Он шумно вдохнул воздух и подул на меня с такой силой, что я мгновенно оказался в маленькой комнате, придавленный ветром к постели.

– Вставай, – растолкала меня Гиацинта. – Тебе пора идти к следователю.

– Не пойду, – сказал я. – Иди сама, я ни при чем.

– Допрыгаешься ты, Барсик, – недовольно произнесла Гиацинта.

Я открыл глаза: яркое солнце светило мне в лицо. Я тут же бросился записывать сновидения. В этот момент Петрович, одетый, открыл дверь и схватил свою сумку.

– Куда это ты собрался? – удивился я.

– Пока ты тут расслабляешься, Джи берет меня в ситуацию, – буркнул он.

Я кое-как натянул на себя одежду, выскочил на кухню и, схватив пальто, бросился на улицу догонять Джи. "Ну и Петрович, – злился я, – отъявленный негодяй, не мог предупредить меня раньше".

Я подбежал к отходящей электричке; на платформе никого не было. Двери стали с шумом закрываться, и я с трудом раздвинул их руками и протиснулся внутрь. Обойдя все вагоны, я только в последнем обнаружил Джи, спокойно сидящего на скамье и разъясняющего Петровичу проблемы мироздания.

– А я думал, что ты прозеваешь свой шанс, – засмеялся он.

– Если я пропущу хоть один, то никогда не достигну Просветления.

– Я не даю тебе никаких гарантий, – сказал Джи и достал дорожные шахматы. – Ну что, Петрович, не сыграешь ли ты пар-тейку с Ласаро?

– Да, с жалким Барсиком я всегда готов сыграть – ему это поможет переварить вчерашнюю ситуацию, – ухмыльнулся Петрович, подражая Джи в значительности интонации.

Я бы с удовольствием заехал ему по фэйсу, но присутствие Учителя остановило моего Уробороса, и я стал расставлять фигуры.

– У тебя появился замечательный шанс поработать над своим Драконом, – заметил Джи, пристально наблюдая, как гнев приливает к моим глазам.

– Ты, Касьян, даже не замечаешь, как стал грубым конюхом, – добавил, ухмыляясь, Петрович.

– Если ты еще уважаешь себя, то опрокинь шахматы Петровичу на голову! – орал внутри меня Уроборос.

Я стиснул зубы, сопротивляясь сильнейшему искушению, но затем вышел в тамбур, изо всех сил хлопнув дверью.

Под холодным ветром Уроборос притих и спрятался в нору. Тогда я мирно вернулся в вагон. Джи спокойно доигрывал мою партию.

– Ну что, удалось, – поинтересовался он, – пережить сознательное страдание, пока Петрович пускал кровь твоему Дракону?

– Это было непросто, – отвечал я.

– Но ведь ты сам подписался на обучение, – добавил он, – вот и терпи.

– Терплю, покуда помню, но когда Дракон оживает, все забываю в праведном гневе.

– Ну что ж, – вздохнул Джи, – сегодня я решил познакомить вас с загадочной мистической дамой, живущей замкнутой жизнью. Ее зовут Лэйла. В вашу задачу входит легко вписаться в ситуацию, не нарушая ее тончайшего узора.

– Ну, это не сложно, – заявил Петрович, – можете на меня положиться.

– Что б мы без тебя делали? – усмехнулся я.

Ближе к вечеру мы во главе с Джи вошли в подъезд дома сталинских времен, сумрачно выделявшегося в редком морозном тумане. Дверь открыла женщина с суровым смуглым лицом, глянула черными прищуренными глазами и сказала сухо:

– Входите.

Мужская рубашка на ней была живописно испещрена мазками и пятнами краски, брюки не гнулись от покрывавшего их разноцветного слоя, в котором преобладал голубой и зеленый.

"Да она, видимо, известная художница!" – догадался я и прошел на кухню. Моя догадка подтвердилась, когда я увидел нарисованную на беленой стене сине-фиолетовую лохматую спираль – она могла быть циклоном или галактическим вихрем.

– Это ваша работа? – вежливо спросил я.

– Это намалевал один мой знакомый, – обиженно сказала хозяйка, – и теперь часами медитирует на свое изобретение.

На стульях с высокими спинками возлежали два огромных кота, мерцая туманными глазами. Один из них, занявший целых два стула, при моем приближении зло зашипел. Я небрежно сбросил его на пол, на одно из отвоеванных мест уселся сам, а другое предложил Джи.

– Между прочим, – жестким голосом сказала художница, застыв с чайником в руке, – коты в древнем Египте считались священными животными. К тому же коты связаны с астралом дома. Неуважительное обращение с ними приводит к ссоре с духами – хранителями очага.

– Приветствую вас, Господин Школьный Учитель, – поклонился Джи серому коту, и тот ответил загадочной чеширской улыбкой.

– Его зовут Рамзес, – сообщила Лэйла.

– А второго? – поинтересовался Джи.

– Рамзес Второй.

Я недвусмысленно усмехнулся.

– Какого невоспитанного человека вы привели в мой дом, – добавила она.

– Я слыхал, что через голубые глаза сиамского кота, – солидно произнес Петрович, – можно войти в контакт даже с самим фараоном.

– Можно, но не всем, – отрезала Лэйла.

В ее взгляде я прочитал: "Когда же вы, наконец, уйдете?"

– Вы не могли бы показать нам свои работы? – мягко спросил Джи.

– Пожалуйста, – сказала Лэйла с видимым безразличием, – можете пройти в мою комнату.

Я последовал за Джи в большой зал, лишенный мебели – только мольберт и круглый стол без скатерти. И стол, и пол под ним тоже были в мазках и пятнах краски, как палитра. Вдоль стен тянулись стеллажи, уставленные странными сюрреальными картинами. На многих из них была изображена Фея в одеянии египетской жрицы, на других – святилища и пирамиды среди голубоватой пустыни. Мне показалось, что в комнате звенит странная мелодия, древняя, ритмичная и прохладная.

– Лэйла, – тихо сказал Джи, – это тайная фрейлина Феи, прекрасный алмаз, который преждевременно потускнел, будучи заключен в простую невзрачную оправу. На тонком плане она является статуей, которая стоит у входа в храм, застыв в ритуальной позе просящей подаяния. Из высших сфер я ей однажды бросил золотой, и до сих пор она живет его остатками.

– Она кажется мне мужественной и неприступной, – заметил я, – а в ее картинах слишком много прохладного разума.

– Это ритуальная сущность, в прошлом жившая в индийском тантрическом храме. Все древнее знание до сих пор сокрыто в ее теле. Но она об этом не знает, и не стоит ей об этом говорить. Лэйла будет посильнее Лорика, только в ней надо пробудить эту спящую энергию. Она сейчас похожа на руду, которую необходимо долго обрабатывать.

Ритуальные женщины всегда одиноки – Гиацинта, Фея, Лэйла. Сейчас ее сердце мертво, и ты мог бы его оживить. Лэйла – древняя душа, обитавшая в других цивилизациях. Она глубоко вошла в наш Луч, поэтому… смотри сам.

Я задержался в комнате, рассматривая картины, а Джи вернулся на кухню. Видимо, Лэйла немного смягчилась, потому что, прислушавшись, я услышал обрывок ее рассказа:

– Однажды мой отец, путешествуя по Крыму, поднялся на гору Ай-Петри. Взглянув на море с вершины, он вдруг увидел в воздухе четкое видение древнего Египта – храмы, пирамиды, статуи. Он смотрел, а видение не исчезало, и было таким же настоящим, как город внизу. Он тогда позвал своего товарища, крикнул ему, чтобы тот тоже увидел такое чудо, обернулся – и видение мгновенно пропало, и ничего уже не было…

Я поспешил на кухню, но с моим появлением интересный разговор прервался. Под колючим взглядом Лэйлы я почувствовал себя неуютно.

– Я откланиваюсь и ухожу, – сказал Джи Лэйле, – но оставляю вам для беседы моего младшего брата, – и, взяв с собой Петровича, он удалился.

– Меня интересует только Фея, – заявила она, проницательно разглядывая меня, – а также все, что с ней связано.

– Мне хотелось бы подружиться с вами.

– Вы уже успели нахамить моему Рамзесу, – холодно улыбнулась она. – Это то же самое, что оскорбить меня.

– Мне надо попросить у него прощения? – усмехнулся я.

– И как можно скорее – хотя и это вам ничем не поможет, и вообще я не расположена к бессмысленным разговорам.

– Прошу прощения, ваше величество, – саркастически произнес я, – за то, что бесцеремонно согнал вас с трона.

– Не люблю неискренних людей, – сверкнула глазами Лэйла, – даже если они сумконосцы Джи.