— А прочтите за еще что-нибудь, сказалъ Санчо, можетъ быть мы найдемъ тамъ что-нибудь интересное для насъ.

Донъ-Кихотъ перевернулъ листъ.

— Здѣсь проза, сказалъ онъ, что-то въ родѣ письма.

— Тоже, пожалуй, посланіе какое-нибудь, замѣтилъ Санчо.

— Судя по началу, это, должно быть, какое-то любовное письмо, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ.

— Потрудитесь, ваша милость, громко прочитать его, сказалъ Санчо, потому что, страхъ какъ люблю я эти любовныя писанія.

— Изволь, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, и вслѣдъ за тѣмъ громко прочелъ:

«Твоя измѣна и мое несчастіе заставляютъ меня удалиться въ такое мѣсто, откуда слухъ твой поразитъ скорѣе вѣсть о моей кончинѣ, нежели мое проклятіе. Неблагодарная! ты предпочла мнѣ человѣка, обладающаго большимъ, но не большаго, чѣмъ я. Если-бы благородство чувствъ считалось здѣсь богатствомъ, тогда я не завидовалъ-бы чужому счастію, и не оплакивалъ-бы погибшаго моего. Очарованіе, производимое твоей красотой, затмѣвается твоими поступками. Прельщенный красотой, — я видѣлъ въ тебѣ ангела небеснаго, въ твоихъ поступкахъ — узналъ въ тебѣ женщину. Но живи себѣ въ мирѣ ты, вызывающая меня на брань; дай Богъ, чтобы никогда не раскрылся коварный обманъ твоего мужа, и тебѣ не пришлось раскаиваться въ твоемъ поступкѣ, или страшиться моего удара въ отмщеніе за то, чего ужь я не ищу».

— Изъ этого письма мы узнали еще меньше, чѣмъ изъ стиховъ, замѣтилъ Донъ-Кихотъ. Ясно только, что это писалъ какой-то отверженный влюбленный.

Принявшись за тѣмъ перелистывать весь альбомъ, онъ нашелъ въ немъ нѣсколько другихъ стиховъ и писемъ, частію перечеркнутыхъ, частію совершенно ясныхъ. Но во всѣхъ ихъ встрѣчались только проклятія, жалобы, упреки, удовольствія, огорченія, отказы и ласки, и все это воспѣвалось, восхвалялось и проклиналось.

Тѣмъ времененъ, какъ Донъ-Кихотъ разсматривалъ альбомъ, Санчо разсматривалъ чемоданъ и подушку, обшаривши въ нихъ всѣ уголки, всѣ складки, распоровъ всѣ швы, разглядѣвъ и ошупавъ всякій кусокъ ваты, словомъ, не оставивъ безъ тщательнаго разсмотрѣнія ничего; такъ разожгли его любопытство, найденные имъ червонцы, число которыхъ превышало сотню. И хотя онъ не нашелъ ничего больше ни въ чемоданѣ, ни въ подушкѣ, тѣмъ не менѣе примирился теперь и съ памятнымъ для него одѣяломъ; и съ фіербрасовскимъ бальзамомъ, и съ дубинами и кулаками погонщиковъ муловъ, и съ похищеніемъ котомки, и съ кражей кафтана, и съ голодомъ, жаждой, трудами, словомъ рѣшительно со всѣмъ, что привелось ему испытать за службѣ у своего добраго господина. Найденные имъ червонцы съ лихвой вознаграждали его за всѣ испытанныя имъ потери и лишенія.

Рыцарю печальнаго образа, между тѣмъ, ужасно хотѣлось узнать, это бы такой могъ быть хозяиномъ найденнаго имъ чемодана; заключая по деньгамъ, бѣлью, стихамъ и письмамъ, что это должно быть какой-нибудь влюбленный, знатной фамиліи, доведенный до отчаянья измѣной своей возлюбленной. Но такъ какъ въ этомъ суровомъ и пустынномъ мѣстѣ, трудно было собрать какія-нибудь свѣдѣнія на этотъ счетъ, поэтому онъ рѣшился ѣхать дальше, предоставляя выборъ пути воли Россинанта, выглядывавшаго, гдѣ ему можно поставить безопасно одну ногу впереди другой. Рыцарю все мерещилось, что среди этихъ горъ, покрытыхъ хворостникомъ, его ожидаетъ какое-нибудь удивительное приключеніе. Погруженный въ эти мысли, онъ нечаянно увидѣлъ между кустарниками человѣка, пробиравшагося съ необычайной легкостью съ холма на холмъ. Онъ казался полунагимъ, съ черной всклоченной бородой, длинными, безпорядочно раскинутыми волосами, съ обнаженной головой и голыми ногами. Правда, на бедрахъ его висѣли какіе-то желтые бархатные штаны, но такіе порванные, что они открывали тѣло въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Хотя двигался онъ чуть не съ быстротою молніи, тѣмъ не менѣе рыцарь печальнаго образа отлично разсмотрѣлъ фигуру и нарядъ его, и хотѣлъ, во что бы то не стало, послѣдовать за нимъ, но не Россинанту-же было пробираться сквозь окружавшіе его камни и хворостникъ, къ тому-же онъ и вообще-то двигался куда какъ не быстро. Донъ-Кихоту показалось, что незнакомецъ этотъ долженъ быть хозяинъ потеряннаго чемодана, и онъ рѣшился всюду искать его, хотя-бы для этого ему пришлось цѣлый годъ разъѣзжать по горамъ. Приказавъ Санчо обогнуть гору съ одной стороны, самъ онъ рѣшился слѣдовать по другой, надѣясь помощью этого маневра поймать незнакомца, такъ быстро скрывшагося у него изъ виду.

— Не могу я этого сдѣлать, отвѣчалъ Санчо, потому что какъ только я покидаю вашу милость, такъ передъ главами у меня начинаютъ мерещиться тысячи привидѣній, и, съ перепугу, просто душа въ пятки уходитъ. И это я вамъ говорю разъ на всегда, ваша милость, не удаляйте вы меня отъ себя.

— Согласенъ, отвѣчалъ рыцарь печальнаго образа, и восхищенъ тѣмъ, что питаешь такое довѣріе къ моему мужеству, на которое ты всегда можешь расчитывать, даже въ ту минуту, когда тѣло твое не могло бы расчитывать на свою душу. Ступай же позади меня шагъ за шагомъ, или какъ тебѣ будетъ удобнѣе, и обрати глаза свои въ фонари. Мы объѣденъ кругомъ эту гору и, быть можетъ, настигнемъ этого, только что мелькнувшаго передъ нами человѣка; ему, вѣроятно, принадлежитъ сдѣланная нами находка.

— Къ чему же исвать его въ такомъ случаѣ, сказалъ Санчо; вѣдь если онъ окажется хозяиномъ этихъ червонцевъ, тогда, что же я то стану дѣлать? Право, ваша милость, лучше намъ обойтись безъ этихъ ненужныхъ объѣздовъ, и оставаться съ найденными деньгами, пока не отыщется настояшій хозяинъ ихъ самъ собою. Къ этому времени я, дастъ Богъ, издержу уже всѣ эти деньги, такъ что отдать мнѣ придется развѣ то, что я истратилъ.

— Санчо! ты судишь въ этомъ отношеніи очень ошибочно, сказалъ Донъ-Кихотъ. Если у насъ можетъ зародиться хотя мысль о томъ, что этотъ неизвѣстный человѣкъ — хозяинъ найденныхъ нами денегъ, въ такомъ случаѣ, мы должны отыскать его и возвратить то, что ему принадлежитъ. Если же мы не станемъ отыскивать его, въ такомъ случаѣ, хотя бы онъ и не былъ даже хозяиномъ найденныхъ нами вещей, мы будемъ виноваты передъ нимъ, какъ передъ настоящимъ владѣльцемъ, потому что есть данныя предполагать, что владѣлецъ этотъ ни это иной, какъ встрѣченный нами незнакомецъ. По этому, другъ мой, Санчо, ищи его безъ горя, чтобы не заставить горевать меня, не отыскавъ этого человѣка. Съ послѣднимъ словомъ, онъ пришпорилъ Россинанта, а Санчо послѣдовалъ за нимъ пѣшкомъ, неся на спинѣ своей, благодаря Гинесу Пассамонту, все, что составляло недавно ношу его осла.

Когда рыцарь и его оруженосецъ почти уже окончили объѣздъ кругомъ горы, они неожиданно наткнулись, на берегу ручья, на трупъ мула, лежавшаго еще съ уздою и сѣдломъ, но уже на половину съѣденнаго волкани и воронами; это еще болѣе убѣдило ихъ, что мелькнувшій передъ взорами ихъ человѣкъ былъ никто иной, какъ владѣлецъ погибшаго мула и найденнаго ими чемодана. Тѣмъ временемъ какъ ваши искатели приключеній съ любопытствомъ осматривали трупъ мула, они услышали свистъ, похожій на свистъ пастуха, сзывающаго свое стадо; и почти въ туже минуту увидѣли, по лѣвую сторону отъ себя, огромное стадо козъ, за которыми шелъ довольно пожилой пастухъ. Донъ-Кихотъ громко кликнулъ его, прося подойти къ себѣ. Пастухъ также крича, спросилъ рыцаря, какъ попалъ онъ въ такое мѣсто, куда кромѣ козъ, волковъ и хищныхъ звѣрей не заглядывалъ никто. «Приди сюда», крикнулъ ему Санчо, «и тебѣ скажутъ все, что нужно».

Пастухъ послушался, и подойдя къ Донъ-Кихоту, сказалъ ему: «готовъ биться объ закладъ, что вы разсматриваете теперь этого мертваго мула. Вотъ ужь шесть мѣсяцевъ, какъ онъ лежитъ здѣсь. Но, скажите на милость, не встрѣтили ли вы гдѣ-нибудь его хозяина?»

— Ничего мы не встрѣтили, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, кромѣ чемодана и подушки, найденныхъ нами недалеко отсюда.

— Я ихъ тоже находилъ, отвѣчалъ пастухъ, да только и дотрогиваться ни хотѣлъ, боясь какъ бы еще бѣды съ ними не нажить, не обвинили бы меня чего добраго, въ кражѣ; чортъ вѣдь всегда готовъ подставить вамъ что-нибудь подъ ноги, и повалить насъ ни за что, ни про что.

— Это самое и я думалъ, сказалъ Санчо; я тоже нашелъ этотъ чемоданъ, и тоже побоялся даже подойти въ нему; и какъ тамъ все было, такъ все и оставилъ, потому что не въ моей это натурѣ привязывать собакамъ погремушки.