Хлорд слегка развел руками и поведал собеседнику о драке во дворе, об учиненном им позднее разбирательстве, и о том впечатлении, которое на него произвел рассказ Юлиана Лэра. Хлорд никогда не думал, что подобными вещами может интересоваться кто-то, кроме ментора Лакона. А сейчас он с удивлением отметил, что лорд Ирем слушает его рассказ с усиленным вниманием, совершенно неожиданным для человека его профессии. Любопытство слушателя к таким незначительным деталям, как беседа с лордом Бейнором Дарнторном и записка от Ратенна, подстегнувшая Младшего наставника пойти наперекор Совету, даже заставило Хлорда мимолетно усомниться – уж не актерствует ли сидящий напротив мужчина, разыгрывая такое неподдельное внимание к его словам?… Но Наставник сразу же отмел такую мысль, как заведомо нелепую – зачем бы рыцарю понадобилось притворяться?… Несколько раз он даже переспрашивал рассказчика, уточняя пропущенные мастером подробности, а в остальное время слушал молча и участливо кивал, как будто бы истории о наглом предложении Дарнторна и самоуправстве Круга мастеров его и в самом деле волновали.
А впрочем, фэйры его знают. Познакомившись с лордом Иремом полчаса назад, Хлорд чувствовал, что он уже ни в чем не может быть уверен.
– Вот, собственно, и все, что я могу сказать, – закончил Хлорд. – Возможно, вам покажется, что этих оснований недостаточно, чтобы принять мальчишку с улицы в Лакон…
– О, нет, вполне достаточно. Во всяком случае, если решение будет зависеть от вас, наставник. Мне кажется, одной этой истории вполне достаточно, чтобы составить о вас правильное представление, – заметил лорд. Сами по себе эти слова могли означать что угодно, но сопровождающая их улыбка заставляла истолковать их в самом лестном для мастера Хлорда смысле. Причем если обычно лорду Ирему нельзя было оказать в умении тонко польстить своему собеседнику, даже если в глубине души он презирал его или смеялся над его непроходимой глупостью, то на сей раз рыцарь был не только убедителен, но и совершенно искренен. – Ну, а что вы мне расскажете об этом Криксе?…
– Боюсь, я ничего не могу добавить к тому, что уже рассказал вам раньше. Не считая той истории, которую я слышал от него после их драки с Дарнторном, я толком ничего о нем не знаю. Разве что вам, сэр Ирем, будет интересно узнать, что все сообщенные им о себе подробности впоследствии по настоянию других Наставников были подтверждены допросом у ворлока. Тогда же обнаружилось, что никакими выраженными магическими дарованиями Крикс не обладает. Вот, собственно, и все, что я могу сказать.
Калариец серьезно посмотрел на собеседника и чуть заметно качнул головой.
– Нет, мастер, вы неверно меня поняли. Меня интересуют ваши впечатления.
– Вот как, – протянул Наставник. Он был ошарашен. Мог ли он вообразить, что коадъютор Ордена будет сидеть в приемном зале Академии и терпеливо дожидаться, пока его собеседник соберется с мыслями и сможет поделиться "впечатлениями" о каком-то первогодке?…
Впрочем, привыкший всему находить рациональные объяснения, Хлорд поступил так и на этот раз. Лорд Ирем сам обмолвился, что его беспокоят слухи, которые могут быть связаны с именем мальчика. А от характера лаконца будет зависеть, как сам Крикс впоследствии станет реагировать на пересуды о своем происхождении. Неудивительно, что рыцарь хочет знать, не возникнет ли у мальчика соблазна подыграть досужим болтунам.
Поэтому Хлорд начал с главного.
– Мне показалось, что он не тщеславен, хотя, конечно, сейчас еще рано говорить об этом: неизвестно, как на Крикса повлияет его новый статус и учеба в Академии. Лаконская дисциплина позволяет быстро обуздать слишком разросшееся самолюбие какого-нибудь юного аристократа, но вот простолюдина обучение в Лаконе, напротив, может убедить в собственной исключительности.
– Здравое суждение, – признал лорд Ирем. – И, однако, сознавая это, вы все же решили взять его в энгильд?
– Да. Видите ли, мессер… В мальчиках из рыцарских родов Легелиона с детства воспитывают чувство собственного достоинства, учат их быть храбрыми и заступаться за других, особенно когда более сильный обижает слабого. Можно спросить любого из моих учеников, еще даже не приступивших к занятиям, что говорит об этом Старый кодекс – и они ответят, не задумываясь. А между тем единственным, кто следовал Кодексу на практике, когда возникла эта отвратительная ситуация с Дарнторном, был не кто-нибудь из них, а Крикс, который даже никогда об этом Кодексе не слышал. Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Прекрасно понимаю. Продолжайте, мастер.
– Н-да. Так вот: признаться, я был удивлен, что кто-то воспитал в крестьянском мальчике такие качества, которые гораздо больше подошли бы человеку из военного сословия. Но я был удивлен еще сильнее, когда понял, что его, по сути, никто даже не "воспитывал" в обычном смысле слова. Из его рассказа следует, что в приемной семье у него была любящая мать и не особенно заботливый отец, которому не было дела до приемного ребенка. Я не знаю, как зовут ту женщину, которая была его приемной матерью, поскольку он все время называет ее "мамой" – зато ее мужа он ни разу не назвал отцом. Трудно предположить, что безграмотная крестьянская женщина могла дать сыну такое воспитание, какого рыцари Легелиона не сумели дать своим наследникам, – Хлорд криво улыбнулся. – Одним словом, мальчик – настоящий самородок, а подобными вещами не разбрасываются. Если я хоть что-то в этом понимаю, то из парня может выйти толк.
– Охотно верю. Ну, а что вы мне еще расскажете о нем, кроме его… весьма своеобразной для простолюдина гордости?
– Не так уж много. Два дня – слишком короткий срок для мастера, чтобы узнать кого-то из своих учеников. Я думаю, что он упрям, и это в равной мере может стать как достоинством, так и недостатком. Его смелость безусловна – как и то, что действует он чаще всего слишком порывисто и необдуманно. Но это, полагаю, вы и сами уже поняли из моего рассказа. К сожалению, Крикс слишком мало думает о том, какое впечатление он производит на окружающих, и это будет многих раздражать – если, конечно, с возрастом его манеры не изменятся, а сам он не начнет следить за тем, что делает и говорит. При этом, как ни странно, Крикс довольно обаятелен. Он, видимо, из тех людей, которые легко находят и друзей, и врагов, но мало кого оставляют равнодушным. Если Орден и вас лично интересует степень опасности, связанной с его именем, то тут я затруднился бы ответить что-нибудь определенное. С одной стороны, он может стать довольно популярным, но с другой – я совершенно не могу представить его в центре политической интриги. Мальчик слишком честен, вспыльчив и прямолинеен.
– Вы считаете это серьезной помехой, мастер? – рассмеялся доминант – При всем уважении, тут вы не правы. Откровенными людьми всегда легко манипулировать. Тем более, что в его возрасте – сколько ему, десять, одиннадцать?… – еще нельзя с уверенностью утверждать, что это именно прямолинейность, а не обыкновенная мальчишеская непосредственность, от которой года через три-четыре не останется и следа.
– Что ж, тут мне нечего вам возразить, – признал Наставник. Ирему удалось добиться своего, и Хлорд, поначалу сообщавший ему свои наблюдения осторожно и как будто нехотя, постоянно сомневаясь в том, представляет ли та или иная мысль интерес для его собеседника, теперь делился впечатлениями вполне непринужденно. Вообще Хлорд мог часами обсуждать кого-то из своих учеников, но одно дело – говорить об этом с кем-то из товарищей по Академии, и совсем другое – так увлечься разговором с совершенно посторонним человеком. Встретившись глазами с каларийцем, он решительно сказал – Однако в Криксе есть еще несколько качеств, которые для заговоров и интриг подходят еще меньше, чем излишняя открытость и доверчивость.
– Какие же?
– Ну, его мягкость, например. От мальчика, выросшего в приемной семье, а потом убежавшего из дома, скорее можно было бы ожидать озлобленности и подчеркнутого безразличия к чужой беде. А Крикс… жаль, вы не слышали, как он пытался поговорить со мной о Льюберте Дарнторне! – усмехнулся мастер.