Меня несет так далеко, что Георгий Александрович только открывает рот. Несколько моих теорий вызывают у него некоторый интерес. Развлекаю я его минут пятнадцать. Я как раз объясняю ему, что Москва есть на деле древний град Мошков (от слова мошка), когда, устав от моей трескотни, он поднимается.
-- Как у мамы дела, - спрашивает он строго. - У отца-то были в этом году?
-- А как же, Георгий Александрович, - отвечаю я. - Как положено, до Троицы. Петунии посадили...
Интересно, слушал бы он с таким интересом о моих действительных проблемах? Вряд ли...
Напевая "Просто жизнь моя манеж", я запираю за ним дверь и, пританцовывая, бреду в комнату.
Зачем приходил, спрашивается? Что инспектировал? После его визита мне становится противно. Уехать бы правда от них куда-нибудь, отдохнуть...
Понятно, что у него денег просить нельзя, бесполезно. И еще я его боюсь. Вдруг он рассердится и отменит мое пособие?..
Если уж просить, то есть один человек - бывший муж. То есть второй муж. Первый, если говорить честно, как-то стерся из моей памяти. Мне даже и не верится, что он был. А вот второго фиг забудешь... Он феноменальный жмот, но можно попробовать - я ничего не теряю. Толку с него никакого, отношений нет вообще, выгорит - хорошо, не выгорит - настроение ему испорчу, все-таки приятно, хоть и мелочь.
Брать его надо тепленьким, голыми руками, без предупреждения. А то найдется тысяча причин, и в конечном итоге он сбежит, только чтоб со мной не встречаться. Ему встречи не нужны.
Я навожу боевой раскрас и спускаюсь вниз. Перед дверью красуется новое грозное объявление "Граждане! Имейте совесть! Верните цветок в холл! Если не вернете - пойдем с участковым по квартирам. Общественность дома".
Одна надежда - что участковый окажется либо умнее, либо ленивей всей общественности вместе взятой. Надо же было понимать сразу - если ставишь цветок в холле, приготовься к тому, что его украдут. У соседа с пятого этажа украли старые оконные рамы, пока он их нес на помойку. Отошел у лифта покурить, вернулся обратно - рам уж нет. А тут цветок...
Имею полное право не пускать в квартиру никого. Ни общественность, ни лично участкового. Противно только, что коли не пустишь - немедленно по дому будет крик, что это ты утащила их собственность. Пустишь - противно тоже. Уроды...
Выхожу из этого психованного дома на волю, иду к метро и еду к мужу на работу. Приходится потратить лишние деньги на билет в метро. Туда и обратно. Целых двадцать шесть рублей, не шутка. Рисковое вложение денежных средств - неизвестно, окупятся ли. Очень может быть, что не окупятся...
Ехать аж на проспект Мира. Будем надеяться, он не сменил место работы... За два квартала до точки я произвожу еще одну трату - звоню с мобильного кирпича на его рабочий телефон. Надо же убедиться, что он на месте. Вдруг в отпуске, тогда, считайте, зря прокатилась...
- Коновалов, слушаю, - монотонно произносит в трубке голос, от звука которого я почему-то начинаю волноваться. Знакомый и непробиваемый. Я заранее уверена - у меня ничего не выйдет.
Я вешаю трубку. Говорить нельзя, у него хороший слух, узнал бы сразу... Но зато теперь он никуда не денется.. Мне виден их подъезд, если он выйдет, я замечу...
Из проходной я звоню приятельнице по прошлой жизни, Оксане.
-- Сделай мне пропуск, будь добра, - говорю я после взаимных приветствий, словно это само собой разумеется
-- Зайдешь? - спрашивает она. - Я вместо Женьки сижу, она в отпуске.
Через десять минут у меня на руках пропуск, и я могу с ним идти, куда хочу.
Странновато видеть эти знакомые стены, странновато и неприятно. Встречаться тоже ни с кем не хочется.
Я поднимаюсь на шестой этаж, чинно стучу в дверь с табличкой "коммерческий директор", открываю, и у меня чуть не падает челюсть. Нет, мой бывший благоверный (в новом летнем костюме цвета беж) меня собой не удивляет, а вот на месте его помощницы - зеленоглазой красавицы Яны - сидит его новый предмет, Настя. Скромная, тихая, миловидная, и вся такая гармоничная и сбалансированная, что меня от нее просто тошнит. Хотя может, это что-то личное.
Но главное - не показывать вида, а входить, как Вовочкин папа из анекдота.
-- Здраавствуйте... - заявляю я громогласно. - Кажется, что звук моего голоса отдается в коридоре до самого лифта. - О, да вы теперь семейственно. Удобно, удобно... Можно к вам?
Коленька при моем появлении темнеет лицом и начинает нервно крутить ручку.
-- Здравствуйте... Здравствуй, - говорит он, точно не знает, как ко мне обратиться. Настя расцветает приветливой улыбкой. Ее ничем не проймешь.
-- Добрый день, Нина, - говорит она вежливо. Словно по телефону.
Я шмякаюсь на стул и кладу ногу на ногу.
-- Что-то ты похудел, - говорю я озабоченно и обращаюсь к Насте: - Он хорошо себя чувствует?
-- Хорошо, - отвечает Коля за Настю и помахивает ручкой, заложенной между пальцев. - Что ты хотела?
Мог бы для начала хоть улыбнуться бывшей жене.
-- Поговорить, - отвечаю я.
Он опускает глаза в бумагу.
-- Ну говори.
Нда, тяжелый случай.
-- Может быть, выйдем, поговорим? - предлагаю я нагло.
-- Извини, я очень занят, - заявляет он ровно, но не поднимая глаз. - Говори, я тебя слушаю.
Настя делает вид, что ее это не касается. Могла бы выйти сама. Вместо этого она берет трубку и набирает номер.
-- Рекламное агентство? - спрашивает она музыкальным голоском. - Можно Игоря Бронникова?
Видно невооруженным глазом, что уши у нее приподнимаются, как лодочный перископ и поворачиваются в мою сторону.
Я честно хотела говорить с ним, как с человеком, но он сам напрашивается. Уже ясно, что меня ждет неудача... Надеюсь, он не вызовет охрану и не предложит меня вывести?
-- Вы уже отдыхать ездили? - спрашиваю я.
-- Нет, - отвечает Коленька. - Поедем в августе. А тебе что?
-- Я тоже хочу, - говорю я.
Он в недоумении наконец-то поднимает голову.
-- Что?
-- Да не с вами, не волнуйся, - говорю я.
-- Игорь, я насчет макета, - говорит в трубку Настя, а уши так и косят в мою сторону. Как она умудряется? - И планнинги готовы? А еженедельники?
-- Так на здоровье, - цедит Коленька. - Это ты сообщить пришла?
-- Не только, - говорю я. - У меня денег не хватает.
-- А я-то тут при чем? - он наконец кладет ручку и смотрит на меня в упор, как на злейшего врага.
-- Ты не мог бы помочь? - говорю я смирно и лучезарно.
-- Я... - выговаривает Настя в трубку. - У меня этот файл по почте не проходит... Он большой...
Пока Коля демонстрирует мне, насколько возмущен, меня так и тянет ей подсказать: - Заархивируй файл-то, дурочка, или кого-нибудь знающего попроси.
-- От чего ты собираешься отдыхать? - заявляет он, охваченный праведным гневом. - Может, ты наконец работаешь? Нет, мне это нравится! Я два года без отпуска! Мне эти деньги потом и кровью даются! А тебе все подай на блюдечке!...
Нда, не вышло. Это была дурная идея. Зря я потратила двадцать шесть рублей на метро.
-- Ой, ну ладно мне тут играть в социальную справедливость, - говорю я, отмахиваясь. - Подчиненным втирай, может, кто поверит.
После того, как он выгнал меня с сумочкой в руке, мог бы и не тратить красноречия.
-- А нельзя сделать два макета? - спрашивает Настя в трубку, и уши у нее краснеют от напряжения. - Один с серебряный логотипом и золотой надписью, а второй наоборот... в смысле, с золотым логотипом и серебряной надписью?.. А?
-- Впрочем, меня это уже не касается, - заявляет Коля. - Слава богу, не касается! Нет, ты подумай! Конечно, она за деньгами!.. - он обращается к Насте. У Насти тем временем раздвоение личности.
-- Что? - спрашивает она в трубку. - Шильдики?.. Что?.. Одну минуту...
-- У меня есть своя семья! - заявляет он мне громогласно. - И мне есть на что тратить деньги!..
-- Ой, да не прикидывайся ты таким уж трудягой, - говорю я, отмахиваясь. - Уж я-то знаю, что за твоей личиной прячется, - я гляжу на него, прищурив глаза, и декламирую с выражением. - Он кубками вливал в себя вино. Он мясо жирное терзал руками. Был потен лоб его...