От безудержной радости я тут же проснулся.

– Гиацинта, – вскричал я, – нас поженили на тонком плане! Теперь мы муж и жена.

– Ты сумел пройти астральную канцелярию, где за мной наблюдают, – улыбнулась она.

– Что ты имеешь в виду?

– Я ничего не собираюсь тебе объяснять.

Через неделю нас расписали. Свидетелями на свадьбе были Джи, Фея и Петрович. Мы с госпожой Гиацинтой поселились в отдельной маленькой комнатушке, Петрович жил в другой, а Джи с Феей – в просторной комнате.

– Теперь, на правах законного мужа, мне хочется разобраться с Данилой, – заявил я госпоже Гиацинте.

– Вот и хорошо, – засмеялась она, – сегодня же мы обязательно посетим его.

Но, когда мы подошли к квартире на Белорусской, я с удивлением заметил на двери листок бумаги с милицейским штампом:

"Квартира опечатана. Хозяину помещения явиться в следственный отдел МВД".

– Какой ужас! – воскликнула Гиацинта. – Я так и знала, что с этим Данилкой попаду в неприятную историю. Видишь, дорогой Барсик, придется тебе идти в милицию!

– А я-то при чем? – возмутился я. – У меня нет желания попасть под наблюдение^этих товарищей.

– Что это за трусливый муж? – вспыхнула Гиацинта. – Улаживать дела с милицией – это твое дело. Тебя ведь все равно вызовут на допрос.

"И мое обучение у Джи уж точно закончится", – подумал я.

– Раз ты дрожишь как осиновый лист, – снисходительно произнесла она, – отправляйся домой, вечером встретимся.

Я счастливо зашагал в сторону метро.

Вернувшись вечером домой, Гиацинта сняла полушубок и сказала:

– Данила-то оказался негодяем. Неделю назад он, как всегда, сидел вечером у телефона и куда-то звонил по делам КГБ. А в этот день по Москве шла очередная проверка документов. В дверь настойчиво позвонили, а когда Данила распахнул ее, то увидел на пороге двух сержантов с пистолетами.

"Предъявите документ", – грозно сказал высокий сержант в кожаной куртке.

"Какие документы, дорогой, – ответил удивленный Данила.

– Вы что, не видите – я сам из КГБ, я знаю все ваше начальство".

"Предъяви документ", – разозлился другой сержант, помахивая пистолетом.

Данила полез искать паспорт по карманам пиджака.

"Извини, сержант, – миролюбиво произнес он, – я живу в другом месте, жена делает ремонт, паспорт лежит в другой квартире".

"Тогда, гражданин, пройдемте в отделение милиции – там и разберемся".

Данила недобро посмотрел на пистолеты и, взяв пиджак, сел в черный милицейский воронок…

– Откуда ты знаешь, как его взяли? – подозрительно спросил я. – Ты что, присутствовала при этом?

– Это тебя не касается, – отрезала она. – Ты бы лучше позаботился, чтобы нас не посадили. Данила, как выяснилось, опасный авантюрист.

– А меня-то за что? – удивился я.

– Тебя – как соучастника, – холодно улыбнулась она. – Наш Данила сбежал из тюрьмы и уже восемь лет находится во всесоюзном розыске, потому что, засветившись в одном городе, сразу смывался в следующий. Он жил тем, что обманом вымогал деньги у богатых дамочек – говорил, что он работник ОБХСС и может достать дорогие шубы и модные вещи. Моей знакомой Моськиной он пообещал шубу за тысячу рублей, и теперь только она поняла, что не видать ей ни шубы, ни Данилкиной любви как своих ушей. Квартиру мою опечатали до выяснения подробностей.

– Ну и попали мы в ситуацию, – произнес Петрович. – Тут надо что-то придумать.

– Пойдем прогуляемся в магазин, – предложил Джи, – там все и обсудим.

Я взял рюкзачок и вышел вслед за ним во двор, заваленный свежим пушистым снегом.

– Если ты прошел сложные ситуации в городе Дураков, – произнес Джи, с удовольствием вдыхая морозный воздух, – то это не значит, что ты всему научился. Судьба не раз подбросит тебе массу таких сюрпризов, в которых ты можешь погрязнуть навеки.

– Не знаю почему, но как только я вступил в Школу, меня стали преследовать сплошные неприятности.

– Наконец-то ты столкнулся с реальной жизнью, – заметил Джи. – До этого ты жил в собственных иллюзиях.

– Передо мной стоит еще одна важная задача, – сказал я, стараясь отвлечься от невеселых дум. – Каким образом вернуть Нику на Корабль? Она влюбилась в чуждого нам товарища Мамкина и уехала с ним в Петербург.

– Нам нельзя терять ее, – заявил Петрович, словно очнувшись от зимней спячки.

– Никогда не стремитесь ничего исправить в мире, – вдруг ответил Джи, – ибо ваша личная сила иссякнет. Для того чтобы Ника вернулась на Корабль, потребовалось бы собрать энергию всех электростанций мира и применять к ней каждый день, но у вас нет таких сил. Достичь высшей гармонии – значить научиться тонко использовать все противоречия. Не стремитесь исправить, стремитесь понять. Лишь Орден может исправить и сам это сделает, если нужно. Как только вы начнете исправлять мир – вы погибли. Ваши силы ограничены, вы не можете победить бесконечное число врагов. Но победить в душе негатив на ближнего своего – есть соизмеримая с вашими потенциями борьба с последствиями космической катастрофы, жертвами которой вы являетесь до сих пор.

– Как я ненавижу этого Мамкина, – процедил Петрович, – увел от нас лучшую ученицу.

– Как только вы испытываете негатив к кому-либо или друг к другу – вы исключаете себя из времени, – сказал серьезно Джи.

– Ваше бытие исчезает, вас в этот момент нет. Некие инфернальные силы вас надули, обманули, провели, уничтожили.

– Что же делать? – грустно спросил Петрович.

– Вот способ борьбы, – ответил Джи, – исключите из тела своего времени все, что связано с негативом.

Не впускайте в тело своего времени врага – тот или иной негатив на ближнего.

За каждым негативом стоит очень враждебная для вас сущность – демон.

Даже если негатив прикрывается очень благородной идеей, все равно за ним стоит демон, который желает вашей погибели.

Время должно принадлежать вам, а не демонам.

Похищение времени демонами опасней, чем похищение жизни, ибо вы навеки сокращаете свою реальную жизнь, запас которой тает от негативов друг на друга. Негатив – это кошмарный враг. Чем благородней негатив, тем он страшнее. Если вы хотите сократить свою космическую жизнь – испытывайте негативные эмоции. Но тогда в конце космической жизни вас ожидает нечто ужасное, в тысячу раз хуже, чем ад, – это космическая свалка.

Но можно победить время, сделав конкретное сверхусилие, и излучать из себя атмосферу радости и сотворчества.

– Слушай внимательно, Петрович, – заявил я, когда мы вернулись и сели пить чай, – с сегодняшнего дня мы должны прекратить всякую вражду.

– Мне не нравится слово "должны", я никому ничего не должен…

– Во всяком случае, я объявляю тебе перемирие.

– Какой ты, Петруша, упрямый, не слушаешься, все норовишь перечить и баловаться в своей маленькой клеточке, – пропела Гиацинта, – не поскользнулся бы ты где-нибудь.

Петрович сразу присмирел и уткнулся в свою тарелку.

– Дорогая Гиацинта, – попросила Фея, – не могла бы ты нам рассказать что-либо о себе?

– Вряд ли вас заинтересует моя история. Лучше Гиацинта расскажет, что она может делать.

Гиацинта глупая и может только хозяйничать по дому, варить, убирать, стирать и готовить еду. Но она также может писать интересные сказки, любить и грезить. Гиацинта не может думать, забивать гвозди и держать молоток в руках. Она представляет мужчин маленькими детьми и тогда участливо заботится о них. Если Барсик полюбит немного Гиацинту, а потом бросит, то она побежит на помойку, и найдет себе самое мерзкое существо, и будет ласкаться с ним. Поэтому ее нельзя заласкивать чрезмерно. Один раз в месяц вполне достаточно. Так что смотри, Барсик, не заласкивай Гиацинту, это ведь как пьянство. Если она запьет, так ей мало вот так здесь с вами пить, она побежит еще куда-то на сторону, чтобы выпить с кем-то еще. А нагулявшись на помоечке, Гиацинта придет и скажет: "Вот это тебе все, Барсик, это все твое". После сильных запоев Гиацинте хочется куда-либо сбежать и скрыться. Она так делает, если ее не любят, бьют и плохо к ней относятся. Гиацинта не любит только одно эротическое общение, с ней надо поговорить о разном, о многом. Она может быть разнообразной и многогранной, она любит, чтобы ее иногда сводили в гости…