Милосердая Владычица! Какъ описать гнѣвъ, которымъ воспылалъ Донъ-Кихотъ, услышавъ дерзкія слова своего оруженосца! Съ глазами, горѣвшими какъ пламень, задыхаясь отъ злобы, онъ неистово воскликнулъ: «болванъ, мужикъ, неучь, клеветникъ, грубіянъ, безстыдникъ! Какъ осмѣлился ты сказать все это въ присутствіи моемъ и этихъ высокихъ дамъ? Какъ осмѣлился ты даже вообразитъ что-нибудь подобное? Прочь съ моихъ глазъ: лгунъ, клеветникъ, сплетникъ, не понимающій, что значитъ уваженіе, которое мы обязаны имѣть къ коронованнымъ лицамъ. Вонъ съ глазъ моихъ, если ты не хочешь испытать мой гнѣвъ». Сказавши это, Донъ-Кихотъ нахмурилъ брови, надулъ щеки, косо взглянулъ, ударилъ объ полъ ногою, словомъ, обнаружилъ всѣ признаки самаго бѣшенаго гнѣва, и своими грозными словами и жестами до того напугалъ несчастнаго Санчо, что-тотъ весь задрожалъ и желалъ провалиться въ эту минуту сквозь землю. Онъ поспѣшно отвернулся и удалился изъ глазъ своего разъяреннаго господина. Узнавшая хорошо характеръ Донъ-Кихота, Доротея поспѣшила успокоить рыцаря.

— Не сердитесь, господинъ рыцарь печальнаго образа, сказала она, не обращайте вниманія на дерзкія слова вашего оруженосца. Быть можетъ онъ не совсѣмъ не правъ, и христіанскую совѣсть его не слѣдуетъ подозрѣвать въ лжесвидѣтельствѣ противъ моей особы. Нужно вѣрить, нисколько не сомнѣваясь, что въ этомъ замкѣ, какъ вы утверждаете, все очаровано, и вашему оруженосцу, при помощи сатанинскихъ ухищреній, могло очень легко привидѣться что-нибудь предосудительное для моей особы.

— Клянусь всемогущимъ Богомъ, вы правы, воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Этого грѣшника, безъ сомнѣнія, искушало какое-нибудь дурное видѣніе, показавшее ему то, чего онъ не могъ увидѣть иначе, какъ только при помощи волшебства, это непремѣнно такъ. Зная доброту и непорочность этого несчастнаго человѣка, я не могу заподозрить его въ желаніи оклеветать кого бы то ни было.

— Такъ было и будетъ, воскликнулъ донъ-Фернандъ; и вы, господинъ рыцарь, должны простить вашему оруженосцу и возвратить его въ лоно вашихъ милостей sicut erat in principio, прежде чѣмъ эти проклятыя видѣнія перевернули вверхъ дномъ его голову.

Донъ-Кихотъ согласился простить Санчо, и приведенный священникомъ оруженосецъ пришелъ съ повинной головой преклонять колѣни предъ своимъ господиномъ и облобызать его руку. Благословивъ Санчо, Донъ-Кихотъ сказалъ ему:

— Теперь, Санчо, ты можешь, кажется, убѣдиться, что въ этомъ замкѣ все дѣлается при посредствѣ очарованіи, какъ это а говоритъ тебѣ много и много разъ.

— Вѣрю, господинъ мой, отвѣтилъ Санчо; вѣрю, что все здѣсь происходитъ при посредствѣ очаровавшій, только происшествіе съ одѣяломъ случилось въ дѣйствитежльности.

— Не вѣрь этому, сказалъ Донъ-Кихотъ; если бы оно случилось въ дѣйствительности, такъ я бы отмстилъ за тебя тогда и съумѣлъ бы отмстить теперь. Но ни теперь, ни тогда, я не вижу и не знаю, кому я долженъ мстить.

Гости пожелали узнать, что это за происшествіе съ одѣяломъ, и хозяинъ подробно разсказалъ имъ воздушное путешествіе, совершенное въ корчмѣ этой Санчо-Пансо, порядкомъ насмѣшивъ разсказомъ своимъ все общество. Одинъ Санчо готовъ былъ разсердиться, но Донъ-Кихотъ успокоилъ его, повторивъ еще разъ, что происшествіе съ одѣяломъ было чистѣйшее очарованіе. Довѣрчивость Санчо никогда не доходила, однако, до того, чтобы онъ согласился признать очарованіемъ происшествіе съ одѣяломъ; онъ постоянно оставался въ твердой увѣренности, что его подбрасывали на одѣялѣ люди изъ костей и плоти, а не привидѣнія, какъ увѣрялъ Донъ-Кихотъ.

Двое сутокъ проживало уже высокое общество въ знакомой намъ корчмѣ, и такъ какъ имъ казалось, что пора, наконецъ, отправиться, поэтому всѣ стали придумывать средства избавить донъ-Фернанда и Доротею отъ труда провожать Донъ-Кихота до его деревни, гдѣ должно было прекратиться путешествіе рыцаря въ Микомиконское царство, съ цѣлію возстановленія на прародительскомъ престолѣ его законной государыни. Отправиться съ Донъ-Кихотомъ должны были только священникъ и цирюльникъ; дома они думали поискать средствъ вылечить рыцаря. Отвести Донъ-Кихота взялся по найму одинъ крестьянинъ, случайно остановившійся съ своими волами и телѣгой въ той самой корчмѣ, гдѣ находился рыцарь съ знакомой намъ компаніей. Для Донъ-Кихота устроили родъ деревянной клѣтки, въ которой онъ могъ расположиться совершенно свободно, и когда все было улажено, тогда, по совѣту священника, донъ-Фернанда и его товарищей, переодѣтые стрѣльцы и слуги донъ-Луи, закрывши лица — для того, чтобы рыцарь принялъ ихъ не за тѣхъ людей, которыми онъ былъ окруженъ въ воображаемомъ замкѣ, а за какихъ-то иныхъ — вошли въ ту комнату, гдѣ, полный радостныхъ надеждъ, отдыхалъ Донъ-Кихотъ. Подойдя къ постели бѣднаго рыцаря, который, мирно почивая, не ожидалъ такого предательства, они схватили его всѣ вмѣстѣ и связали такъ крѣпко по рукамъ и по ногамъ, что когда Донъ-Кихотъ пробудился, то не могъ пошевельнуть ни однимъ членомъ, и только изумлялся, видя себя окруженнымъ какими-то странными фигурами. Благодаря, однако, своему разстроенному уму, грезившему постоянно о какихъ-то очарованіяхъ, онъ въ ту же минуту вообразилъ себѣ, и не только вообразилъ, но окончательно увѣрился въ томъ, что его окружили привидѣнія этого памятнаго для него очарованнаго замка, и что безъ всякаго сомнѣнія онъ очарованъ, такъ какъ онъ не могъ ни двинуться, ни защищаться; словомъ все случилось именно такъ, какъ думалъ священникъ, главный виновникъ этого удивительнаго событія.

Изъ всѣхъ присутствовавшихъ при этой сценѣ, одинъ Санчо оставался хладнокровнымъ и не измѣнился въ лицѣ. И хотя онъ былъ очень близокъ отъ того, чтобы захромать на одну могу съ Донъ-Кихотомъ, онъ тѣмъ не менѣе догадался, что это за господа такіе — всѣ эти странныя фигуры, но не дерзалъ разинуть рта, не узнавши чѣмъ кончится это неожиданное нападеніе на его господина. Донъ-Кихотъ также потерялъ охоту говорить, ожидая, подобно своему оруженосцу, чѣмъ кончится это внезапно поразившее его бѣдствіе. Кончилось же оно тѣмъ, что связаннаго рыцаря перенесли въ клѣтку, стоявшую у его постели, и заколотили въ ней доски такъ крѣпко, что только надорвавшись два раза можно было разбить ихъ. За тѣмъ привидѣнія взвалили клѣтку на плечи, и въ ту же минуту, когда они выходили изъ комнаты, во слѣдъ имъ раздался ужасный голосъ, на столько ужасный, сколько могъ сообщить ужаса своему голосу цирюльникъ, не тотъ который спорилъ о сѣдлѣ, а другой, кричавшій теперь во слѣдъ очарованному рыцарю: «О рыцарь печальнаго образа! не отчаявайся, видя себя заключеннымъ въ эту тюрьму, въ которой тебя уносятъ теперь. Заключить тебя было необходимо, дабы ты скорѣе окончилъ то предпріятіе, на которое указало тебѣ твое великое сердце и которое совершится тогда, когда страшный Ламанчскій левъ и бѣлая горлица Тобозская пріютятся въ одномъ гнѣздѣ, склонивъ великолѣпное чело свое подъ сладостно-легкое ярмо Гименея. Отъ этого неслыханнаго союза произойдутъ, къ удивленію міра, мужественные львенки, наслѣдующіе хищныя когти ихъ мужественнаго отца. И все это должно случиться, прежде чѣмъ свѣтило, преслѣдующее бѣглую нимфу, дважды посѣтитъ, во время своего быстрокрылаго бѣга, сіяющіе образы Зодіака. И ты, вѣрнѣйшій и благороднѣйшій изъ оруженосцевъ, носившихъ мечь у пояса, бороду на подбородкѣ и обоняніе въ ноздряхъ, не смутись духомъ и не обомлѣй, увидѣвъ, какъ похищаютъ въ глазахъ твоихъ цвѣтъ странствующаго рыцарства. Скоро ты узришь себя вознесеннымъ такъ высоко, что самъ себя не станешь узнавать, и тогда-то исполнятся всѣ обѣщанія твоего великодушнаго господина. Именемъ мудрой Ментороніаны, увѣряю тебя, что тебѣ будетъ заплачено все твое жалованье, въ чемъ ты убѣдишься скоро на дѣлѣ. Слѣдуй-же по слѣдамъ мужественнаго и очарованнаго рыцаря, господина твоего, потому что тебѣ предназначено проводить его до того мѣста, гдѣ вмѣстѣ вы отдохнете. Больше мнѣ не позволено сказать ничего, поэтому, призвавъ на ваши головы благословеніе неба, я возвращаюсь туда, одинъ я знаю куда». Въ концѣ своего предсказанія, незримый пророкъ возвысилъ голосъ фистулой и потомъ понизилъ его мало-по-малу съ такими трогательными модуляціями, что даже тѣ, которые знали объ этой комедіи, готовы были повѣрить дѣйствительности придуманнаго ими обмана.