Голова часового оказалась крепче, чем у большинства обычных людей, и удар не оказал желаемого Еном эффекта, однако образовавшееся рассечение прекрасно все компенсировало. Каким бы грозным оружием не были ножи и железные трубы, какую бы мучительную смерть они не сулили, но главная опасность все равно исходила от автоматов, и нужно было срочно выключить их из игры. Стоило Ену отправить на пол стоявших между ним и часовым парней в масках, как очередь, которая незамедлительно последовала бы за этим, свела бы на нет все его усилия. К тому же душивший часового человек уже понял, насколько глупо будет использовать против лейтенанта трубу, и потянулся к автомату ослепленного часового.

Ен крутанул над головой цепью, отогнав двух ближайших к нему противников, и отправил её в горизонтальный полет прямо между ними на уровне их лиц. Как и ожидалось, эти двое успели пригнуться, но цепь просвистела над ними и попала в голову тянувшегося к автомату человека. Попадание оказалось крайне удачным. Цепь обернулась вокруг лба этого человека и хлестнула его одним концом по лицу. Натянутая на голову шапка смягчила удар, но боль от этого не стала менее острой. Закричав грубым, хриплым голосом, он отдернул от автомата руку и схватился за цепь, дабы содрать её с головы, а Ену представился прекрасный шанс закончить поединок полной и безоговорочной победой.

Подняв перед собой руки на уровень головы, Ен кинулся между двумя стоявшими перед ним землянами к часовому, от которого его отделяло шагов пять-шесть. Солдат с тряпкой на голове замахнулся трубой и, когда Ен пробегал мимо него, обрушил её на его затылок. В последний момент лейтенант успел дернуть левой рукой и поймать летящее в голову орудие на предплечье, однако рука после это повисла вдоль тела, а Ену пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать от пронзившей его тело боли. Он понимал, что такой удар грозил переломом, но, чтобы выиграть схватку, нужно было чем-то пожертвовать. Рука прекрасно для этого подходила. Попадание по другим частям тела грозило серьёзными неприятностями и, возможно, секундной дезориентации, что в этой ситуации было неприемлемо.

Ен проскочил между этими двумя, даже не заметив удара по ребрам от безоружного противника, сделал еще один шаг, подпрыгнул и нанес часовому, который еще не успел протереть глаза, но, почувствовав что-то неладное, начал поднимать оружие, удар коленом в лицо. Хрустнул хрящ в носу, солдат закатил глаза и начал заваливаться назад. Ен скользнул в сторону, перехватил его автомат за дуло и выдернул из его руки. Палец часового скользнул по курку, и короткая очередь полоснула по ногам оставшихся за спиной противников. Крики боли двоих парней и глухие звуки падения тел подтвердили, что и они больше не представляли никакой опасности.

— Умри, сука! — с животной ненавистью в голосе заорал последний противник, хлестнув Ена по запястью цепью, которую очень вовремя успел снять со своей головы. Только-только оказавшийся у Ена автомат выпал из его руки, но он уже был и не нужен — больше никто из нападавших не мог добраться до оружия.

Солдат в этот момент снова замахивался цепью, но обращался он со свои оружием как с обычной палкой и даже не пытался его раскрутить, что было бы наиболее эффективно. Не успел еще автомат коснуться пола, как Ен нанес своему обидчику удар ногой по голове. Долю секунды с ним ничего не происходило, но затем его ноги подкосились и его повело вперед. Отступив в сторону, Ен позволил ему беспрепятственно пробежать мимо себя и врезаться головой в стену. Цепь выскользнула из ослабшего кулака, а сам он упал рядом с ней.

Бегло осмотрев поле боя и убедившись в отсутствии опасности со стороны поверженных противников, Ен подошел к юному часовому, встал перед ним на колени и превозмогая боль в травмированной после удара цепи руке перевернул его на спину. На первый взгляд выглядел он довольно плохо: лицо побелело, под кожей выступила сеточка вен, а на шее лиловым цветом светился след от ремня. Ен приложил ухо к его груди, но, ничего не услышав, открыл ему рот и начал делать искусственное дыхание. С момента начала схватки прошло не более пятнадцати секунд и у него были все шансы вернуть этого парня к жизни.

Наполнив легкие часового воздухом, Ен сжал кулак единственной рабочей руки и, морщась и вскрикивая от резкой боли, три раза сильно ударил ему в грудь в область сердца. Послышался хруст ломающегося ребра, но заставить сердце заработать по-другому было просто невозможно. Ен глубоко вдохнул и снова склонился над лицом часового, но парень неожиданно дернул головой и открыл глаза. Уж неизвестно, что он подумал, увидев в нескольких сантиметрах от себя окровавленное лицо своего бывшего пленника с уродливой раной на щеке, но это зрелище напугало его сверх всякой меры. Он дернул ногами, оттолкнувшись пятками от пола и проехав несколько сантиметров, поднял руки и с невероятной силой, не свойственной недавно умершим, оттолкнул от себя лейтенанта.

Ен грохнулся на пятую точку, заболевшую от контакта с полом, вытер рукавом рот и пробормотал:

— Ну хоть одно доброе дело…

Часовой, прижимая к груди левую руку и хрипло кашляя, сел, схватившись за ремень, подтянул к себе свой автомат, навел его на Ена и хриплым голосом приказал:

— Не двигаться.

— Я и так не двигаюсь, — проворчал Ен.

— Тогда подними руки, — придумал другое занятие для пленника парень.

— Могу поднять только одну. Вторая, по-моему, сломана.

— Тогда просто не двигайся, — снова приказал часовой.

— Да я не тупой, — улыбнулся Ен. — Не надо мне все повторять дважды.

Часовой потер оставшийся на шее синяк от ремня, осмотрелся вокруг, вздрогнул и, снова переведя взгляд на Ена, спросил:

— Это все ты?

— А кто же еще?

Парень на всякий случай отодвинулся от него подальше, еще раз коснулся своей шеи и, отведя глаза в сторону, с явной неохотой, переступая через себя, произнес:

— Спасибо, что спас меня, хотя меньше всего я хотел помощи от тебя.

— Можешь не благодарить, — ухмыльнулся ему Ен. — Лучше покажи, где тут у вас туалет, и дай же наконец чего-нибудь пожрать. — Прислушавшись к ощущениям в своем теле, он добавил: — И врач потом мне тоже не помешал бы.

Часовой с удивлением уставился на своего удивительно спокойного и беззаботного подопечного. Только что на него было совершено покушение, его лицо теперь навсегда будет изуродовано глубоким, кривым шрамом, его рука была сломана, а все что он хочет- удовлетворить потребности своего тела. На все остальное ему было действительно наплевать. Это отчетливо читалось по его лицу.

Раздавшийся со стороны лестницы топот ног и громкие команды часовой воспринял с огромной радостью и облегчением. Наконец-то приближались свои, немного припозднившиеся, но от этого не менее ожидаемые. Этот человек, только что спасший ему жизнь, вроде бы такой спокойный, улыбчивый и ироничный, все равно вызывал у часового оторопь и мурашки ужаса.

Солдат, конечно же, знал, кто именно сидел перед ним — ему все рассказали люди, валявшиеся сейчас на полу, когда пытались склонить его на свою сторону. И от этого знания ему становилось жутко.