Она, кстати, вовсе не так однозначна, как может показаться несведущему. Далеко не каждой семье, «отпочковавшейся» от основной, будут предоставлены отдельные «апартаменты». Как правило, таковые ждут только большой сильный рой. А если семейка вылетела так себе, хиленькая, ее либо вернут в лоно основной фамилии — скинут на «свояка», либо с ее помощью добавят «свежей крови» какой-нибудь другой несильной семье. Это делается так: рой высыпается на прилетную доску улья. Вы не знаете, что такое прилетная доска, хотя и догадываетесь? Да, именно так: пчелы, приближаясь к своему домику, не пробираются прямо в щель-леток, а садятся сначала на прилаженную к этой щели доску.

Интересно наблюдать, как они плюхаются на нее, тяжелые от нектара или пыльцы, «переводят дух» и лишь потом движутся к парадному входу. Так вот, скинутая на эту доску пришлая семья начинает исполнять ритуальный «танец». Что за ерунда, какие у этих полосатых насекомых могут быть танцы, возмутитесь вы. И я бы не поверила, если бы сама не наблюдала его. «Подселенцы» не прут нахально в чужой для них дом. Они начинают неспешно, с остановками, двигаться по направлению к летку, подняв заднюю часть туловища и усиленно работая крылышками. Ну чистое «Кин-дза-дза». «Ку», одним словом. Они будто демонстрируют свою толерантность и согласие с уставом. Таким образом просятся в новую для них коммуналку, куда их, после прохождения «фейсконтроля», благополучно принимают. И попробуй не сделать «ку»…

Вообще, пчелы — существа удивительные. Их трудолюбие просто поразительно. Неслучайно наиболее работящих из человеческих особей именуют «пчелками», ну, а лентяев — «трутнями».

Первое впечатление при взгляде на пчел внутри улья, что его обитатели охвачены какой-то беспорядочной суетой. Но это лишь на первый взгляд. На самом деле в пчелиной семье все организовано очень четко и логично. Матка откладывает яички, из которых «вылупляются» детки. За детками, как и положено, ухаживают няньки, кормят их, поддерживают нужную температуру в домике — малышня не должна перегреться. Кстати, любопытно наблюдать за работой «живого вентилятора». Эту функцию выполняют сидящие у летка пчелки, которые усиленно работают крылышками, выгоняя таким образом более теплый воздух из улья наружу.

Рабочие пчелы отстраивают соты, нанося в одни ячейки пыльцу, в другие нектар. Именно из него после переработки ими получается мед. Это солнечного цвета лакомство — итог их трудов. Такова сущность этих насекомых: сладкое угощение они заготавливают для себя, чтобы прокормиться большому семейству. Но, как заведено мудрой природой, припасают они больше, чем могут съесть. Вот этот «излишек» пасечник-рэкетир у них и отнимает. Он — их «крыша».

Кроме матки и рабочих пчел есть еще и трутни. Да-да, те самые, которые в человеческом сообществе бессовестные лоботрясы. Эти бездельники крупнее своих работящих сестер, но, увы, совершенно не приспособлены трудиться: у них короткий хоботок и нет корзиночки для переноски пыльцы, потому питаются они только готовым медом. Тогда зачем нужны эти дармоеды — спросите вы. А ведь нужны! Они оплодотворяют маток. Происходит это в полете, во второй половине дня, в безветренную пору. После короткой «любви» с маткой трутень погибает — такова его судьба. И вообще, нужны эти мачо только во время размножения семей. Позже их безжалостно изгоняют из ульев на улицу сами пчелы, где герои-любовники и погибают от бескормицы — «Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить».

На самом деле природа с трутнями явно перестраховывается. Для оплодотворения одной матки нужно всего штук до пяти этих «орлов», а их появляется на свет с огромным переизбытком, чтобы уж наверняка.

Впрочем, рассказывая о жизни этих удивительно интересных насекомых, я отвлеклась от порученной мне роли пчелиного сторожа и чуть не пропустила нужный момент: пасека загудела. Наконец-то началось! Пчелы как ужаленные торопливо выскакивают из улья, кубарем катятся по прилетной доске от наседающих сзади, взлетают и тучей кружат в воздухе. Потом, когда эта туча достигает приличных размеров, она некоторое время мечется по пасеке, перетекая от одного дерева к другому в поисках наиболее удобного временного пристанища. И вот выбор сделан — рой направляется к одной из «ловушек», развешанных на яблонях. Пчелы садятся на ветви, листья дерева, часть сразу устремляется в привой. Они громко гудят, и мне даже становится немножко страшно, хотя в моей экипировке — в специальной куртке, непрокусываемых штанах, резиновых перчатках, а главное, с маской на голове, — бояться вроде нечего.

Пересилив страх, с любопытством наблюдаю за процессом вместе с пасечником, вызванным из дома по сотовому: ну до чего прогресс дошел! У него с собой ведро с водой и веником, которым он смахивает приземлившихся не там пчел. Постепенно гул начинает стихать, почти вся семья собирается вместе. Бесстрашный в отличие от меня, трусихи, пчеловод голыми, без перчаток, руками снимает с дерева привой с пчелами, аккуратно скидывает его содержимое в роевню и относит в сарай. Пока рой наслаждается там прохладой, нужно подготовить для новой семьи улей, где она будет жить дальше.

А потом, когда придет время, соты и в новом домике и в других заполнятся янтарным нектаром, пахнущим солнцем, летом и цветами. Ох как же он мне нравится! Особенно за то, что в нем есть крохотная капелька и моего, пчелиного сторожа, труда. И пусть я не пчелка, но я ведь тоже старалась.

Вот такая она — «сотовая связь».

Спасибо вам, пчелки, за нее!

Незваные гости

Повадились к нам что ни день два гостя наведываться. Братья. Чернявые такие, симпатичные. Друг на дружку похожие. Ну, вроде как близнецы. Характером эти между собой родственники веселые, добродушные. Улыбаются всё. Слова дурного от них не услышишь. Да они вообще всё больше молчат. Приходят молчком и уходят так же. Да и ладно. Другие ведь такого нагородят. Думаешь, уж лучше бы молчали…

В деревне они у нас недавно. Пришлые. Откуда эти братья, какого роду-племени, кто родители, никто не знает. О себе ничего не рассказывают. Может, скрытные, а может, просто скромные. Ну и мы с расспросами не лезем. Захотят, сами откроются. Не все же любят кричать о себе, кто и молчит. Дела, мол, мои за меня скажут.

Гости эти, конечно, не шибко разговорчивые, и это даже плюс им, но, как бы выразиться покультурнее… немножко беспардонными нам показались. Всё-то им любопытно, любознательно. Всё хочется осмотреть, потрогать и… даже понюхать. Ну что с них возьмешь — молодежь зеленая. Воспитания-то никакого. Всё больше уличное. Непосредственные до столбняка.

Так вот, зачастили они к нам. Да и как не зачастить? Мы ж не звери какие, с пониманием. Коли гости на порог — значит, угощать надо чем богаты. Мы и угощали всякий раз. И промежутки между этими «разами» всё короче и короче. Ну, думаем, скоро и вовсе к нам переселятся, насовсем. А братья наши близнецовые во вкус вошли. Прямо с утра стали за вкусненьким к нам приходить незваны-непрошены. Мы, значит, только глаза продираем ото сна, сами еще не евши, не пивши, а гости наши тут как тут. Не спят вовсе, что ли?

Ну, ходят они к нам, ходят, значит, молчком гостят да и отправляются восвояси. Ни тебе «спасибо» ни «пока». Не воспитанные ни разу, что ж поделаешь. Да это бы ладно. Мы и сами гарвардов не заканчивали. Но стали мы примечать, что после наших кунаков вещи стали пропадать. Поначалу-то пропажи эти с братьями никак не связывали. Что ж сразу-то, без суда и следствия… А как же презумпция с толерантностью?

Н-да, испортил нас либерализм, даже когда видим, что обманывают, обвешивают, обкрадывают, глаза стыдливо отводим.

Однако что-то меня в сторону занесло. Вернемся к нашим незваным гостям, что хуже… не буду говорить — кого, неполиткорректно получится. В общем, после ухода товарищей этих, что без приглашения являются, то одну вещь обыщемся, то другую.