-- Иди к черту! - кричит он, перебивая меня. - Что за дурацкая привычка вечно цитировать неизвестно что!
Настя, не выдерживая внутреннего конфликта, роняет трубку.
-- Почему неизвестно? - говорю я. - Мне известно. А про тебя я давно подозревала, что ты двоечник. Мало того, что диплом у тебя купленный, так еще и аттестат, оказывается, фиктивный...
Он стучит кулаком по столу.
-- У меня диплом!... Потом и кровью!...
Сейчас он начнет ругаться матом. Если только новая жена его не облагородила - что вряд ли.
-- Ну да, - говорю я. - Самостроком в общаге пять лет фарцевал, а теперь потом и кровью. Ты ей вон говори, а я-то уж тебя знаю...
На этом я поднимаюсь и выплываю из комнаты, дабы не усугублять скандала.
- Ты еще у меня денег требуешь! - летит мне в спину. - С твоим моральным обликом... страну позорить собралась? Пусти козла в огород! Тебя надо вообще... от общества изолировать!..
Следуют интимные подробности моей биографии. Противно. Жалко. На лестнице мне безумно хочется к морю. Если полчаса назад я вяло следовала Вериному плану, то теперь, когда понятно, что моря не будет, мне страшно хочется окунуться в теплую соленую воду и развалиться на горячем песке... Подарите мне море... что ему стоит?.. Нельзя. Ничего нельзя. И как меня угораздило выйти замуж за такое?... Видимо, я правда живу во сне...
Надо отвлечься, иначе я расстроюсь, буду жалеть себя, краски мира поблекнут, и я стану делать глупости. Тогда я спускаюсь на пятый, к Оксане. Она сильно похудела и изменила цвет волос. Теперь они у нее желтоватые, как мед. Последний раз, с год назад, они у нее были медно-рыжие.
-- Заходи, мать! - кричит она. - Сто лет тебя не видела.
Я присаживаюсь. В комнате половина мест пустует, а на другой половине сидит народ все сплошь незнакомый.
-- Была у своего-то? - спрашивает Оксана, понизив голос. - Видала мадам? Вот так... - она шепчет мне в самое ухо. - Такая клиника, слушай... На шаг от него не отходит... В буфете поднос за ним несет... Девки наши ржут... Вот так-то. Такой цепной пес, поди ж ты... Это ты все либеральничала. А ними вот так надо...
-- А мы сейчас с тобой со свиданьицем, - говорит она, залезая в сейф и снимая несколько толстых папок из первого ряда с надписью "счета-фактуры". - Алексей Петрович тут вчера в отпуск уходил, я заныкала кое-что...
Через несколько минут мы тихонько хлебаем "Белый Аист" подозрительного вида, закусываем помидорами, и она делится со мной новостями за целый год.
-- Мадам-то, - говорит она. - Тупая... как пробка. Янка-то была ого-го!.. А эта ничего не умеет. Рекламой тут занималась - пять тысяч баксов спустила непонятно на что... Зато все по науке. Книжек накупила вот таких толстенных... как могильная плита. Книжки тоже, между прочим, не дешевенькие. Презентацию выдумала - говорит, шарики воздушные надо из окна вывесить, а то никто, мол, нас не знает... Представляешь, бред какой?.. Говорить не может... ничего не может. А Янка-то знаешь где - в полном порядке сейчас. Янка не пропадет... Она теперь при каком-то химическом концерне немецком, у нее и машина служебная, и зарплата почти три штуки, и в командировки заграничные летает, и плевать она хотела на этот гадюшник... Хочешь позвонить ей? Я тебе телефончик дам...
Треплемся мы почти час, и потом, сильно навеселе, я двигаю домой.
Никогда у меня ничего не получается. Вера будет загорать и лопать фрукты, а я общаться с утками и дышать смогом.
Зайдя в подъезд, я вздрагиваю. Под объявлением стоит Татьяна Семеновна из шестьдесят восьмой квартиры, жуткая полуразрушенная бабка с отъехавшим взглядом - директор советской булочной на пенсии - и пытается прочитать, что написано (кажется, по буквам). Слова "здравствуйте", "пожалуйста", "будьте добры" действуют на нее как чужая речевка на пьяного болельщика. Послав согласно Лютиковой любимой терминологии, можно выжать из нее блаженную улыбку, словно от сладких вальсов розовой юности - при условии наличия таковой когда бы то ни было. Но ответ не замедлит теми же словами. В сильно усложненной комбинации. Я стараюсь незаметно проскочить. Не получается.
-- Это чего-й то? - скрежещет она, сверля меня глазами. Не здороваясь и не называя по имени.
-- А я знаю? - отвечаю я ей в тон, сажусь в лифт и уезжаю.
На этаже лифт открывает двери, я безмятежно выхожу, наталкиваюсь на какого-то мужика, испуганно вскрикиваю, и узнаю моего нового с иголочки бежевого Коляна.
-- Не ори, я тебя жду уже целый час, - говорит он недовольно. - Что я тебя должен разыскивать? Где тебя носит?
-- Ну так богатые люди ездят на машинах, а мы-то, бедные, пешком, - говорю я. - Да где уж сытому голодного разуметь...
-- Ты еще и пьяная? - говорит он возмущенно. - Ты по дороге еще и напилась?
-- Не твое дело, - говорю я и ищу в сумке ключи. - Тебя кто-нибудь видел?
-- Что? Скажешь еще, компрометирую? Любовникам расскажут?
-- Фууу... - говорю я. - Просто если кто тебя видел, то уж наверняка милицию вызвал. Сейчас тебя заберут. А я посмотрю. Хотя ладно, так уж и быть - спасу, - я наконец нахожу ключи. - Зайди - я тебя напою квасом. Я не жадная. Мне кваса не жалко...
Я задумчиво тру пальцами борт его бежевого костюма. Ничего костюмчик. Не бедствует, собака... Еще и изгаляться приехал... Чем его окатить, чтобы наверняка? Жалко, нет у меня черносмородиновой наливки...
-- Некогда мне распивать, у меня дел невпроворот, - говорит он, вынимая из-под мышки барсетку. - Сколько тебе нужно?
Я открываю рот в немом изумлении. Черт подери! Кто ж его научил деньги предлагать? Точно не я. Сколько я билась, толку никакого, а тут за два года какой результат...
-- Ну допустим шестьсот баксов, - говорю я.
Он привычно пересчитывает зеленые бумажки.
-- Возьми, - говорит он, сует мне деньги и стучит себя по голове. - Ума у тебя нет? Приди тихо, мирно... по-человечески. - Он приобнимает меня за талию и интимно шепчет в ухо, словно явился к девочке на свидание. - Ты по-светски там о чем-нибудь поговори... О здоровье... мало ли. А ты прям с порога... Глупая ты женщина. Ну я-то тебя знаю, - он подмигивает. - А на других твоя меркантильность...
За такую сумму я могу выслушать и небольшую нотацию, не убудет.
-- Я и прихожу, - говорю я оторопело. - Кто ж виноват, мне моя агентура доносит, что ты и в туалете один не бываешь, так откуда ж я знаю...
Он игриво грозит мне пальцем. Баловник, черт возьми. Довольный самопожертвованием, он прихорашивает перышки как перед плакатом "улыбайтесь, вас снимают". Вот, дескать, помогаю этой твари, бывшей жене. Видно по глазам, что денег ему жалко. Но я помню кожей все его рефлексы, и меня не обмануть.
-- Может, больше нужно? - спрашивает он неуверенно.
-- Нужно! - говорю я радостно. - Конечно, нужно!
-- Вот черт дернул за язык... - бормочет он и решительно объявляет. - Нету! Нету больше! Я их не печатаю.
-- Зачем тогда спрашивать, - говорю я обиженно. - Вот все испортил. А я б тебя год каждое утро благодарила. Мысленно... Это... свечку б за тебя поставила, и за твой бизнес в отдельности. Восковую, пятнадцать рублей не пожалела б.
-- Ну да, за то, что дурак такой нашелся, - бормочет он. И потом снова подмигивает. - Ну как тебе? Видела?
-- Отпад, - говорю я, не понимая, о чем он.
-- Я и сам балдею, - говорит он довольно и расплывается в улыбке. - Ну ладно, я пошел. Дорогу теперь знаю, - он снова наклоняется к моему уху. - Зайду как-нибудь!
Нужны мне его визиты... Залезать от нечего делать в мою одинокую постель и рассказывать, как его любит новая пассия?.. Оплачено, мол?.. Но я не успеваю даже пискнуть, он заходит в неуспевший уехать лифт и скрывается за створками дверей, а я ошалело стою посреди лестничной клетки с шестью сотнями баксов в руке.
Мы с Верой ищем в моей квартире купальник. Не знаю, как у меня получается - вещей нет, а найти ничего невозможно.