Гладкие стены палаты, сосновые средние брусья,

        Все потолка перекладины, все здесь колонны так ясно

        Видны глазам, так блистают, как будто б пожар был кругом их, —

40   Видно, здесь кто из богов олимпийских присутствует тайно».

        Так он спросил; отвечая, сказал Одиссей хитроумный

        Сыну: «Молчи, ни о чем не расспрашивай, бойся и мыслить:

        Боги, владыки Олимпа, такой уж имеют обычай.

        Время тебе на покой удалиться, а я здесь останусь;

45   Видеть хочу поведенье служанок; хочу в Пенелопе

        Сердце встревожить, чтоб, плача, меня обо всем расспросила».

        Так он сказал. Телемах из палаты немедленно вышел;

        Факел зажженный неся, он пошел в тот покой почивальный,

        Где по ночам миротворному сну предавался обычно.

50   В спальню пришедши, он лег и заснул в ожиданье Денницы.

        Тою порою один Одиссей в опустевшей палате

        Смерть замышлять женихам совокупно с Палладой остался.

        Вышла разумная тут из покоев своих Пенелопа,

        Светлым лицом с золотой Афродитой, с младой Артемидой

55   Сходная. Сесть ей к огню пододвинули стул, из слоновой

        Кости точеный, с оправой серебряной, чудной работы

        Икмалиона (для ног и скамейку приделал художник

        К дивному стулу). Он мягко-широкой покрыт был овчиной.

        Многоразумная села на стул Пенелопа. Вступивши

60   С ней белорукие царского дома служанки в палату,

        Начали всё убирать там: столы с недоеденным хлебом,

        Кубки и множество чаш, из которых надменные гости

        Пили; и, выбросив на пол золу из жаровен, наклали

        Новых поленьев туда, чтоб нагрелась палата и был в ней

65   Свет. А Меланфо опять привязалась ругать Одиссея:

        «Здесь ты еще, неотвязный? Не хочешь и ночью покоя

        Дать нам, бродя здесь как тень, чтоб подметить, что в доме служанки

        Делают. Вон! Говорю я тебе, побродяга; наелся

        Здесь ты довольно! Уйди, иль швырну я в тебя головнею».

70   Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей хитроумный:

        «Что ж так неистово ты на меня, сумасбродная, злишься?

        Или противно тебе, что в грязи я, что, в рубище бедном

        По миру ходя, прошу подаянья? Что ж делать? Я нищий.

        Жребий такой уж нам всем, безотрадно бродящим скитальцам.

75   В прежние дни я и сам меж людьми не совсем бесприютно

        Жил; и богатоустроенным домом владел, и доступен

        Всякому страннику был, и охотно давал неимущим;

        Много имел я невольников, много всего, чем роскошно

        Люди живут и за что величает их свет богачами.

80   Все уничтожил Кронион — так было ему то угодно.

        Ты, безрассудная, так же (кто знает, как скоро!) утратишь

        Всю красоту молодую, которою так здесь гордишься;

        Станешь тогда ты противна своей госпоже; да и может

        Сам Одиссей возвратиться — надежда не вовсе пропала;

85   Если же он и погиб и возврата лишен, то еще здесь

        Сын Одиссев, младой Телемах, Аполлонов питомец,

        Здравствует; знает он все поведенье служанок домашних,

        Скрыться не может ничто от него; он из детства уж вышел».

        Так он сказал. Пенелопа, услышав разумное слово,

90   Речь обратила свою, раздраженная, к дерзкой служанке:

        «Ты, как собака, бесстыдница, злишься; меня ж не обманешь;

        Знаю твое поведенье; за все головою заплатишь.

        Разве не слышала ты, как сюда пригласить я велела

        Этого странника, мысля, что может сказать мне какую

95   Весть о супруге моем, о котором давно так я плачу?»

        Тут, обратясь к Евриноме, сказала она: «Евринома,

        Стул пододвинь поскорее, покрытый овчиною мягкой;

        Должно, чтоб здесь иноземец покойно сидел, и свои нам

        Все рассказал приключенья, и мне отвечал на вопросы».

100 Так говорила она. Евринома немедленно гладкий

        Стул принесла и покрыла его густошерстной овчиной;

        Сесть приглашен был на стул Одиссей богоравный женою.

        Так, обратяся к нему, начала говорить Пенелопа:

        «Странник, сначала тебя я сама вопрошу, отвечай мне:

105 Кто ты, мой добрый старик? Кто отец твой? Кто мать? Где родился?»

        Так, отвечая, сказал Одиссей, в испытаниях твердый:

        «О царица, повсюду и все на земле беспредельной

        Люди тебя превозносят, ты славой до неба достигла;

        Ты уподобиться можешь царю беспорочному; страха

110 Божия полный и многих людей повелитель могучий,

        Правду творит он; в его областях изобильно родится

        Рожь, и ячмень, и пшено, тяготеют плодами деревья,

        Множится скот на полях и кипят многорыбием воды;

        Праведно властвует он, и его благоденствуют люди.

115 Ты же, царица, меня вопрошай обо всем; не касайся

        Только отчизны моей, и семьи, и семейного дома:

        Горе мне душу глубоко проникнет, когда говорить здесь

        Буду, о них вспоминая; страдал я немало. В чужом же

        Доме, в беседе с людьми, предаваться слезам неприлично.

120 Слезы напрасны: бедам не приносят они исцеленья.

        Может, притом, и на мысли прийти здесь рабыням, сама ты

        Можешь подумать, что слезы от хмеля мои происходят».

        Так Одиссею, ему отвечая, сказала царица:

        «Странник, мою красоту я утратила волей бессмертных

125 С самых тех пор, как пошли в кораблях чернобоких ахейцы

        В Трою, и с ними пошел мой супруг, Одиссей богоравный.

        Если б он жизни моей покровителем был, возвратяся

        В дом, несказанно была б я тогда и славна и прекрасна;

        Ныне ж в печали я вяну; враждует злой демон со мною.

130 Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,

        Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,

        Первые люди утесистой, солнечно-светлой Итаки,

        Нудят упорно ко браку меня и наш дом разоряют;

        Мне ж не по сердцу никто: ни просящий защиты, ни странник,

135 Ниже глашатай, служитель народа; один есть желанный

        Мной — Одиссей, лишь его неотступное требует сердце.

        Те же твердят непрестанно о браке; прибегнуть к обману

        Я попыталась однажды; и демон меня надоумил

        Стан превеликий поставить в покоях моих; начала я

140 Темно-широкую ткань и, собрав женихов, им сказала:

        «Юноши, ныне мои женихи — поелику на свете

        Нет Одиссея, — отложим наш брак до поры той, как будет

        Кончен мой труд, чтоб начатая ткань не пропала мне даром;

        Старцу Лаэрту покров гробовой приготовить хочу я

145 Прежде, чем будет он в руки навек усыпляющей смерти

        Парками отдан, дабы не посмели ахейские жены

        Мне попрекнуть, что богатый столь муж погребен без покрова».

        Так я сказала; они покорились мне мужеским сердцем.

        Целый я день за тканьем проводила; а ночью, зажегши

150 Факел, сама все, натканное днем, распускала. Три года

        Длилася хитрость удачно, и я убеждать их умела.

        Но когда, обращеньем времен приведенный, четвертый

        Год совершился, промчалися месяцы, дни пролетели —

        Все им открыла одна из служанок, лихая собака;

155 Сами они тут застали меня за распущенной тканью:

        Так и была приневолена ими я труд мой окончить.