Глава XLVI

Тѣмъ временемъ, какъ говорилъ Донъ-Кихотъ, священникъ намекалъ стрѣльцамъ на то, что рыцарь не въ своемъ умѣ (стрѣльцамъ, впрочемъ, не трудно было замѣтить это по его дѣйствіямъ и словамъ), а потому они не обязаны исполнить приказанія святой Германдады задержать Донъ-Кихота, потому что, все равно, его пришлось бы отпустить потомъ, какъ полуумнаго. Но стрѣлецъ, предъявившій приказъ, объявилъ, что не его дѣло разсуждать — въ своемъ, или не въ своемъ умѣ Донъ-Кихотъ, что онъ обязавъ только исполнить приказаніе начальства, и что полуумнаго, задержаннаго одинъ разъ, можно триста разъ отпустить потомъ.

«Но только, если вы теперь собираетесь задержать его,» сказалъ священникъ, «такъ я сильно сомнѣваюсь, чтобы онъ дался вамъ;«и онъ успѣлъ, наконецъ, словами, а Донъ-Кихотъ своими безумными выходками убѣдить стрѣльцовъ, что они были бы безумнѣе самого Донъ-Кихота, еслибъ не поняли, что это за господинъ такой. Стрѣльцы успокоились, и даже взялись быть посредниками между цирюльникомъ и Санчо, продолжавшими еще спорить, какъ непримиримые враги. Стрѣльцамъ удалось, наконецъ, если и не вполнѣ помирить тяжущіяся стороны, то, по крайней мѣрѣ, склонить ихъ на значительныя уступки; противники согласились помѣняться вьюками, оставивши при себѣ хомуты. За шлемъ же Мамбрена священникъ успѣлъ. скрытно онъ Донъ-Кихота, заплатить владѣльцу его восемь реаловъ; послѣ чего цирюльникъ формально отказался за себя и за своихъ потомковъ отъ нравъ своихъ на этотъ шлемъ.

Покончивъ два важнѣйшихъ, спорныхъ дѣла (это были, дѣйствительно, самыя важныя и оживленныя), оставалось уговорить слугъ домъ-Луи, чтобы трое изъ нихъ возвратились домой, а четвертый сопровождалъ своего господина туда, куда намѣренъ былъ отвести его донъ-Фернандъ. Смягчившаяся въ любовникамъ и храбрецамъ фортуна помогла окончить это дѣло быстрѣе, чѣмъ можно было ожидать. Слуги донъ-Луи изъявили полное согласіе на сдѣланное имъ предложеніе, и это до того обрадовало Клару, что на лицѣ ея нельзя было не прочесть оживлявшей его радости. Зораида же, не понимая того, что дѣлалось вокругъ нея, печалилась и радовалась, смотря потому, что замѣчала скорбь или радость — на другихъ лицахъ: въ особенности же внутреннее настроеніе ея согласовалось съ выраженіемъ лица того плѣнника капитана, съ котораго она не сводила глазъ, сливаясь съ нимъ душой. Между тѣмъ хозяинъ, замѣтивъ, что священникъ разсчитывался съ цирюльникамъ, потребовалъ отъ Донъ-Кихота денегъ за ночлегъ, кушанье, а также за розлитое вино и разрѣзанные козловые мѣха, клянясь, что если Донъ-Кихотъ не заплатитъ за все, до послѣдняго обола, такъ онъ не выпуститъ изъ корчмы ни Россинанта, ни осла Санчо. Къ счастію и. это дѣло было улажено священникомъ, при помощи денегъ донъ-Фернанда, заплатившаго за все, не смотря на готовность аудитора расплатиться съ хозяиномъ. Во всей корчмѣ возстановленъ былъ, наконецъ, такой полный миръ и воцарилось такое спокойствіе, что она походила уже не на обуреваемый враждою лагерь Аграманта, которому уподобилъ ее недавно Донъ-Кихотъ, а напоминала, напротивъ, глубокій миръ Римской имперіи временъ Октавіана; и за это, какъ утверждалъ общій голосъ, слѣдовало благодарить высокое краснорѣчіе священника и щедрость донъ-Фернанда.

Донъ-Кихотъ, увидѣвъ себя, наконецъ, освобожденнымъ отъ всѣхъ перебранокъ и ссоръ, виновникомъ которыхъ былъ и онъ самъ и его оруженосецъ, подумалъ, что время бы уже пуститься въ путь, и привести скорѣе къ концу это предпріятіе, предназначенное совершить ему одному. И онъ отправился преклонить колѣна предъ Доротеей, не хотѣвшей, однако, отвѣчать ему пока онъ не встанетъ. Исполняя волю принцессы, Донъ-Кихотъ всталъ и обратился къ ней съ слѣдующими словами: «прекрасная принцесса! Быстрота, безспорно, есть мать удачь; неоднократный опытъ въ важныхъ обстоятельствахъ показалъ намъ, что только быстротою исполненія выигрываются сомнительныя дѣла. Нигдѣ, однако, эта истина не обнаруживается такъ блистательно, какъ въ предпріятіяхъ воинскихъ; упреждая рѣшимостью и быстротой намѣренія врага, мы одерживаемъ побѣду прежде, чѣмъ непріятель успѣетъ приготовиться къ оборонѣ. Вѣнценосная дама! я говорю это потому, что намъ не къ чему, какъ мнѣ кажется, долѣе оставаться въ этомъ замкѣ; малѣйшее замедленіе теперь можетъ сдѣлаться пагубнымъ для насъ, и намъ придется когда-нибудь раскаяться въ немъ. Какъ знать? Не извѣщенъ ли уже великанъ своими шпіонами о моемъ намѣреніи поразить его и, пользуясь временемъ, которое мы такъ щедро даримъ ему, не укрѣпился ли онъ въ какой-нибудь неприступной крѣпости, о которую разобьются всѣ усилія моей неутомимой руки. Предупредимъ же, принцесса, быстротою движенія, замыслы врага; пустимся, не теряя ни минуты, въ путь, и вѣрьте мнѣ, что въ ту минуту, когда я предстану лицомъ къ лицу съ вашимъ врагомъ, вы получите все, что желаете». Донъ-Кихотъ замолчалъ. ожидая отвѣта прекрасной инфанты. Доротея, принявъ величественный видъ и поддѣлываясь подъ слогъ Донъ-Кихота, отвѣтила ему: «благодарю васъ, господинъ рыцарь, за ваше искреннее желаніе помочь моему великому горю; такъ долженъ поступить истинный рыцарь, ниспосланный въ міръ защищать сирыхъ и помогать гонимымъ. Да благоугодно будетъ небу исполнить наши общія желанія, и вы узнаете тогда, существуютъ ли на свѣтѣ благодарныя женщины. Покорная вашему желанію, я готова покинуть этотъ замокъ сію же минуту, потому что у меня нѣтъ другой воли, кромѣ вашей. Располагайте же иною, какъ знаете; — та, которая рѣшилась ввѣрить вашей рукѣ свою судьбу и защиту попранныхъ правъ ея на престолъ, не можетъ возражать на то, что повелитъ ей ваша мудрость».

— Великъ Господь! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; предо мною преклоняется принцесса, и потому я долженъ безъ замедленія поднять и возстановить ее на прародительскомъ тронѣ. Ѣдемъ же сію минуту. Движимый нетерпѣніемъ скорѣе достигнуть далекой страны, я нахожу, что теперь вся опасность въ промедленіи. И такъ какъ небо не создало, а адъ не изрыгнулъ никого, кто бы устрашилъ меня, поэтому, Санчо, осѣдлывай скорѣй Россинаита, осла своего и иноходца принцессы; простимся съ управляющимъ замкомъ, съ этими господами и двинемся въ путь.

— О господинъ мой, господинъ мой, отвѣтилъ ему, покачивая головой, глядѣвшій на всю эту сцену Санчо, — окажу я вамъ, ни кого не задѣвая, что случилась въ деревнѣ такая бѣда, какой и не снилось намъ никогда.

— Неучь, сказалъ Донъ-Кихотъ, какая бѣда можетъ случиться во всѣхъ деревняхъ и городахъ міра, до которыхъ достигаетъ моя слава.

— Если ваша милость гнѣваетесь, отвѣчалъ Санчо, въ такомъ случаѣ я замолчу и не открою вамъ того, что, какъ вѣрный слуга, я долженъ былъ бы открыть своему господину.

— Говори, что хочешь, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, лишь бы только ты не выдумалъ устрашить меня своими словами. Если же ты самъ страшишься, въ такомъ случаѣ дѣлай то, что тебѣ прилично, я же, котораго ничто не устрашаетъ, буду дѣлать то, что мнѣ прилично.

— Не въ томъ дѣло, какъ грѣшенъ я предъ Господомъ Богомъ, совсѣмъ не въ томъ, отвѣтилъ Санчо, а доложу я вамъ, ваша милость, что эта госпожа, называющая себя царицею великаго Микомиконскаго царства, такая же царица, какъ моя мать, и это я знаю навѣрное, потому что, еслибъ она была въ самомъ дѣлѣ царица, такъ не стала бы ходить, чуть только глаза съ нее спустятъ, во всѣ углы амуриться съ однимъ изъ этихъ господъ.

При этихъ словахъ Доротея покраснѣла до бѣлковъ глазъ: мужъ ея, донъ-Фернандъ, дѣйствительно, не разъ, тайкомъ обнималъ и цаловалъ ее. Санчо однажды подмѣтилъ это и ему показалась подозрительной такая фамиліарность принцессы съ какимъ то неизвѣстнымъ господиномъ; — вести себя такимъ образомъ могла, по его мнѣнію, какая-нибудь придворная дама великой царицы, но, никакъ не она сама. Доротея рѣшительно не знала, что сказать ей и допустила Санчо говорить далѣе: — «Я вамъ сказалъ это, господинъ мой», продолжалъ Санчо, «потому что боюсь, какъ бы въ концѣ пути, проѣхавши такое огромное разстояніе, проведши столько дурныхъ ночей и еще худшихъ дней, не очутиться намъ съ вами въ дуракахъ, чтобы не пришлось намъ облизываться, глядя, какъ этотъ господинъ, любезничающій съ принцессами въ корчмахъ, станетъ кушать плоды нашихъ трудовъ; въ чему же, въ такомъ случаѣ. торопиться намъ осѣдлывать Россинанта, осла и иноходца? Не лучше ли оставаться спокойно въ сторонѣ; пусть по нашей поговоркѣ каждая женщина остается за своимъ веретеномъ и отправимся обѣдать.