— Я им недоплатил за…

— Вот, это ближе к делу. Пойди и доплати.

— Они меня побьют.

— Не следует фантазировать, друг мой. Не настолько они дураки, чтобы бить человека, который дает им деньги.

— Не хочу.

— Понимаю твои затруднения. И все-таки пойди и заплати. Прямо сейчас.

— Хорошо.

И Нимрод вышел.

— Странный у тебя холоп, — заметил Мстислав.

— Да, весьма, — согласился Гостемил. — Но ничего не поделаешь, такого повара больше нигде не найти.

— Так это он все это приготовил?

— Да.

— Болярин, — сказал Мстислав. — Я хочу купить его у тебя.

— Князь, его многие хотят купить.

— Я хорошо заплачу.

— Мы не на торге, князь.

Мстислав хотел было рассердиться, но вдруг ему стало забавно.

— Дело у меня к тебе такое, болярин, — сказал он. — Мы тут собираемся хувудваг прокладывать, и хотели бы купить у тебя часть эйгора, западную.

— Нет, — ответил Гостемил. — Твои торгаши у меня уж побывали, князь, и я им отказал. Не скрою, был я с ними груб, но они сами виноваты. Речь зашла о родах, кто от кого произошел, и мне стало противно.

— Не понимаю, — сказал миролюбивый Мстислав, — ты не любишь мой род?

— У наших родов давнишняя взаимная неприязнь, князь. Такая традиция. Бывают традиции хорошие и плохие, а бывают просто так — есть она, традиция, и все тут.

— Но хувудваг нужно проложить.

— Не думаю, хотя это твоя воля, князь. Ну так прокладывай в обход моего эйгора.

— Но там слева болота да холмы, а западная часть эйгора ровная вся.

— Сожалею, князь.

— Да ты, болярин, невежа! — не выдержал один из воинов.

— Молчи, Корко! — прикрикнул на него Мстислав.

Гостемил, не глядя на Корко, улыбнулся.

— Ретивые у тебя холопы, князь.

— Я не холоп! — возмутился Корко.

— Корка, молчи! Болярин, я не чувствую ни к тебе, ни к роду твоему, никакой вражды. Совсем. Наоборот — будешь в Чернигове, так заходи в детинец ко мне в любое время, напою и накормлю чем смогу, и спать уложу.

— Нет, князь.

— Что — нет?

— Рад твоему гостеприимству, но воспользоваться им не смогу.

— Почему?

— Я же сказал — вражда у наших родов.

— Но ведь я-то сижу у тебя дома, вот сейчас!

— Это совсем другое дело, — объяснил Гостемил. — Двери дома моего открыты для всех, больших и малых, просвещенных и не очень. А мне, представителю Моровичей, к олеговым потомкам в гости ходить не пристало.

Мстислав и на этот раз не обиделся, а только строго посмотрел на Корку, чтобы тот молчал.

— Странный ты человек, болярин, — заметил он.

— Да, я иногда бываю странен, — согласился Гостемил. — Мне, например, не понравился Веденец.

— Веденец?

— Венеция. Это такой город на Адриатике.

— Да, я слышал, — сказал Мстислав, улыбаясь.

— Мне говорили, что это второй Константинополь, все время веселье, праздник, и зрелища. И все, кто там побывал — в совершенном восторге возвращались. А мне город показался простоватым, вороватым, и каким-то хилым. К тому ж к концу моего там пребывания сделалась отвратительная погода, дул ветер, сыпало снегом. Еда там простецкая — очевидно, тамошние содержатели крогов считают, что если город пользуется популярностью, то вкусно готовить не нужно. Это, надо отдать им должное, весьма практичный подход к делу, но мне он показался оскорбительным. Хорловы терема там какие-то очень функциональные. Без улыбок, слишком делово. Кроме того, в Веденце совершенно не популярны достойные фолианты. Писцы пишут только доносы на ближнего и ведомости.

— А во Флоренции ты был?

— Не был, но наслышан.

Поговорили еще о достоинствах и недостатках городов. Гостемил вспомнил по ходу дела Екклесиаста и восхитился стихом, где говорится о том, что награда за труды есть немедленный и непосредственный результат этих трудов. И вспомнил в этой связи Аристохвана, но гости не знали, кто такой Аристохван — Мстислав путал его с Аристотелем, а один из воинов сказал, что не является любителем норвежских саг, и что даже астеры порою сочиняют занимательнее. Потом Мстислав заговорил о недавней охоте, и воины его с энтузиазмом поддержали, а Гостемил заскучал.

— Вот что, гости, — сказал он, — вы тут хвестуйте, а если нужно чего — Нимрода зовите, он принесет да подаст. Баня будет к вечеру. А отхожее место у меня на заднем дворе, так уж пожалуйста, из уважения к дому, в углы не ссыте. А я пойду вздремну — стариковская привычка, вредно, ну да уж ничего не поделаешь. А то мне что-то скучно с вами и вашей охотой.

Гости так ошарашились речью этой, что не нашлись, что ответить, и только смотрели уходящему Гостемилу в широкую спину.

— Это ж просто… не знаю… оскорбление! Вот! Настоящее! — сказал наконец один из воинов. — Князь, тебя оскорбили!

— Да, — откликнулся Мстислав, но не сердито, а как-то отрешенно, без интонации.

— Он наглец!

— К тому ж можно, если на то пошло, взять силой то, что он по-хорошему отдать не желает!

— Ты лично, Корко, собираешься применять к нему силу? — осведомился Мстислав. — Что ж, пойди, примени, а я погляжу, что из этого получится.

— Нет, а просто привести сюда ратников человек двадцать, и пусть под их надзором холопы наши кладут хувудваг.

— Да, — сказал Мстислав задумчиво.

— Именно! — подхватил второй воин.

— И скажет про меня болярин, — продолжил мысль Мстислав, — что я достойный представитель рода олегова. — Он помолчал. — И будет прав, — добавил он.

— Князь, он не смеет.

— Молчать! «Не смеет». Дураки!

— Князь, нам за тебя обидно!

— За меня? Не за него?

— А он-то что…

— А мы перед ним виноваты, — сказал Мстислав.

— То есть как!

— Чем!

— Тем, что влезли незваные к гостеприимному человеку. Тем, что нагло навязывали ему сделку, которую он не желает заключать. И за его угощение отплатили ему глупыми разговорами — а ведь он, забыв об обидах, говорил с нами о возвышенном.

— Что возвышенного в венецианских хорлах? — возмутился Корко.

— Тихо!

Некоторое время Мстислав сидел, раздумывая, а затем поднялся во весь свой незавидный рост, расправил широкие плечи, поводил головой, как перед боем, и сказал:

— Эх… Боязно мне что-то, а вообще-то надо бы пойти извиниться перед хозяином. А вот я еще вина выпью и извинюсь.

— Да какое это вино! Кислятина, — заметил Корко.

— Да, — согласился Мстислав. — Ты, тем не менее, уж весь кувшин вылакал. Как бишь зовут холопа?

— Э…

— Позвольте, — спохватился Мстислав. — А хозяина-то как зовут?

— Э…

— Э…

— Вот же свиньи, — с досадой сказал Мстислав. — Вы, и я тоже. Уж об имени-то следовало спросить, прежде чем развязным тоном сделки предлагать. У священника были, у посадника были — а не спросили. И у хозяина самого — не спросили. Ну так у холопа спросим.… Как зовут холопа!

— Э…

— Пни дубовые обоссаные, — сказал Мстислав. — Нужно покликать холопа, а не можем — не осведомились об имени. Ну, не кричать же «холоп, холоп!» Тфу. Иди, Корко, ищи холопа, да не потревожь хозяина, он дремлет.

— Я…

— Иди, тебе говорят! Да, вот еще что — если потом мне придется перед хозяином дома за тебя краснеть — в острог я тебя посажу, Корко, на целый год.

Вскоре вернулись — Корко и Нимрод, с кувшином вина.

— Нимрод его зовут! — радостно сообщил Корко. — Вот этого. Нимрод! А хозяина-то зовут Гостемил! Вот, все узнал я, князь!

— Не кричи так, — велел Мстислав. — А скажи, Нимрод, хозяин твой, когда дремлет — долго он… до темна, или?…

— Полчаса или час, — ответил Нимрод. — Не более того.

— Это ты все приготовил? Что на столе?

— Я.

— А еще можешь?

— Могу.

— Ты прекрасный повар, Нимрод, — сказал Мстислав. — Но твой хозяин не хочет тебя продавать.

— Еще бы, — сказал Нимрод, усмехаясь. — Ты бы тоже не захотел.

— А ведь прав! прав! — сказал Мстислав со смехом. — Где ж ты искусству такому научился, Нимрод? В каких весях, каком городе?