Хуже беда». Он сказал и, на плечи набросив котомку,

        Всю в заплатах, висевшую вместо ремня на веревке,

110 К двери своей возвратился и сел на пороге. А гости

        Встретили смехом его и, к нему подступивши, сказали:

        «Молим мы Зевса и вечных богов, чтоб они совершили

        Все то, чего наиболе теперь ты желаешь, о чем ты

        Молишь их сам; навсегда ты избавил от злого прожоры

115 Край наш. Он нами немедленно будет на твердую землю

        К злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан».

        Так женихи говорили; был рад Одиссей прорицанью.

        С угольев снявши желудок, наполненный жиром и кровью,

        Подал Лаэртову сыну его Антиной; и, два хлеба

120 Взяв из корзины, принес их ему Амфином; он наполнил

        Кубок вином и сказал Одиссею, его поздравляя:

        «Радуйся, добрый отец иноземец! Теперь нищетою

        Ты удручен; да пошлют наконец и тебе изобилье

        Боги!» Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

125 «Ты, Амфином, благомысленный юноша, вижу я; знатен

        Твой благородный отец, повсеместно молвою хвалимый,

        Нис, уроженец Дулихия многобогатый; его ты

        Сын, мне сказали; и сам испытал я, сколь ты добродушен.

        Слушай же, друг, и размысли, размысли о том, что услышишь:

130 Все на земле изменяется, все скоротечно; всего же,

        Что ни цветет, ни живет на земле, человек скоротечней;

        Он о возможной в грядущем беде не помыслит, покуда

        Счастием боги лелеют его и стоит на ногах он;

        Если ж беду ниспошлют на него всемогущие боги,

135 Он негодует, но твердой душой неизбежное сносит:

        Так суждено уж нам всем, на земле обитающим людям,

        Что б ни послал нам Кронион, владыка бессмертных и смертных.

        Некогда славен и я меж людьми был великим богатством;

        Силой своей увлеченный, тогда беззаконствовал много

140 Я, на отца и возлюбленных братьев своих полагаясь.

        Горе тому, кто себе на земле позволяет неправду!

        Должно в смиренье, напротив, дары от богов принимать нам.

        Вижу, как здесь женихи, самовластно бесчинствуя, губят

        Все достоянье царя и наносят обиды супруге

145 Мужа, который, я мыслю, недолго с семьей и с отчизной

        Будет в разлуке. Он близко. О друг, да хранительный демон

        Вовремя в дом твой тебя уведет, чтоб ему на глаза ты

        Здесь не попался, когда возвратится в отеческий дом он.

        Здесь не пройдет без пролития крови, когда с женихами

150 Станет вести свой расчет он, вступя под домашнюю кровлю».

        Так он сказал и вина золотого, свершив возлиянье,

        Выпил; и кубок потом возвратил Амфиному. И тихим

        Шагом пошел Амфином, с головой наклоненной, с печалью

        Милого сердца, как будто предчувствием бедствия полный;

155 Но не ушел от судьбы он; его оковала Паллада,

        Пасть от копья Телемахова вместе с другими назначив.

        Сел он на стул свой опять, к женихам возвратяся беспечно.

        Тут светлоокая дочь громовержца вложила желанье

        В грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына,

160 Выйти, дабы, женихам показавшись, [294]сильнейшим желаньем

        Сердце разжечь им, в очах же супруга и милого сына

        Боле, чем прежде, явиться достойною их уваженья.

        Так, улыбнуться уста приневолив, она Евриноме,

        Ключнице старой, сказала: «Хочу я — чего не входило

165 Прежде мне в ум — женихам ненавистным моим показаться;

        Также хочу и совет там подать Телемаху, чтоб боле

        С шайкою их, многобуйных грабителей, он не водился;

        Добры они на словах, но недобрые мысли в уме их».

        Ей Евринома, усердная ключница, так отвечала:

170 «То, что, дитя, говоришь ты, и я нахожу справедливым.

        Выдь к ним и милому сыну подай откровенно совет свой.

        Прежде, однако, омойся, натри благовонным елеем

        Щеки; тебе не годится с лицом, безобразным от плача,

        К ним выходить; красота увядает от скорби всегдашней.

175 Сын же твой милый созрел, и тебе, как молила ты, боги

        Дали увидеть его с бородою расцветшего мужа».

        Ключнице верной ответствуя, так Пенелопа сказала:

        «Нет, никогда, Евринома, для них, ненавистных, не буду

        Я омываться и щек натирать благовонным елеем.

180 Боги, владыки Олимпа, мою красоту погубили

        В самый тот час, как пошел Одиссей в отдаленную Трою.

        Но позови Гипподамию, с нею пускай Автоноя

        Также придет, чтоб меня проводить в пировую палату:

        К ним не пойду я одна, то стыдливости женской противно».

185 Так говорила царица. Поспешно пошла Евринома

        Кликнуть обеих служанок, чтоб тотчас послать к госпоже их.

        Умная мысль родилася тут в сердце Афины Паллады:

        Сну мироносцу велела богиня сойти к Пенелопе.

        Сон прилетел и ее улелеял, и все в ней утихло.

190 В креслах она неподвижно сидела; и ей, усыпленной,

        Все, чем пленяются очи мужей, даровала богиня:

        Образ ее просиял той красой несказанной, какою

        В пламенно-быстрой и в сладостно-томной с Харитами пляске

        Образ Киприды, венком благовонным венчанной, сияет;

195 Стройный ее возвеличился стан, и все тело нежнее,

        Чище, свежей и блистательней сделалось кости слоновой.

        Так одаривши ее, удалилась богиня Афина.

        Но белорукие обе рабыни, вбежавши поспешно

        В горницу, шумом нарушили сладостный сон Пенелопы.

200 Щеки руками спросонья потерши, она им сказала:

        «Как же я сладко заснула в моем сокрушенье! О, если б

        Мне и такую же сладкую смерть принесла Артемида

        В это мгновенье, чтоб я непрерывной тоской перестала

        Жизнь сокрушать, все не ведая, где Одиссей, где супруг мой,

205 Доблестью всякой украшенный, между ахеян славнейший».

        Кончив, по лестнице вниз Пенелопа сошла; вслед за нею

        Обе служанки сошли, и она, божество красотою,

        В ту палату вступив, где ее женихи пировали,

        Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,

210 Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим;

        Справа и слева почтительно стали служанки. Колена

        Их задрожали при виде ее красоты, и сильнее

        Вспыхнуло в каждом желание ложе ее разделить с ней.

        Сына к себе подозвавши, его Пенелопа спросила:

215 «Сын мой, скажи мне, ты в полном ли разуме? В возрасте детском

        Был ты умней и приличие всякое более ведал.

        Ныне ж ты мужеской силы достигнул, и кто ни посмотрит

        Здесь на тебя, чужеземец ли, здешний ли, каждый породу

        Мужа великого в светлой твоей красоте угадает.

220 Где же, однако, твой ум? Ты совсем позабыл справедливость.

        Дело бесчинное здесь у тебя на глазах совершилось;

        Этого странника в доме своем допустил ты обидеть;

        Что же? Когда чужеземец, доверчиво твой посетивший

        Дом, оскорбленный там будет сидеть и ругаться им станет

225 Всякий — постыдный упрек от людей на себя навлечешь ты».

        Матери так отвечал благомысленный сын Одиссеев:

        «Милая мать, твой упрек справедлив; на него не могу я

        Сетовать. Ныне я все понимаю; и мне уж не трудно