались их главными виновниками. Они тщетно льстили себя надеждой, что их город будет средоточием церковной монархии и что для их бедности послужат облегчением дань и приношения верующих; но раскол Франции и Испании направил поток прибыльного благочестия в другую сторону, а за эту потерю не могли вознаградить римлян два юбилея, праздновавшиеся в течение десяти лет. Вызванная расколом борьба, нападения внешних врагов и народные смуты нередко принуждали Урбана Шестого и его трех преемников удаляться из Ватикана. Колонна и Орсини все еще занимались своими пагубными распрями; римские знаменные дворяне отстаивали привилегии республики и употребляли их во зло; наместники Христа набирали войско и казнили этих мятежников виселицей, мечем и кинжалом, а во время одного дружеского совещания одиннадцать народных депутатов были изменнически умерщвлены и выброшены на улицу. Со времен нашествия Роберта Нормандского римляне предавались своим домашним распрям без опасного вмешательства иноземцев. Но во время созданной расколом неурядицы честолюбивый сосед римлян, неа-польский король Владислав поддерживал то папу, то римское население, попеременно изменяя и тому, и другому. Папа назначил его гонфалонъером (хоругвеносцем), или генералом католической церкви, а народ отстаивал свое право избирать своих должностных лиц. Осаждая Рим и с сухого пути, и со стороны моря, Владислав три раза вступал в город варварским завоевателем, осквернял алтари, насиловал девушек, грабил торговцев, говел в храме св. Петра и оставил гарнизон в замке св. Ангела. Его военные предприятия не всегда были успешны, и однажды он был обязан трехдневной проволочке тем, что сохранил свою жизнь и свою корону; но Владислав, в свою очередь, одерживал верх и только его преждевременная смерть спасла метрополию и церковную область от честолюбивого завоевателя, присвоившего себе титул или, по меньшей мере, права римского короля.

Я не имел намерения излагать историю раскола; но Рим, судьба которого служит сюжетом для этих последних глав, был глубоко заинтересован спорами о преемстве его монархов. Первые советы примириться и восстановить единство христианской церкви исходили от Парижского университета, от того сорбоннского факультета, ученые члены которого считались, по меньшей мере в галликанской церкви, самыми лучшими знатоками богословской науки. Они благоразумно устранили всякие щекотливые расследования о причинах распри и об основательности доводов той и другой стороны и для исцеления недуга предложили, чтоб оба претендента — римский и авиньонский — одновременно сложили с себя свой духовный сан, предварительно уполномочив кардиналов противной партии на участие в выборах, и чтоб все народы отказались от повиновения, если бы какой-нибудь из двух соперников предпочел общей пользе свои личные интересы. Всякий раз как папский престол оказывался вакантным, эти врачи церкви старались предотвратить вредные последствия торопливых выборов; но политика конклава и честолюбие его членов не внимали ни голосу рассудка, ни просьбам, и что бы ни обещал тот, кого выбирали в папы, он не считал себя связанным клятвой, которую дал в бытность кардиналом. Миролюбивые намерения университета устранялись в течение пятнадцати лет коварством соперничавших первосвященников, совестью или страстями их приверженцев и непрочным влиянием французских политических партий, которые руководили действиями безумного Карла Шестого. Наконец было принято энергичное решение: торжественное посольство, состоявшее из номинального Александрийского Патриарха, двух архиепископов, пяти епископов, трех рыцарей и двадцати ученых, было отправлено к дворам авиньонскому и римскому от имени церкви и короля с требованием отречения двух претендентов — Петра де Луна, называвшего себя Бенедиктом Тринадцатым, и Анжело Коррарио, принявшего имя Григория Двенадцатого. Желая выразить свое уважение к древнему величию Рима и вместе с тем обеспечить успех своего предприятия, послы пригласили городских должностных лиц на совещание и обрадовали их положительным заявлением, что христианнейший король не имеет намерения куда-либо переносить папский престол из Ватикана, который, по его мнению, есть настоящая и самая приличная резиденция для преемников св. Петра. Один красноречивый римлянин выразил от имени сената и народа желание содействовать объединению церкви, пожалел о мирских и духовных бедствиях, порождаемых продолжительным расколом, и просил у Франции защиты от военных сил неапольского короля. Ответы Бенедикта и Григория были одинаково назидательны и одинаково неискренни, а уклоняясь от предъявленного им требования отречься от престола, оба соперника руководствовались одинаковыми чувствами. Они сознавали необходимость предварительного личного свидания, но никак не могли сойтись в том, что касалось времени, места и внешней обстановки этого свидания. “Если один из них делает шаг вперед (говорил один из служителей Григория), то другой делает шаг назад; один из них точно будто принадлежит к разряду тех животных, которые боятся выходить на сушу, а другой точно будто принадлежит к разряду тех тварей, которые боятся воды. Таким-то образом эти престарелые первосвященники жертвовали спокойствием и вечным спасением христиан, чтоб немного продлить свое владычество”.

Их упорство и недобросовестность наконец вывели христиан из терпения; каждый из них был покинут своими кардиналами, которые сошлись с кардиналами противной партии как с друзьями и сотоварищами, а кардиналов поддерживало в их восстании многочисленное собрание прелатов и послов. Созванный в Пизе собор низложил с полным беспристрастием и римского папу, и авиньонского; конклав единогласно выбрал в папы Александра Пятого, а после неожиданной смерти Александра выбрал на его место самого распутного из людей — Иоанна Двадцать Третьего. Но вместо того чтоб положить конец расколу, опрометчивость французов и итальянцев создала третьего претендента на кафедру св. Петра. Небывалое право, которое присвоили себе собор и конклав, вызвало протесты: три короля — Германский, Венгерский и Неапольский — приняли сторону Григория Двенадцатого, а Бенедикт Тринадцатый, который был родом испанец, нашел поддержку в благочестии и в патриотизме своих могущественных соотечественников. Констанцкий собор исправил опрометчивые решения, которые были приняты в Пизе; император Сигизмунд играл на этом соборе важную роль в качестве защитника и покровителя католической церкви, а число и вес гражданских и церковных представителей, съехавшихся в Констанце, придавали собору внешний вид европейских генеральных штатов. Из трех пап первою жертвою пал Иоанн Двадцать Третий; он обратился в бегство и был приведен назад пленником; самые скандальные из взведенных против него обвинений были устранены: наместник Христа был обвинен только в морских разбоях, в убийствах, в изнасиловании женщин, в мужеложстве и в кровосмесительных любовных связях, а после того как он подчинился поставленному над ним обвинительному приговору, он поплатился тюремным заключением за то, что опрометчиво вверил свою личную безопасность находившемуся на той стороне Альп вольному городу. Григорий Двенадцатый, владычество которого ограничивалось небольшим городом Римини, сошел со своего трона с большим достоинством: его собственный посол созвал собрание, пред которым он отказался от титула и от власти законного папы. Чтоб сломить упорство Бенедикта Тринадцатого или его приверженцев, император сам предпринимал поездку из Констанца в Перпиньян. Короли Кастильский, Арагонский, Наваррский и Шотландский выговорили в свою пользу справедливые и почетные условия; Бенедикт был низложен собором при содействии испанцев; но в то время как этот бессильный старец жил в своем уединенном замке, ему не мешали по два раза в день отлучать от церкви те мятежные государства, которые не захотели признавать его власть. Искоренив таким способом последние остатки раскола, Констанцкий собор приступил медленно и осторожно к избранию римского монарха и главы церкви. Ввиду важности дела двадцати трем кардиналам, составлявшим конклав, были назначены помощниками тридцать депутатов, выбранных поровну от каждой из пяти главных христианских наций — итальянской, германской, французской, испанской и английской, а эти иноземцы не оскорбляли римлян своим вмешательством благодаря тому, что великодушно отдали предпочтение итальянцу и римлянину — и выбор конклава остановился на наследственных и личных достоинствах Оттона Колонна. Рим с радостью и с покорностью признал своим государем самого благородного из своих сынов; церковную область стали охранять могущественные родственники Колонна, и с возведения Мартина Пятого на папский престол Ватикан снова сделался постоянной папской резиденцией.