- А ты, наверное... Не может быть! Неужели филолог?

  - Девять классов общеобразовательной школы, колония для несовершеннолетних преступников, техникум, который я так и не окончил. Я пишу с ошибками. Да, филолог, - он вновь посмотрел на меня и улыбнулся.

  Я ничего не знала о Багаме-ребенке и о Багаме-подростке - на чтецких сессиях на эти страницы из его прошлого был возложен запрет, - но была знакома с уже состоявшимся Багамой-убийцей. Мужчина, которого я знала вот уже как два месяца, не был ни плохим, ни хорошим. Страдал манией преследования, неврозом, ненавидел быть один, ненавидел быть среди людей. Багама и есть... Багама. Что тут еще можно добавить?

  - Зараза! - ахнула я, когда он сильнее, чем нужно, надавил на обожженный участок. - Аккуратнее, твою мать!

  Он отложил тюбик с мазью, взял тампон из марли и принялся обрабатывать края раны спиртовым раствором йода, будто и не слышал меня.

  - Терпи, - сказал он.

  У меня глаза полезли на лоб:

  - Что, опять ножницы?! Клянусь, я выкину их, как только...

  - Обработку ожога следует делать дважды в день. Так что не спеши ничего выкидывать - ножницы еще пригодятся. Я собираюсь наложить стерильную повязку, смоченную в новокаине. Это не больно.

  Глядя на Багаму, я одновременно испытывала благодарность, страх и раздражение. Окунувшись в боль, как в прорубь, мир больше не казался мне сплошными радугами, единорогами и водопадами с кофе.

  - Ты не умеешь утешать.

  - Да, - согласился он, пробегая по краям ожога пальцами - легкие скользящие касания. - Почти управились. На самом деле, все не так плохо. Примерно процент тела поражен.

  - Как ты определил?

  - 'Правило ладони'. Площадь ладони человека составляет приблизительно один процент площади его тела.

  - Ах ты, гадкий, ах ты грязный, неумытый поросенок, - сказала я сквозь зубы.

  - Кто сделал с тобой такое? - спросил Багама. Сколько градусов на улице? Тебе нравится моя прическа? Что бы он ни спросил, интонация была одна и та же - эмоциональный штиль.

  Кто разукрасил меня и подарил термический ожог, вот что Багама хотел знать.

  Я ответила.

  Багама наложил последнюю повязку, закрепив ее по краям телесным пластырем. Все так же ни поднимая головы, он проронил:

  - Глаз за глаз, зуб за зуб.

  Бывают минуты, когда молчание - золото.

  Бывают минуты, когда молчание - преступление.

  Готова поручиться, слова Багамы не сулили Кириллу ничего хорошего. Равно, как и мне.

Я уединилась в спальне и переоделась. Выбрала серую майку на два размера больше, собирающуюся в складки на талии и бедрах. Майка была детищем весьма выгодного союза крупной спортивной марки с именитым дизайнером. В ней я смотрелась более не стройной - худой. Между понятиями 'стройная' и 'худая' есть едва заметная граница, и я, не заметив того, пересекла ее. На моих ребрах можно было натирать пикантный Грюйер. Ключицы торчали. Ага, как заторчали с прошлого четверга, так от них ни слуху ни духу. Простите меня за мой хромой юмор. Зато - о, чудо! - меня перестали волновать синяки под глазами, поскольку хватало других синяков. Извини, кровоподтек, я встретил другого кровоподтека и полюбил его как родного. Что-то в этом роде.

  Из кухни пахло кофеиновым волшебством, и еще чем-то не менее приятным. Однако чтобы узнать, чем именно, я должна была натянуть штаны. Задача не из легких, когда ваш живот даст сто очков вперед любому мумифицированному домашнему питомцу. Болеутоляющее и новокаин, впрочем, унесли пару тюков боли, и окружающее больше не кололось и не рычало, как цепной пес.

  Я поправила на колене эластичную сдавливающую повязку и влезла в серые спортивные штаны. Простые линии, отсутствие декора. Классика. Перевязала 'хвост' и застегнула на запястье сломанные 'Той Вотч'. Я могу купить новые часы, но не стану этого делать. Если я переживу эту ночь, эту историю, я отнесу их к ремонтнику. Некоторые люди десятилетиями носят одни и те же часы. Возможно, это и крайность, но, черт, давайте рассуждать здраво: свои 'Той Вотч' я не проносила и года.

  Для обеда - слишком рано, для завтрака - поздно, так что назовем это вторым завтраком. Столик, где недавно лежали желтые от йода марли, марли, пропитанные тканевой жидкостью, ножницы, игла, теперь блестел от чистоты. На стеклянную линзу водружен коврик из крашеных прутьев. Сервиз - тонкий, легкий фарфор с цветочными узорами. На коврике стояла тарелка с оладьями, вазочка с вареньем, изюмом, медом, кувшинчик со сливками, сахарница.

  Ничего из вышеперечисленного не водится на моей кухне.

  Кто-то здесь лучшая хозяйка, чем я. Вернее, хозяин. Кто этот негодяй?

  - Богадельня, - констатировала я, а затем хихикнула, цитируя Мартовского Зайца и Болванщика: - Занято! Занято! Мест нет!

  - Харизма, я полил фикус, - поставил меня в известность Лука. - Он у тебя осыпается и желтеет. Скорее всего, - он выразительно посмотрел на меня, - из-за резкого перепада температуры. Не переставляй его с места на место и почаще обрызгивай.

  У меня челюсть валялась где-то на полу.

  - Это психоз какой-то, - констатировала я.

  - Оладьи будешь? - спросил Лука, разливая кофе по чашкам.

  - Буду руки твои целовать. Великолепно! Я не знакома с этой твоей хозяйственной стороной. Ты никогда не приносил мне и кофе в постель. Матерь Божья, оладьи даже не подгорели! В самом деле, что с тобой не так? Штудировал кулинарную книгу?

  - Гугл, - рявкнул он и вышел из гостиной.

  - Еще не поздно заказать китайскую еду, - заметил Багама.

  - Что, уже смена блюд? - крикнула я вслед Луке; эхо задрожало в комнате.

  Он раздраженно пробурчал что-то в ответ.

  Багама сидел на диване, поэтому я прохромала к креслу.

  - Похоже, новокаин действует, - заметил он и отхлебнул кофе. - Расскажи все, что посчитаешь нужным, и мы обговорим наши будущие действия.

  - Мы? И Лука тоже?

  - Ты прочно завязалась с каким-то потусторонним отбросом. Это не по моей части.

  Это означает, что Лука в команде. Отныне три бултыхающихся котенка в корзине.

  - Ни слова, - предупредил рыжеволосый парень, входя в гостиную с круассанами на тарелке.

  - Смена блюд!

  - Я же просил, - простонал он, ставя тарелку, выкладывая из кармана пачку сигарет с зажигалкой.

  Я поняла, насколько хочу курить - настолько, что собиралась курить в жилой комнате. Багама наградил меня ледяной улыбкой, дескать, расскажи мне об этом: видимость борьбы с пагубной привычкой, сила воли и так далее. Я решила, что мне плевать.

  Не договариваясь, мы трое расселись на почтительном расстоянии друг от друга. День за окном отливал тусклой медью, утопленной в серости. Я начала свой рассказ, прерываясь лишь на то, чтобы отхлебнуть кофе или же прикурить новую сигарету.

  Экзорцист, наемник и чтец в дыме. Да, дыма в гостиной было столько, что хоть топор вешай.

  Лука насуплено посмотрел на меня поверх сигареты:

  - Спасибо, что была не менее подробна во время нашего телефонного разговора в четверг.

  Глоток, улыбка, слова:

  - Лука, не будь желчным и склочным, как та дальняя, любящая выпивать бездетная тетушка.

  Багама сидел с расправленными плечами, полупустая чашка на столике перед ним. Ни к круассанам, ни к оладьям он не притронулся.

  - Надеюсь, ты понимаешь, что Зарипов не оставит вас с Миланой в покое. Что бы он ни говорил, а 'жили долго и счастливо' отменяется. Вы можете здорово подкоптить его репутацию. Он - успешный бизнесмен, весьма известный в определенных кругах, а вы - угроза его благополучию.

  Я хотела спросить, в каких кругах, но промолчала и с трудом проглотила кусок круассана. Отек спадал, я вновь чувствовала запахи, а посему вернулся и вкус, правда, горькие рецепторы, кажется, воспользовались моментом, устроили кровавую резню среди своих собратьев и остались в большинстве. Кусок встал поперек горла, и я смысла его по пищеводу глотком остывающего кофе.