Два года мы вместе учились, собирали хлопок осенью, ходили на субботники, общались на редких классных вечеринках по праздникам… Удивительно, пытаюсь сейчас вспомнить что-то яркое, связанное с Сережей. И не могу. Он был почти незаметен. Учился хорошо, как и все. Был силен в точных науках. Отвечал на уроках уверенно и с достоинством, без присущего иным отличникам артистического жонглирования знаниями. В нем такого не было. Он не хотел казаться кем-то другим, кем не был. И это подкупало.
Мне Сергей очень нравился. Не скажу, что влюбилась в него. Разве что самую малость. К нему неудержимо тянуло. Наверное, больше как к другу, товарищу, чуточку брату. Я немножко завидовала своей подруге, однокласснице и моей соседке, у которой с Сережей сложились более романтичные отношения. Он приходил к ней иногда вечерами, и они сидели на скамейке у дома, может быть, держались за руки, может, целовались. Мне они казались почти женихом и невестой. Смешно теперь вспоминать… Какое там «тили-тили-тесто…». Первое чувство, симпатия — не больше. Всё было невинно и возвышенно-чисто.
«И мы переходим
в какое-то новое качество
и вдаль отплываем
к неведомой новой земле,
и не замечаем,
что начали странно покачиваться
на новой воде
и совсем на другом корабле» [3].
Выпускной, встреча восхода солнца всем классом и… разлетелись кто куда. Я отправилась на берега Невы. В первый год недобрала баллов в университет. Возвращаться домой было стыдно. Поступила на подготовительные курсы и устроилась на работу. Про Сергея подруга написала, что он пошел в летное училище. Надо же, а я и не знала, что он хотел стать военным. Да и что я, да и все мы, по сути, о нем знали?
Примерно через год после окончания школы я написала ему, вложив в конверт свою фотографию. Округлившаяся мордашка, короткая стрижка… Ответил, что даже не узнал меня сразу, и огорчился, что я отрезала свою косу, а она у меня была ниже пояса. Нашел о чем горевать! Да мы же уже взрослые, у нас самостоятельная жизнь, в которой сами решаем, где учиться и работать, как одеваться, с кем дружить… Мы ведь уже на «совсем другом корабле»…
«Сережка ольховая
выше любого пророчества.
Тот станет другим,
кто тихонько ее разломил.
Пусть нам не дано
изменить всё немедля, как хочется, —
когда изменяемся мы,
изменяется мир».
Ах молодость, молодость… Тогда казалось, впереди большая и обязательно красивая жизнь. Мы не боялись мечтать о несбыточном. Нам были по плечу если не сами свершения, то уж точно громадье собственных планов. Мы готовы были перевернуть мир. Изменить его к лучшему. Сделать прекраснее. Мы торопились жить. Любить.
Оказывается, Сергей рано женился. У него родилась дочь Виктория. Наверное, он любил и ее, и жену. Не мог не любить. Не такой он человек, чтобы без любви.
Жизнь и меня закрутила: учеба, книги, музеи, сам город как музей — самый лучший, незабываемый, нежно любимый и сегодня… Работать по профессии вернулась домой. Там и половинку свою встретила. Назначили день свадьбы. Но за месяц до нее…
Тяжело вспоминать и теперь, хотя это было так давно: двадцать семь лет назад Сергей погиб. И было ему тогда двадцать пять.
ГЛУХОВ СЕРГЕЙ АНДРЕЕВИЧ
ЛЕЙТЕНАНТ в/ч 23229
Помощник командира самолета Ан-12, родился 23.3.1960 г. в г. Сырдарья Узбекской ССР. Русский. В Вооруженных силах СССР с 3.8.1979 г. Окончил Балашовское ВВАУЛ. Проходил службу в 111-м ОСАП.
В Республике Афганистан с июня 1984 г. Неоднократно в составе экипажа принимал участие в перевозке личного состава из СССР в Республику Афганистан, а также в доставке военного имущества. 11.07.1985 г. во время выполнения боевого задания погиб в авиакатастрофе.
За мужество и отвагу награжден орденом Красной Звезды (посмертно). Похоронен в Ташкенте [4] .
Героизм… Что это такое? В войну — понятное дело. А в мирное время? Подросток вытаскивает из реки тонущего малыша… Обычный прохожий, став свидетелем разбоя, задерживает преступника… Посторонний человек, не пожарный, из горящего дома выносит детей… Да, такое в жизни случается. И нередко. Наверное, этих людей можно назвать героями. Хотя бы потому, что в тот момент они не о себе думают, а как спасти чужую жизнь. А то, что случилось с Сергеем? Отдать жизнь в чужой стране, в чужой войне, это — героизм? Увы, ответ на вопрос не так однозначен.
Пытаюсь представить, о чем были его последние мысли за мгновения до гибели. О верности долгу, присяге, офицерской чести? Или о том, как это кто-то потом оценит? Вряд ли. Скорее всего Сергею до смерти хотелось жить… Летать, растить свою дочь, любить жену, заботиться о матери… Просто жить…
«Уронит ли ветер
в ладони сережку ольховую,
начнет ли кукушка
сквозь крик поездов куковать,
задумаюсь вновь,
и, как нанятый, жизнь истолковываю
и вновь прихожу
к невозможности истолковать».
А это я нашла в Интернете:
«Глухова Виктория Сергеевна.
Мой отец, Глухов Сергей Андреевич, погиб в Афганистане 11 июля 1985 г. Хочу найти родственников, а их у меня много)))»
Сергей Глухов ушел. Но он со мной. С нами, знавшими его. После него осталось его продолжение — дочь. А еще — память.
«Сережка ольховая,
легкая, будто пуховая,
но сдунешь ее —
всё окажется в мире не так,
а, видимо, жизнь
не такая уж вещь пустяковая,
когда в ней ничто
не похоже на просто пустяк»…
Сотовая связь
Теплый июньский день, погожий и ясный, словно умытый. Солнце пригревает, но несильно. Легкий ветер погоняет свое стадо белоснежных кучерявых баранов по голубому небесному полю. Всё вокруг в буйном цветении полевых растений. Названия большинства из них мне, увы, неведомы, ведь я родилась и выросла совсем в других краях. Голову кружит от сложного пряного аромата. Пахнет скошенной и уже слегка повядшей травой в смеси с лютиками и почему-то немного карамелью… А еще угадывается легкий свежий аромат белого шиповника — это с огромного куста у дома.
Птицы заливаются — заслушаешься. Вот это, слышите, кажется, соловей. Точно, он! Его трели не спутаешь с другими. Надо же, а я раньше думала, что он только по ночам поет. А это… Увы, сказала бы, да не могу, мои познания певчих птиц ограничиваются соловьями. Их пение слушала бы и слушала… если бы не нахальный вороний гвалт, доносящийся со стороны старых могучих ветл. Как они галдят. Полная какофония! Ну совершенно не попадают в ноты!
Я сижу в саду, под яблоней, и слежу за пасекой. Выполняю важное поручение: сторожу… кого бы вы думали? Конечно же пчел. Нет, красть их никто не собирается. Посмотрела бы я на того, кто б на такое решился! Я сторожу пчелиный рой, который может вылететь из какого-нибудь улья. Для тех, кто знает о жизни этих насекомых еще меньше, чем я, поясняю: рой — это возглавляемая своим матриархальным «главарем» — маткой — пчелиная семья, которой становится тесно в домике, и потому она его покидает в поисках «лучшей жизни». Ну, или хотя бы более просторных условий проживания.
Читала, что в дикой природе такой рой в итоге находит свободное дупло и там осваивается, а в окультуренной хитрый пасечник развешивает для таких случаев на ближайших деревьях привои — миниатюрные деревянные крыши домиков. Вот туда-то рой и летит со своей «мамкой», кучкуется вокруг нее, надеясь, что она о них дальше позаботится. Но и тут эту роль выполняет тот самый продуманный пасечник. Дождавшись, когда вся семья будет в сборе под крышей и немного успокоится, он снимает домушку с пчелами с дерева и ловко ссыпает их в роевню — следующее временное жилище в виде сетчатого барабана с крышкой. Там рой, будучи убранным в темный прохладный угол в сарае, пробудет до вечера, когда хозяин пасеки определит его дальнейшую судьбу.