Но Ирему приглядываться было незачем. Он и без того ее узнал.

Элиссив покосилась вниз, прикидывая, нельзя ли просто спрыгнуть, не тратя времени на спуск по деревянной решетке. Выяснилось, что, если повиснуть на руках, то до земли останется расстояние чуть больше ее роста. С земли это никак не выглядело бы приличной высотой, но, если смотреть сверху, расстояние казалось более внушительным. На днях она спрыгнула с парапета, бывшего гораздо выше этой изгороди, но тогда ее подстегивало желание утереть нос этому странному мальчишке в синяках, который смотрел на нее так удивленно, будто у Элиссив было три ноги или четыре глаза. "Я думал, в Лаконе могут находиться только те, кто здесь учится!" Пфф!

Элиссив громко фыркнула. Воспоминание о том прыжке подняло ей настроение. Как у него, должно быть, вытянулось лицо, когда она перемахнула через перила лестницы!

Было бы забавно встретить его еще раз. Особенно теперь, когда она так лихо одолела эту изгородь.

Пожалуй, уже можно прыгать. Нужно только поберечь разбитое колено.

Но на сей раз прыгать не пришлось. Чьи-то уверенные руки неожиданно перехватили его вокруг талии и бережно спустили вниз.

– Ваше высочество?… Я почему-то так и думал, – произнес над ухом хорошо знакомый голос, и Элиссив даже показалось, что мужчина тяжело вздохнул. А в следующее мгновение лорд Ирем уже развернул ее к себе, мимоходом вытащив запутавшийся в волосах листок. – А ваш отец еще ломает голову, где вы все утро пропадаете! Позвольте проводить вас во дворец.

Куртуазное "позвольте" в устах Ирема звучало почти издевательством. Уж Элиссив-то отлично знала, что ее согласие ему не требуется. Она бросила на ближайшую аллею такой красноречивый взгляд, что рыцарь поневоле улыбнулся и слегка качнул светловолосой головой.

– Не выйдет. Вашу руку, леди.

Элиссив ощутила, как жесткие пальцы смыкаются на ее руке чуть повыше запястья, и запоздало возмутилась:

– Никуда я с тобой не пойду! Пусти меня!…

Девочка изо всех сил дернула руку на себя. Безрезультатно. В памяти Элиссив промелькнул верзила, гнувший пальцами монеты на осеннем празднике. Чего доброго, лорд Ирем тоже смог бы сплющить асс в серебряную трубочку.

Тогда дочь императора решила испытать другой прием. И, зашипев от притворной боли, с негодованием воскликнула:

– Мне больно! Ты мне руку вывихнул! Пусти!

Но серые глаза каларийца по-прежнему смотрели на нее спокойно и слегка насмешливо.

– В таком случае, как только мы вернемся во дворец, я вызову к вам Рам Ашада. Пусть займется вашим… вывихом. Пойдемте, месс дан-Энрикс. Или вы предпочитаете, чтобы я нес вас на руках?…

Элиссив топнула ногой.

– Не смей!… Из-за тебя все будут надо мной смеяться.

– Безусловно. Но, мне кажется, смеяться будут совершенно по другой причине. Вы сейчас похожи на мальчика с конюшни или на замарашку из Шатрового города. Скажите, кто достал вам эти… тряпки? Можете не отвечать, конечно, я не вправе требовать от вас ответа. Но подумайте заранее, как вы объясните своему отцу, что я привел вас из Лакона в таком странном виде. Заодно подумайте над объяснением того, как вы вообще тут оказались. Вряд ли мой король будет в восторге от того, что его дочь, вместо того, чтобы найти приличное ее возрасту и положению занятие, лазает через заборы в Академии.

Элиссив моментально присмирела.

– Но, сэр Ирем, разве обязательно ему рассказывать об этом?… – спросила она совсем другим, вкрадчивым и тихим голосом, приняв самый невинный вид. – Зачем же лишний раз его расстраивать? И вообще, он слишком занят, чтобы думать о таких вещах.

Рыцарь подумал, что, хотя глаза у дочери Валларикса были точь-в-точь того же странного оттенка, что и у ее отца – темно-голубые, цвета диких ирисов, – но на этом сходство и заканчивалось. У Валларикса взгляд был всегда серьезным и немного грустным, даже если Император веселился. У принцессы даже в эту самую минуту, когда она пыталась изобразить сожаление и раскаяние, в глазах плясали легкомысленные огоньки. Впрочем, это и неудивительно. Наверняка Валларикс тоже когда-то был веселым, беззаботным мальчиком одиннадцати лет, знать ничего не знавшим о войне, несчастьях и политике. Совсем как его дочь сейчас.

В минуту откровенности Валларикс как-то раз сказал своему другу, что для него юность закончилась в тот день, когда отец во всеуслышание объявил его своим наследником. Поэтому обычно Ирем снисходительно смотрел на выходки Элиссив, думая о том, что через три или четыре года ей придется наравне с отцом присутствовать на нудных заседаниях Совета, принимать послов и вникать в головоломные дипломатические тонкости. В Империи наследование по женской линии считалось допустимым, не то что в Нагорье или Аварисе, а примеры королев Олетты и Селены, не говоря уже о легендарной Беатрикс, доказывали, что правление достойных женщин может принести стране большую пользу. Правда, Ирем, в свою очередь, считал, что лучше бы Валлариксу жениться второй раз и подарить империи наследника мужского пола. Наорикс-Воитель вел свои кампании слишком удачно и всегда с большим размахом. Не нужно было быть искушенным дипломатом, чтобы понимать, что после Иллирийского сражения в Нагорье спят и видят, как бы взять реванш. В таких условиях правление нужно передавать либо мужчине, либо такой девушке, как Беатрикс, прозванной недругами Железной Волчицей. А вот Элиссив с этой ношей может и не справиться.

Ирем понимал, почему Валларикс дает дочери больше свободы, чем имели девочки в любой другой семье в столице. Это должно было как-то скрасить ей учебу, слишком интенсивную для ее возраста и бывшую подчас сложнее, чем у жалующихся на непомерную загруженность выпускников Лакона. Языки, история, своды законов, землеустроение, риторика и этикет – пожалуй, слишком много для одной одиннадцатилетней девочки. Но для будущей наследницы, напротив, слишком мало.

Так что коадъютор полагал, что нет большой беды, если, освободившись от занятий, Лисси носится с подружками по саду, наряжает кошек в кукольные платья и пытается самостоятельно объездить невысокого беррийского коня, около месяца назад подаренного ей послами Айришера. Но тайные визиты в Академию – это, конечно, уже слишком. Дочери Валларикса не место среди этих неотесанных мальчишек, аристократическое происхождение которых проще было установить по их лаконским грамотам, чем по их манерам. Сам лорд Ирем никогда не обучался в Академии, но здешние порядки представлял себе довольно хорошо благодаря тому, что почти половина приходивших в Орден рыцарей когда-то выпустилась из Лакона. И все они с удовольствием вспоминали времена своей учебы, так что почерпнуть нужные сведения из их рассказов было не так сложно. Ирем пришел к выводу, что основной закон Лакона был довольно прост и требовал от членов тайного академического братства только трех вещей – во-первых, полной и безоговорочной преданности своим товарищам, в особенности тем, с кем ты вступил в один галат и стал, по правилам Лакона, побратимами, во-вторых – развития в себе чувства самоуверенного превосходства над своими сверстниками, не попавшими в Академию, и, наконец, нахального и вызывающего поведения по отношению ко всем, кроме своих Наставников. В исполнении этих трех правил состояли честь и слава каждого лаконца. От того, насколько четко выполнял их каждый ученик, зависело, будет ли он пользоваться уважением своих товарищей, или раз и навсегда приобретет репутацию пустого человека и слюнтяя.

Так чему хорошему могла здесь научиться дочь Валларикса?… Тем более, что кто-нибудь из здешних остолопов мог – не разобравшись толком, что имеет дело с девочкой – в запале обойтись с ней также, как в Лаконе испокон веков считали своим долгом обходиться с чужаками, не принадлежавшими к числу учеников. То есть подбить принцессе глаз или расквасить нос.

Скандала ведь не оберешься.

– Хорошо, ваше высочество, я ничего не расскажу Валлариксу о том, что здесь увидел, - сказал лорд решительно. – Но только при одном условии: вы, не сходя с этого места, пообещаете мне, что больше никогда не будете устраивать подобных вылазок. Ни в Академию, ни в Верхний город. Вы хоть понимаете, что я должен примерно наказать гвардейцев, отвечающих за вашу безопасность?… На первый раз – только за вашу самовольную отлучку без охраны. А если с вами случится что-то действительно серьезное? Вы знаете, что с ними будет?…