Бойтесь же здесь на стада подымать святотатную руку;

        Бог обладает здесь всеми стадами быков и баранов,

        Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает».

        Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем.

325 Но беспрестанно весь месяц свирепствовал Нот; все другие

        Ветры молчали; порою лишь Эвр подымался восточный.

        Спутники, хлеба довольно имея с вином пурпуровым,

        Были спокойны; быков Гелиосовых трогать и в мысли

        Им не входило; когда же съестной наш запас истощился,

330 Начали пищу охотой они промышлять, добывая

        Что где случалось: стреляли дичину иль рыбу

        Остросогбенными крючьями удили — голод томил их.

        Раз, помолиться желая богам, чтоб они нам открыли

        Путь, одинокой дорогой я шел через остров: невольно,

335 Тою дорогой идя, от товарищей я удалился;

        В месте, защитном от ветра, я руки умыл и молитвой

        Теплой к бессмертным владыкам Олимпа, к богам обратился.

        Сладкий на вежды мне сон низвели нечувствительно боги.

        Злое тогда Еврилох предложение спутникам сделал:

340 «Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный;

        Всякий род смерти для нас, земнородных людей, ненавистен;

        Но умереть голодною смертью всего ненавистней.

        Выберем лучших быков в Гелиосовом стаде [273]и в жертву

        Здесь принесем их богам, беспредельного неба владыкам.

345 После — когда возвратимся в родную Итаку, воздвигнем

        В честь Гелиоса, над нами ходящего бога, богатый

        Храм и его дорогими дарами обильно украсим;

        Если ж, утратой своих круторогих быков раздраженный,

        Он совокупно с другими богами корабль погубить наш

350 В море захочет, то легче, в волнах захлебнувшись, погибнуть

        Вдруг, чем на острове диком от голода медленно таять».

        Так говорил Еврилох, и сопутники с ним согласились.

        Лучших тогда из быков Гелиосовых, вольно бродивших,

        Взяли они — невдали корабля темноносого стадо

355 Жирных, огромнорогатых и лбистых быков там гуляло, —

        Их обступили, безумцы; воззвавши к богам олимпийским,

        Листьев нарвали они с густоглавого дуба, ячменя

        Боле в запасе на черном своем корабле не имея.

        Кончив молитву, зарезав быков и содравши с них кожи,

360 Бедра они все отсекли, а кости, обвитые дважды

        Жиром, кровавыми свежего мяса кусками обклали.

        Но, не имея вина, возлиянье они совершили

        Просто водою и бросили в жертвенный пламень утробу,

        Бедра сожгли, остальное же, сладкой утробы отведав,

365 Все изрубили на части и стали на вертелах жарить.

        Тут улетел усладительный сон, мне ресницы смыкавший.

        Я, пробудившись, пошел к кораблю на песчаное взморье

        Шагом поспешным; когда ж к кораблю подходил, благовонным

        Запахом пара мясного я был поражен; содрогнувшись,

370 Жалобный голос упрека вознес я к богам олимпийским:

        «Зевс, наш отец и владыка, блаженные, вечные боги,

        Вы на беду обольстительный сон низвели мне на вежды;

        Спутники там без меня святотатное дело свершили».

        Тою порой о убийстве быков Гиперионов светлый

375 Сын извещен был Лампетией, длинноодеянной девой.

        С гневом великим к бессмертным богам обратясь, он воскликнул:

        «Зевс, наш отец и владыка, блаженные, вечные боги,

        Жалуюсь вам на людей Одиссея, Лаэртова сына!

        Дерзко они у меня умертвили быков, на которых

380 Так любовался всегда я — всходил ли на звездное небо,

        С звездного ль неба сходил и к земле ниспускался.

        Если же вами не будет наказано их святотатство,

        В область Аида сойду я и буду светить для умерших».

        Гневному богу ответствовал так тученосец Кронион:

385 «Гелиос, смело сияй для бессмертных богов и для смертных,

        Року подвластных людей, на земле плодоносной живущих.

        Их я корабль чернобокий, низвергнувши пламенный гром свой,

        В море широком на мелкие части разбить не замедлю».

        (Это мне было открыто Калипсо божественной; ей же

390 Все рассказал вестоносец крылатый Кронионов, Эрмий.)

        Я, возвратясь к кораблю своему на песчаное взморье,

        Спутников собрал и всех одного за другим упрекал; но исправить

        Зла нам уж было не можно; быки уж зарезаны были.

        Боги притом же и знаменье, в страх нас приведшее, дали:

395 Кожи ползли, а сырое на вертелах мясо и мясо,

        Снятое с вертелов, жалобно рев издавало бычачий.

        Целые шесть дней мои непокорные спутники дерзко

        Били отборных быков Гелиоса и ели их мясо;

        Но на седьмой день, предызбранный тайно Кронионом Зевсом,

400 Ветер утих, и шуметь перестала сердитая буря.

        Мачту поднявши и белый на мачте расправивши парус,

        Все мы взошли на корабль и пустились в открытое море.

        Но, когда в отдалении остров пропал и исчезла

        Всюду земля и лишь небо, с водами слиянное, зрелось,

405 Бог громовержец Кронион тяжелую темную тучу

        Прямо над нашим сгустил кораблем, и под ним потемнело

        Море. И краток был путь для него. От заката примчался

        С воем Зефир, и восстала великая бури тревога;

        Лопнули разом веревки, державшие мачту; и разом

410 Мачта, сломясь, с парусами своими, гремящая, пала

        Вся на корму и в паденье тяжелым ударом разбила

        Голову кормщику; череп его под упавшей громадой

        Весь был расплюснут, и он, водолазу подобно, с высоких

        Ребр корабля кувырнувшися вглубь, там пропал, и из тела

415 Дух улетел. Тут Зевес, заблистав, на корабль громовую

        Бросил стрелу; закружилось пронзенное судно, и дымом

        Серным его обхватило. Все разом товарищи были

        Сброшены в воду, и все, как вороны морские рассеясь,

        В шумной исчезли пучине — возврата лишил их Кронион.

420 Я ж, уцелев, меж обломков остался до тех пор, покуда

        Киля водой не отбило от ребр корабельных: он поплыл;

        Мачта за ним поплыла; обвивался сплетенный из крепкой

        Кожи воловьей ремень вкруг нее; за ремень уцепившись,

        Мачту и киль им поспешно опутал и плотно связал я,

425 Их обхватил и отдался во власть беспредельного моря.

        Стихнул Зефир, присмирела сердитая буря; но быстрый

        Нот поднялся: он меня в несказанную ввергнул тревогу.

        Снова обратной дорогой меня на Харибду помчал он.

        Целую ночь был туда я несом; а когда воссияло

430 Солнце — себя я узрел меж скалами Харибды и Скиллы.

        В это мгновение влагу соленую хлябь поглощала;

        Я, ухватясь за смоковницу, росшую там, прицепился

        К ветвям ее, как летучая мышь, и повис, и нельзя мне

        Было ногой ни во что упереться — висел на руках я.

435 Корни смоковницы были далеко в скале и, расширясь,

        Ветви объемом великим Харибду кругом осеняли;

        Так там, вися без движения, ждал я, чтоб вынесли волны

        Мачту и киль из жерла, и в тоске несказанной я долго

        Ждал — и уж около часа, в который судья, разрешивши

440 Юношей тяжбу, домой вечерять, утомленный, уходит

        С площади, — выплыли вдруг из Харибды желанные бревна.