- Вышедший на тропу войны, - добавил Лука безрадостно.

  - Сделаешь кофе?

  Лука подошел ко мне и посмотрел мне в глаза.

  - Я могу помочь тебе. - Он умудрился сделать из этого постулат.

  Я положила руку на грудь Луки, чтобы выдержать между нами дистанцию.

  - Да, можешь. Сделай свой фирменный кофе и положи рядом с чашкой зажженную сигарету.

  - Кофейный мальчик, - он мрачно улыбнулся. У него это превосходно выходит. У Луки мрачность в крови, в походке, в манере разговора. Если его вывести на сцену зала, забитого исключительно жизнерадостными людьми, он гарантированно испортит им настроение, а заявлениями типа 'ну вот вы нашли цель в жизни, и что?' или 'вы знаете, они знают, все знают, а толку-то?' втопчет их оптимизм в грязь. Молча вернет микрофон на стойку и уйдет. Лука, он такой. - Ты не задала главный вопрос: а ему можно доверять?

  Очевидно, он имел в виду Багаму. Не кофе же. Вы знали, что кофе мужского рода? Я подумала над этим пару секунд - над вопросом Луки, если что.

  - Нет. Не знаю. Возможно.

  - Я не умею рисоваться, Харизма, не умею красиво говорить, но я хорошо делаю свою работу. Назови имя упавшего тебе на хвост демона, и я помогу. - Он положил ладони мне не шею, запуская пальцы в волосы, притягивая меня к себе. Раньше я любила, когда он так делает. Теперь - хотела, чтобы он отгребся от меня. Он прикрыл глаза, глубоко вдохнул и произнес на выдохе, одними губами: - Позавчера ты позвонила, попросила помочь. И вот я протягиваю тебе руку помощи, но ты не хочешь ее принимать. Оно вокруг тебя, Харизма. Оно в тебе. Позволь мне сделать свою работу.

  Этой ночью я сблевала грязью и прелыми листьями. Сблевала лесным мусором. Да, оно уже внутри меня. Что бы под 'оно' не подразумевалось.

  Пальцы Луки еще секунду-другую перебирали мои волосы, затем он отвел взгляд и отступил от меня.

  - Ты не скажешь. Все ясно. Пошел делать кофе.

  - Что тебе ясно? Может, что ты болван? Нет, ну какой же надо быть скотиной, чтобы втравливать еще и тебя! Какой же надо быть скотиной, чтобы сознательно просить об этом!

  - Сделай мне авансом подарок на день рождения.

  - Ты не хочешь такого подарка. Никто не хочет.

  - Я хочу.

  - Господи Боже, не дал человеку мозгов, - я отвернулась и прошипела: - Слезы Земли - имя твари. Доволен?

  - Очень, - сказал Лука.

  Он молча собрал мои волосы в хвост и перевязал их своей канцелярской резинкой. Теперь его рыжие волосы лежали на плечах жидким огнем. Вероятно, именно за такие поступки люди и попадают в Рай. В случае со мной - в полупустую гостиную - белые стены, темный паркет, гуляет эхо, - с наемником на диване. Наемником, купившим в книжном магазине детскую книжку, более того, выбравшим цвет бантика для подарочной упаковки. Это было... зловеще, честное слово. Так не свойственно Багаме.

  Багама приглашающе похлопал по дивану. На его губах играла приветливая улыбка. Привет, как дела? Как настроение? Садись, садись на диванчик, позволь мне причинить тебе чуток боли. Не хватало бутылки вина и двух бокалов. И розы в зубах Багамы. Я отогнала видение, от которого в жилах стыла кровь, а каждая моя молекула скорчилась от отвращения, и села на диван. Теперь точно как в приемной врача. Получила то, что хотела.

  Багама обработал руки антисептиком и надел медицинские перчатки - ловко, без лишнего движения. Практика, богатый жизненный опыт. Я следила за его манипуляциями с широко распахнутыми глазами. Далее, он обработал ножницы и иглу перекисью водорода и положил на расстеленный стерильный бинт на журнальном столике. Две упаковки стерильных повязок ждали своего часа там же.

  - Ограбили пещеру Великого и Ужасного Айболита, куда он под предлогом дармового шоколада и гоголь-моголя заманивал невинных зверушек?

  - Почти, - Багама приблизился ко мне, держа в руке флакон трехпроцентной перекиси. - Заехали в аптеку.

  Я погрузила пальцы в диванные подушки:

  - Не так быстро! Что ты собираешься делать?

  Он посмотрел на меня как на пустое место. Расчетливое равнодушие в его взгляде заставило мою спину покрыться мурашками. Или равнодушие - это очередной узор, архитектурное решение?

  - Расскажи мне, что собираешься делать, - повторила я, сглатывая слюну.

  Он ответил:

  - Я собираюсь смочить зафиксированную на ране ткань майки в перекиси водорода и дождаться, пока она отделиться от раны. - Увидел мое воодушевление от возможной отсрочки пытки, поднял бровь и снисходительно добавил: - Не переживай, это не займет много времени.

  - Это что, игла?

  Его улыбка превратилась в саркастическую ухмылку, а это не одно и то же. Эта была та ухмылка, которая в одно мгновение саркастическая, а в другое могла стать страшной и жестокой. Глядя на эту ухмылку, игла вмиг перестала пугать меня. И я поняла, что имеется в виду под 'клин клином вышибает'. К сожалению или к счастью, мои зависимости не вышиб никакой вшивый клин: ни леденцы, ни безкофеиновый кофе. А тут страх перед 'укусом комарика' меняется на лавинообразный необоснованный ужас перед ухмылкой. Посудите сами: мне улыбается достаточно привлекательный мужчина, чтобы на него запасть, а у меня выступает холодный пот на лбу и спине. Пропащая битая глупая женщина, знающая слишком много.

  - У тебя образовались пузыри, - словно объясняя несмышленышу, произнес Багама. - Их надо вскрыть.

  Хрипловатый голос Больного-морской-болезнью Стива заполнил сразу все комнаты - Лука включил музыкальный центр на кухне. Я мысленно вознесла молитву и зажмурилась.

ГЛАВА 32

  - Высшее филологическое образование, сразу... слышно.

  Я оборвала поток ругани, откинула голову на спинку дивана, глубже погрузила пальцы в диванные подушки и прохрипела:

  - Я заканчивала специалиста на кафедре паранормальной психологии и педагогики.

  Багама оторвал взгляд от моего живота, посмотрел на меня снизу вверх:

  - Все равно впечатляет.

  Он наносил на мою рану какую-то мазь. Подразумевалось, что мазь улучшит питание тканей и ускорит заживление. Но у меня была следующая позиция: если она что улучшит и ускорит, так это передачу моей ношенной душонки в беспроцентное пользование Всевышнего.

  Вообще, ожоговые пузыри на пузе - удовольствие ниже среднего, а тут еще проклятая щиплющая мазь. Вскрывать ожоговые пузыри все равно, что деликатно лопать шарики на полиэтиленовых пакетах. Вскрывать их при помощи иглы, вытирать вытекающую из них мутную жидкость... Черт подери. Список пополнился. К морепродуктам добавились сочные фрукты. Я еще долго не смогу есть сочные фрукты.

  Я сглотнула подступившую к горлу тошноту, на корне языка осталась горечь. Попробуйте ткнуть себя ногтем в живот. Неприятно? А вы представьте, как неприятно было мне. Одно дело, когда вам дали в табло, вы не подписывались на это, вы злы, испуганы, ошеломлены вселенской несправедливостью и вне себя от боли. Другое дело - когда вы сознательно соглашаетесь причинить вам боль. Это... обидно, что ли? Когда нет выбора. Корчись от боли или испусти дух от инфекции. Говорю же, нет выбора.

  А тем временем Больной-морской-болезнью Стив залихватски наигрывал на своей знаменитой гитаре с неполным комплектом струн - всего их было три. Ритм также создавался за счет того, что Стив ногой стучал по Барабанной Установке Миссисипи - деревянной коробке, украшенной номерным знаком штата Миссисипи, с примотанным к ней куском ковра. Очаровательный старикан.

  На журнальном столике, помимо инструментов мясника, была маленькая фарфоровая пиала, расписанная розовыми и сиреневыми фиалками. Пиала с бодягой. Кого-то после пробуждения потчуют кофе и круассанами, кого-то - бодягой.

  Ненавижу, ненавижу бодягу. Это такая дрянь зеленовато-серого цвета с весьма специфическим запахом. Давайте называть вещи своими именами - на мою переносицу и лобную часть словно намазали задницу. На упаковке написано, что бодяга предохраняет от образования кровоподтеков и гематом; две ложки порошка бодяги надо смешать с одной ложкой воды до тестообразного состояния и наложить на место ушиба. Хрящ не сломан, но отек еще тот. Булки двоечника по сравнению с моим лицом - шалости, загляденье.