Ой, чуть не забыли: с заветной полочки у касс к продуктам как бы невзначай перекочевывает упаковка нежевательной резинки. Ощущение, что всё остальное — лишь прикрытие для этого пакетика.

Прошло еще два месяца. Тот же клондайк еды. В корзинке Антона и Кати нормальная человеческая еда: картошка, сардельки, буханка ржаного хлеба, пельмени, не домашние, конечно, но уже без сои, сметана 20-процентная. А еще большущая плитка шоколада: кутить так кутить. Полку у кассы в этот раз проигнорировали.

Еще через два месяца. Те же Тошка и Катя. Среди продуктов помимо обычных колбасы и пельменей соленые огурцы и селедка. За руки почему-то не держатся. Девушка выглядит чуточку растерянной, а молодой человек — виноватым. В последний момент, словно вспомнив, Катя берет коробочку с тестом. Нет, не с тестом для выпечки, конечно. С другим тестом. Который с полосочками. Расплачиваются и быстро уходят.

Наверное, месяца три минуло, как мы не видели наших героев. А вот и они! Антон, уже без прыщей, но все такой же худой, чего не скажешь о Кате. Кажется, она даже еще чуть округлилась. Или всё дело в свободном пальто? Сверху корзины — снова всякая всячина: морские гады, весьма неаппетитные на вид, фрукты с трудно выговариваемыми названиями, косичка сыра, ливерная (!) колбаса. Одна надежда, что на дне все-таки есть и то, что можно есть. Типа пельменей. Пусть даже с соей.

Антон заглядывает Кате в глаза: «Малыш, что ты хочешь? Что тебе еще купить?» Та в ответ капризно: «Зая, я сама не знаю… Вот сейчас мне кажется, я бы съела арбузика, а через полчаса я его уже не хочу…» С полочек в корзинку перебираются сникерс, марс и еще один батончик — «райское наслаждение». У Антона даже слюна во рту стала сладкой. А Катя всё шнырь-шнырь глазами: чего бы еще такого захотеть… А в Антоновых только одно и читается: «Как хорошо, что в нашей семье беременна только ты, любимая…»

Давненько мы не встречали Антона и Катю. Года два? Или побольше? Ба, да их уже трое. В корзинке тележки сидит мальчишечка — с такими же зелеными как у Кати глазами, а вот нос точно папин — картофелинкой. «Транспорт» с дитем и продуктами, среди которых наблюдаются соки и пюрешки для малышей, йогурты и прочие полезности для растущего организма, катит папа. Он возмужал, слегка, килограмма на три, отрастил под носом нечто, заменяющее усы и должное означать статус взрослого человека и отца семейства.

Малыш тянется к полке, успевает ухватить за хвост большущий на вид батончик, под оберткой которого так много воздуха. Однако бдительная мама Катя, с умилением взирающая на свое шустрое чадо, мягко, но настойчиво отбирает лакомство и водружает обратно со словами: «Пусечка, тебе еще рано есть эту гадость». Пусечка, еще не знакомый со словом «гадость», ревет белугой. Успокаивается лишь после того, как папа всучивает сыну «Растишку» с улыбающейся мордашкой: чего, мол, ревешь? Опять памперс мокрый?

С заветной полочки у самой кассы на транспортер в кучу к продуктам снова кладется упаковка того, что означает: в ближайшее время братика или сестренки пусечке не видать. Да и ладно, еще успеется!

…ОН привычно потянулся к диролу «зимняя свежесть». ОНА — к орбиту «тропический рай». Их руки столкнулись. Он посмотрел в глаза любительницы экзотики и… пропал…

…И снова нежевательная резинка… Шоколад и пельмени… Селедка и огурцы… Коробочка с тестом… Чупа-чупс…

О любви к лету, чайной церемонии и не только

Обожаю лето. Причем круглый год. Но почему-то самые пылкие чувства к нему испытываю зимой. Когда ноги мерзнут, зубы бьют чечетку, нос — синий, а щеки, наоборот, красные, — я с особенной остротой понимаю, как же я обожаю лето. Наверное, потому, что родилась там, где его много. Я и там его любила. Даже несмотря на температуру в тени под пятьдесят в июле. Только поняла про свою любовь, когда переехала на Урал. В этих краях суровых мужчин типа Михалыча лето случалось, конечно, но считалось удачей, если ты в те дни оказывался не на работе.

Лета я там начинала ждать где-то с января. Это было моей всегдашней мечтой. Говорила себе: «Скоро лето. Еще полгодика — и опять лето…» И так тепло мне становилось от этих мыслей, что даже вроде и мерзла меньше. И так грелась до наступления долгожданной, любимой, но пролетавшей быстро, как скорый поезд мимо забытого полустанка, мечты. Без остановки.

Теперь я живу в средней полосе. Здесь средние зимы со средними морозами. И лето — тоже среднее, между нормальным и так себе. В этой средней полосе уже можно жить не только летом. А летом — вообще жить замечательно. Всё цветет, колосится, завязывается и плодоносит. Вон в теплице помидорина в полкило уже месяц висит на хиленьком кустике. Чтобы он не сломался, я подвязала эту представительницу семейства пасленовых бинтом, вроде как раненая она. Повисела она так с повязкой недели две, и так ей стало стыдно, что стала краснеть. Скоро снимем. Думаю, ее хватит на шесть салатов и угостить соседей.

Лето — не только время года, но и единения. Оно сплачивает людей общей болезнью, называемой огородничеством. У кого-то бывает с осложнением — в сторону садоводства. Но не только эта «зараза» пристает к нам в эту пору. Есть еще одна, со сложным названием: «а давай-ка мы чего-нибудь построим, пока тепло». Вот и к нам она прицепилась. Но об этом не могу без подробностей.

Мы строим сарай. Хотя нет, это банальное хозяйственно-бытовое название «сарай» просто оскорбительно для того сооружения, что возводится у нас в саду. В шутку мы называем его стройкой века. Потому что теперь, когда половина пути уже пройдена, мы понимаем: за что-то более «эпохальное» в ближайшие сто лет точно не возьмемся!

Я не случайно написала «мы». Поначалу у меня в этой затее был только «чайный» интерес — обещанный мне в конструкции сарая-мастерской балкончик, весь из себя романтический, для пития любимого мной напитка. Я мечтала, что тихими теплыми вечерами, разумеется, летними (не представляю себя сидящей в шубе, валенках и шапке-ушанке на заснеженном балконе и греющейся чаем где-нибудь в январе) мы будем за чашкой чая вести умные беседы и обозревать радующие глаз дали. Ну, или хотя бы просто деревню и поля вокруг. Или, если уже совсем не повезет, то не радующих ни глаз, ни прочие органы чувств двух местных друзей-выпивох. Не увидеть их просто нельзя: они курсируют в магазин соседнего села за горячительным с периодичностью и точностью экспресса Париж-Лондон. Проверяла: с высоты балкона почти весь их путь как на ладони. Не видно их лишь тогда, когда томимые «жаждой» ныряют в магазин, как в туннель под Ла-Маншем.

Так вот, этот мой косвенный на первых порах интерес позже, когда задумка от планов перешла в стадию воплощения, стал обрастать списком обязанностей. Причем в нем, к моему удивлению, не было ни слова о моих правах. Видимо, главное отвоеванное мной право — иметь в итоге возможность пить чай на балконе (вот ведь приспичило!) — девальвировало все прочие. Я-то, наивная, полагала, что буду время от времени, по дороге в теплицу или к кустам смородины, мило любопытствовать: «Как там строительство, дорогой, близко ли к завершению, не пора ли заваривать чай?» Но не тут-то было! Я и сама не заметила, как оказалась вовлеченной в активный процесс.

«Дорогая, помоги мне сделать разметку: у тебя такой острый глаз!» — и «дорогая» с радостью держит рулетку, напрягая все свои «четыре» глаза, причем от усердия в них начинает двоиться. «Милая, давай вместе рассчитаем, сколько каких материалов покупать», — и «милая» рада стараться калькулировать, вспоминая по ходу дела таблицу умножения. Дальше — больше. «Может, ты придержишь вот тут?» — и показывает на конец здоровенной доски. «Конечно», — с готовностью откликаюсь я на просьбу и, с трудом сохраняя равновесие, держу эту тяжеленную штуку, и мне уже не важно, как она правильно называется, лишь бы на меня не свалилась.

В общем, теперь, когда наше сооружение почти имеет крышу, я смело могу сказать, что уже отличаю лаги от стропил — первые на полу, вторые — на крыше (а может, наоборот), что OSB лучше брать европейского производства, а якобы канадские — это местная штамповка, что фундамент, оказывается, может быть столбчатым, а стены — из сэндвич-панелей (и это не про бутерброд), что бита — это не только спортивный снаряд таксиста для отбивания от слишком назойливых пассажиров, но еще и насадка для дрели… В общем, много что еще, не хочу засорять вам память ненужными мелочами, если вы не собираетесь, как и мы, сооружать нечто подобное. Достаточно того, что в моей голове информации на строительную тему уже явный излишек и оттого наблюдается некоторая путаница. Но главное, что на дворе — еще июль, в саду — недостроенная — пока — мастерская, но чай пить на «почти балкончике» уже можно.