Уступая просьбамъ Зораиды, мы приготовились высадить здѣсь на берегъ отца и другихъ мавровъ; у нее не доставало духу видѣть связаннымъ, какъ злодѣя, отца своего, и въ неволѣ своихъ земляковъ; видъ этихъ несчастныхъ разрывалъ ея нѣжное сердце. Мы обѣщали исполнить ея просьбу, какъ только двинемся съ мѣста; — въ этой пустынѣ можно было безопасно оставить отца ея и другихъ мавровъ. Небо услышало наши молитвы; вѣтеръ перемѣнился, и море успокоилось, приглашая насъ продолжать нашъ путь. Улучивъ благопріятную минуту, мы развязали мавровъ и, въ великому удивленію послѣднихъ, высадили ихъ, поочередно, одного за другимъ, за берегъ. Когда очередь дошла до отца Зораиды, пришедшаго между тѣмъ въ себя, онъ сказалъ намъ: «христіане! неужели вы вѣрите, что эта злая женщина радуется моему освобожденію? Неужели вы думаете, что она жалѣетъ меня? Нѣтъ, нѣтъ, она хочетъ избавиться отъ меня за тѣмъ, чтобы присутствіе мое не смущало ее въ минуту преступныхъ желаній. Она отреклась отъ вѣры отцовъ своихъ не потому, что нашла, какъ вы думаете, вашу вѣру лучшей, а потому, что въ вашихъ краяхъ женщинамъ легче грѣшить, чѣмъ у насъ». Обратясь потомъ въ дочери и удерживаемый мною за обѣ руки, изъ предосторожности, чтобы онъ не покусился на какой-нибудь отчаянный поступокъ, старикъ воскликнулъ: «женщина безславная, такъ рано развратившаяся! слѣпая и бездушная! куда ты отправляешься? ты отдаешься этимъ собакамъ, нашимъ смертельнымъ врагамъ. Да будетъ проклятъ часъ, въ который ты родилась на свѣтъ; да будутъ прокляты заботы, которыми я окружалъ твою юность». Видя, что старикъ не намѣревается кончать своей рѣчи, я поспѣшилъ высадить его на берегъ, и такъ онъ продолжалъ громкимъ голосомъ разсыпаться въ проклятіяхъ, умоляя Магомета упросить Аллаха, чтобы онъ погубилъ насъ всѣхъ. Когда же, натянувши паруса, мы удалились на столько, что не могли уже слышать его, тогда, на терявшемся въ отдаленіи берегѣ, мы видѣли еще, какъ старикъ рвалъ на себѣ волосы, ударялъ себя въ лицо и катался по землѣ. Собравшись съ силами, онъ успѣлъ еще крикнуть такимъ громовымъ голосомъ, что мы еще разъ, и уже въ послѣдній, услышали его: «Дочь моя любимая, воротись, воротись! приди ко мнѣ на берегъ; я все тебѣ прощу. Отдай этимъ людямъ твои богатства, и приди, утѣшь старика отца. Безъ тебя онъ умретъ въ этой пустынѣ, гдѣ ты его покидаешь!» Слыша это, Зораида, съ растерзаннымъ сердцемъ, обливалась слезами; и могла только отвѣтить ему этими немногими словами: «о, мой отецъ! пусть сдѣлаетъ такъ Аллахъ, чтобы обратившая меня въ христіанство Лельла Маріемъ утѣшила тебя въ твоей печали. Аллахъ знаетъ, что я не могла не сдѣлать того, что сдѣлала и что эти христіане ничѣмъ не обязаны одной моей волѣ. Еслибъ даже я хотѣла позволить имъ уѣхать однимъ, а сама остаться бы дома съ тобой, то это было бы невозможно для меня; душа моя спѣшила исполнить свое дѣло, кажущееся мнѣ столь же святымъ, какъ тебѣ преступнымъ».

Зораида говорила это въ то время, когда мы теряли уже изъ виду ея отца, и старикъ не могъ услышать послѣднихъ словъ своей дочери. Тѣмъ временемъ, какъ я старался утѣшить ее, гребцы принялись за свое дѣло, и мы поплыли подъ такимъ благопріятнымъ вѣтромъ, что ожидали увидѣть утромъ берега Испаніи. Но такъ какъ земное счастіе никогда не бываетъ полно, а всегда омрачается чѣмъ-нибудь дурнымъ, поэтому наша злая звѣзда, или, быть можетъ, проклятія мавра, призванныя имъ на голову своей дочери (проклятій отца всегда слѣдуетъ страшиться), смутили нашу радость. Мы ѣхали среди глубокой ночи, подъ парусомъ, съ сложенными веслами, потому что благопріятный вѣтеръ позволялъ гребцамъ сидѣть въ бездѣйствіи, какъ вдругъ, неожиданно, замѣтили, при свѣтѣ луны, круглое судно, плывшее на всѣхъ парусахъ пряно на насъ. Оно было уже такъ близко, что, опасаясь столкнуться съ нимъ, мы принуждены были наскоро собрать паруса, а встрѣченный нами корабль очистилъ намъ дорогу при помощи руля. Съ палубы этого корабля насъ спросили кто мы, откуда и куда плывемъ? но такъ какъ насъ спрашивали по французски, поэтому ренегатъ быстро сказалъ намъ: «молчите, это, вѣроятно, французскіе пираты, которые нападаютъ на всѣхъ». Мы послушали ренегата, ничего не отвѣтили и, выигравъ немного пространства, оставили корабль подъ вѣтромъ. Въ ту же минуту намъ послали во слѣдъ два выстрѣла изъ орудія, по всей вѣроятности, связанными ядрами: первое изъ нихъ разбило пополамъ мачту, упавшую въ море вмѣстѣ съ парусомъ, а другое ударило въ нашъ катеръ, почти въ одно время съ первымъ, и пробило его въ нѣсколькихъ мѣстахъ, не тронувъ, однако, никого изъ пассажировъ. Страшная течь, открывшаяся на нашемъ катерѣ, заставила насъ громко просить о помощи. Съ корабля въ ту же минуту спустили шлюбку, и двѣнадцать французовъ, вооруженныхъ аркебузами, подплыли къ намъ съ зажженными факелами и пригласили насъ въ свою шлюбку, сказавши, что они дали намъ урокъ за нашу невѣжливость. Въ то время, какъ мы пересаживались въ шлюбку, ренегатъ взялъ сундукъ, въ которомъ хранилось богатство Зораиды и кинулъ его въ море такъ, что никто этого не видѣлъ. Съ шлюбви мы перешли на французскій корабль. Распросивши обо всемъ, что французамъ хотѣлось узнать, они ограбили насъ, какъ наши смертельные враги; съ Зораиды они сняли все, даже застежки, бывшія у ней на ногахъ. Но я не столько безпокоился объ этихъ потеряхъ, огорчавшихъ Зораиду, сколько о томъ, чтобы пираты не сдѣлали чего-нибудь худшаго, чтобы они не отняли у нее того, что было въ ней всего драгоцѣннѣе. Къ счастію, люди эти падки только на деньги и добычу, и въ этомъ отношеніи до такой степени ненасытимы, что они оставили бы насъ даже безъ платья, если бы увидѣли, что могутъ извлечь изъ него какую-нибудь пользу.

Нѣкоторые пираты хотѣли было кинуть насъ въ море, завернутыми во флагъ, намѣреваясь торговать въ испанскихъ портахъ, подъ британскимъ флагомъ, они не могли привезти насъ живыми, иначе ихъ открыли бы и наказали. Но капитанъ, ограбившій Зораиду, сказалъ, что онъ доволенъ добычей и не намѣренъ заходить теперь ни въ какой испанскій портъ, а желаетъ пройти ночью чрезъ Гибралтарскій проливъ и возвратиться какъ можно скорѣе въ Рошель, откуда онъ выѣхалъ; поэтому пираты дали намъ шлюбку отъ своего корабля и снабдили всѣмъ нужнымъ для того непродолжительнаго плаванія, которое оставалось намъ сдѣлать. На другой день мы были въ виду испанскихъ береговъ. Увидѣвъ ихъ, мы забыли всѣ претерпѣнныя нами несчастія, бѣдствія и нищету, какъ будто испытали ихъ не мы, а другіе; такъ велико счастье возвратить потерянную свободу. Около полудня пираты стали пересаживать насъ въ шлюбву, давши намъ нѣсколько боченковъ воды и сухарей; капитанъ же, движимый какимъ то, Богъ его знаетъ, состраданіемъ, подарилъ Зораидѣ сорокъ золотыхъ и не позволилъ своимъ матросамъ снять съ нее того платья, въ которомъ вы видите ее теперь. Мы сошли въ шлюбку, благодаря Бога за оказанную намъ милость; въ эту минуту мы чувствовали въ душѣ болѣе благодарности, чѣмъ памятозлобія. Пираты направились въ проливу, а мы, не справляясь съ другимъ компасомъ, кромѣ виднѣвшейся земли, принялись грести такъ дружно, что въ ночи могли надѣятся достигнуть берега. Небо было мрачно, луна не показывалась; и мы находили не совсѣмъ благоразумнымъ пристать въ берегу темною ночью. Многіе были, однако противнаго мнѣнія и требовали пристать въ берегу во что бы то ни стало, хотя бы намъ пришлось высадиться на совершенно безлюдной скалѣ; только въ такомъ случаѣ мы могли, по ихъ мнѣнію, считать себя совершенно безопасными отъ тэтуанскихъ корсаровъ, покидающихъ Варварійскіе берега съ наступленіемъ ночи и къ утру причаливающихъ къ берегамъ Испаніи, откуда они съ добычей возвращаются опять на ночь домой. Согласуя противорѣчащія стороны, мы рѣшились приближаться въ берегу исподволь, и если тишина моря позволитъ, то пристать тамъ, гдѣ это окажется возможнымъ. около полуночи мы причалили къ подошвѣ высокой горы, отнесенной на столько отъ моря, что на берегу оставалось довольно мѣста для высадки. Опрокинувши шлюбку на песокъ, мы вышли на берегъ, на колѣняхъ облобызали родимую землю, и съ глазами полными отрадныхъ слезъ возблагодарили Господа, осѣнявшаго насъ своимъ покровомъ во время нашего пути. Вынувъ за тѣмъ провизію изъ шлюбки, мы стали взбираться на гору, и все еще не могли успокоиться и увѣрить себя, что державшая насъ земля была земля христіанская.