«Что же не спишь ты, из всех земнородных несчастнейший? Разве

        Это не дом твой? Не верною ль в доме ты встречен женою?

35   Сын же таков твой, что всякий ему бы отцом захотел быть».

        Светлой богине ответствовал так Одиссей хитроумный:

        «Истину ты говоришь мне, богиня; но сердцем я крепко

        (В том принужден пред тобой повиниться) тревожусь, не зная,

        Буду ли в силах один с женихов многочисленной шайкой

40   Сладить? Они всей толпою всегда собираются в доме.

        Но и другою тревогой мое озабочено сердце:

        Если по воле твоей и Крониона всех истреблю я —

        Как мне спастися от мщенья родни их? Подумай об этом».

        Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

45   «Ты, маловерный! Надеются ж люди в беде и на слабых

        Смертных, ни делом помочь, ни совета подать неспособных, —

        Я же богиня, тебя неизменно всегда от напасти

        Всякой хранившая. Слушай, понятно и ясно скажу я:

        Если бы вдруг пятьдесят из засады на двух нас напало

50   Ратей, чтоб нам совокупно погибель устроить, — при них же

        Мы бы похитили коз их, овец и быков круторогих.

        Спи, ни о чем не тревожась: несносно лежать на постели,

        Глаз не смыкая; твои же напасти окончатся скоро».

        С сими словами богиня ему затворила дремотой

55   Очи, потом на Олимп улетела. И всех усладитель

        Наших тревог, разрешающий сладко усталые члены,

        Сон овладел им. Супруга ж его, от тревоги проснувшись,

        Села бессонная в горьких слезах на постели; слезами

        Вдоволь свою сокрушенную грудь утолив, громогласно

60   Стала она призывать Артемиду и так ей молилась:

        «О Артемида, богиня великая, дочь громовержца,

        Тихой стрелою твоею меня порази и из тела

        Выведи душу мою. О, когда бы меня ухватила

        Буря и мглистой дорогой со мною умчалася в край тот,

65   Где начинает свой путь Океан, [304]круговратно бегущий!

        Были ж Пандаровы дочери схвачены бурею. Боги

        Мать и отца погубили у них; сиротами остались

        В доме семейном они; Афродита богиня питала

        Их молоком, сладкотающим медом, вином благовонным;

70   Гера дала им, от всех отличая их дев земнородных,

        Ум и красу; Артемида пленительной стройностью стана

        Их одарила; Афина их всех научила искусствам.

        Но когда на высокий Олимп вознеслась Киферея

        Там умолять, чтоб супружества счастие дал непорочным

75   Девам Зевес громолюбец, который, все ведая в мире,

        Благо и зло земнородным по воле своей посылает, —

        Гнусные Гарпии, дев беззащитных похитя, их в руки

        Предали грозных Эриний, чудовищам в рабство. О, если б

        Так и меня олимпийские боги с земли во мгновенье

80   Сбросили! Если б меня, с Одиссеем в душе, Артемида

        Светлокудрявая в темную вдруг затворила могилу

        Прежде, чем быть мне подругою мужа, противного сердцу!

        Но и тяжелые скорби становятся легче, когда мы,

        В горьких слезах, в сокрушении сердца день целый проведши,

85   Ночью в объятия сна предаемся — мы все забываем,

        Зло и добро, лишь коснется очей он целебной рукою;

        Мне же и сон мой терзает виденьями страшными демон;

        Виделось мне, что лежал близ меня несказанно с ним сходный,

        Самый тот образ имевший, какой он имел, удаляясь;

90   Я веселилась; я думала: это не сон — и проснулась».

        Так говорила она. Поднялась златовласая Эос.

        Жалобы плачущей в слух Одиссеев входили; и, слыша

        Их, он подумал, что ею был узнан; ему показалось

        Даже, что образ ее над его изголовьем летает.

95   Сбросив покров и овчины собрав, на которых лежал он,

        Все их сложил Одиссей на скамейке, а кожу воловью

        Вынес на двор. Тут к Зевесу он поднял с молитвою руки:

        «Если, Зевес, наш отец, ты меня и землей и водою

        В дом мой (хотя и подвергнул напастям) привел невредимо,

100 Дай, чтоб от первого, кто здесь проснется, мной вещее слово

        Было услышано; сам же мне знаменьем сердце обрадуй».

        Так говорил он, молясь, и Кронион молитву услышал:

        Страшно ударившим громом из звездно-бестучного неба

        Зевс отвечал. Преисполнилась радостью грудь Одиссея.

105 Слово же первое он от рабыни, моловшей на царской

        Мельнице близкой, услышал; на мельнице этой двенадцать

        Было рабынь, и вседневно от раннего утра до поздней

        Ночи ячмень и пшено там они для домашних мололи.

        Спали другие, всю кончив работу; а эта, слабее

110 Прочих, проснулася ране, чтоб труд довершить неготовый.

        Жернов покинув, сказала она (и пророчество было

        В слове ее Одиссею): «Зевес, наш отец и владыка,

        На небе нет облаков, и его наполняют, сверкая,

        Звезды, а гром твой гремит, всемогущий! Кому посылаешь

115 Знаменье грома? Услышь и меня, да исполнится ныне

        Слово мое: да последним в жилище царя Одиссея

        Будет сегодняшний пир женихов многобуйных! Колена

        Мы сокрушили свои непрестанной работой, обжорству

        Их угождая, — да нынешним кончатся все здесь пиры их!»

120 Так говорила рабыня, был рад Одиссей прорицанью

        Грома и слова, и в сердце его утвердилась надежда.

        Тут Одиссеева дома рабыни сошлися из разных

        Горниц и жаркий огонь на большом очаге запалили.

        Ложе покинул свое и возлюбленный сын Одиссеев;

125 Платье надев, изощренный свой меч на плечо он повесил;

        После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши,

        Взял боевое копье, лучезарно блестящее медью;

        Так он ступил на порог и сказал, обратись к Евриклее:

        «Няня, доволен ли был угощением странник? Покойно ль

130 Спал он? Иль вы не хотели о нем и подумать? Обычай

        Матери милой я знаю; хотя и разумна, а часто

        Между людьми иноземными худшему почести всякой

        Много окажет, на лучшего ж вовсе и взгляда не бросит».

        Так говорил Телемах. Евриклея ему отвечала:

135 «Ты понапрасну, дитя, невиновную мать обвиняешь;

        С нею сидя, здесь вином утешался он, сколько угодно

        Было душе; но не ел, хоть его и просили. По горло

        Сыт я, сказал. А когда он подумал о сне и постели,

        Мягкое ложе она приготовить велела рабыням.

140 Он же, напротив, как жалкий, судьбою забытый бродяга,

        Спать на пуховой постели, покрытой ковром, [305]отказался;

        Кожу воловью постлал на полу и, овчин положивши

        Сверху, улегся в сенях; я покрыла его одеялом».

        Так Евриклея сказала. Тогда Телемах из палаты

145 Вышел с копьем; две лихие за ним побежали собаки.

        На площадь, главное место собранья ахеян, пошел он.

        Тут всех рабынь Одиссеева дома созвавши, сказала

        Им Евриклея, разумная дочь Певсенорида Опса:

        «Все на работу! Одни за метлы; и проворнее выместь

150 Горницы, вспрыснув полы; на скамейки, на кресла и стулья

        Пестро-пурпурные ткани постлать; ноздреватою губкой

        Начисто вымыть столы; всполоснуть пировые кратеры;

        Чаши глубокие, кубки двудонные вымыть. Другие ж