– Что вы можете мне дать? – спросила Эйла.

Губы горели, а сердце… Она задыхалась от ужаса, будто стояла на краю морских утёсов, всего в шаге от того, чтобы прыгнуть с обрыва. Хотелось убежать. Хотелось снова притянуть Крайер к себе. Хотелось разбиться вдребезги, как стекло, исчезнуть, чтобы не чувствовать себя так.

Затем Крайер сунула руку в карман платья и вытащила что-то, что блеснуло в свете факела, что, казалось, светилось изнутри…

Ожерелье Эйлы?

– Нет… – сказала Эйла, качая головой. Перед глазами плыло, внутри всё скрутило. – Нет… не может быть… как вы…

Она же видела его на столе Кинока. Неужели Крайер выкрала его у своего жениха? Он отдал его ей? Зачем он отдал его ей?

– Это твоё, – сказала Крайер, протягивая его. Ожерелье висело на ладони, изящное и золотистое. – Это твоё. Не отрицай. Ты не... – выражение её лица дрогнуло под действием некоторого чувства вины, – это не ловушка, я обещаю, я просто хочу вернуть его тебе.

Но Эйла снова попятилась назад. Её распухшие от поцелуя губы, трясущиеся руки, привкус Крайер на языке. Ей хотелось стереть со своей кожи всё, что касалось этого момента, стереть саму кожу. Что я наделала…

– Уберите его от меня.

Это слабость. Как и всякая другая. Как и всегда.

– Это просто глупая безделушка. Мне она больше не нужна.

Крайер нахмурилась, продолжая протягивать ей ожерелье:

– Безделушка? Ты хотя бы знаешь, на что она способна?

– О чём вы говорите? Вы опять о чём-то сговорились с Киноком, и решили вернуть его мне?

Крайер уставилась на неё, отчаянный взгляд сменился замешательством:

– У Кинока никогда не было такого ожерелья.

Теперь настала очередь Эйлы удивиться и тонуть в замешательстве. Если у скира никогда не было такого медальона, то что же она тогда видела у него в кабинете во время допроса?

И тут её осенило.

Другой медальон. Такой же, как у неё. Она всегда думала, что он пропал. Оказывается, нет.

Взгляд Крайер метался по комнате. Смотреть было особенно не на что: кровать, комод, маленький прикроватный столик с тусклым латунным подсвечником, ручка, чернильница – всё, что может понадобиться путешественнику. Эйла открыла рот, собираясь потребовать объяснений, но Крайер уже спешила к прикроватному столику. Схватив ручку, она в раздумье осмотрела её а затем прижала острое лезвие к подушечке большого пальца и проколола кожу. Выступила тёмная кровь, и Эйла судорожно втянула воздух, но лицо Крайер даже не дрогнуло. Она протянула ручку Эйле:

– Теперь ты.

– Вы хотите, чтобы я... закололась?

– Уколи только кончик пальца ровно настолько, чтобы вышла хотя бы капля крови, – сказала Крайер. – Поверь мне, просто уколи палец – и ты всё увидишь сама.

Если бы это был приказ, Эйла развернулась бы на каблуках, вышла из комнаты и вообще сбежала из гостиницы. Но сейчас ей стало любопытно. Она совсем растерялась...

Поверь мне.

Выругавшись себе под нос, уже сожалея об этом, Эйла уколола ручкой кончик указательного пальца. Крошечная ранка пульсировала.

– Хорошо, – дрожащим голосом сказала Крайер. – А теперь…

Она протянула ожерелье между ними, медальон блеснул в слабом свете факела. На мгновение Эйла могла бы поклясться, что свет, казалось, пульсировал вместе с раной на пальце; казалось, медальон светился, излучал свет, а не отражал его. Крайер держала свой кровоточащий палец прямо над медальоном, показывая, что делать.

Вместе они прикоснулись к медальону.

Их кровь – красная и фиолетовая, человеческая и Рукотворная.

Мир накренился и завертелся.

* * *

Эйла выдыхает – и ощущает вкус пыли; она выдыхает – и улавливает солнечный свет, летний воздух, что-то сочное и зелёное. Она понимает, что глаза закрыты, и открывает их.

Она в лесу и не одна. С ней Крайер. Едва перевалило за полдень, хотя солнце село за окнами таверны несколько мгновений назад. Маслянистый солнечный свет струился сквозь листву, создавая пятнистый узор из теней и золота на лице Крайер.

– Это всё… реально? – шепчет Эйла.

– Похоже на то. Или... было реально. Теперь это память, это...

– Лео?

Эйла и Крайер одновременно оборачиваются на звук голоса. Мгновение спустя в подлеске слышится шорох, а затем из-за деревьев на поляну выходит девушка – босоногая и красивая, с такой же загорелой кожей, как у Эйлы. Её чёрные волосы распущены и ниспадают на плечи. Платье на ней странное, старомодное, как одежда на старых картинах.

– Лео? – тихо зовёт девушка. – Лео, ты здесь?

Наступает тишина, в течение которой слышен только щебет птиц над головами. Девушка замирает. Лес, кажется, поглощает все остальные звуки. Девушка даже не смотрит на Эйлу и Крайер, хотя их троих разделяет менее десяти шагов. Она... их не видит?

Слышится шум потасовки, приглушённые ругательства, а затем из-за дерева, спотыкаясь, выходит мужчина. Он так же молод и красив, как и девушка, широкоплечий, со смуглой кожей и рыжеватыми волосами. Подойдя к девушке, он обхватывает её руками и притягивает к себе. Она фыркает и пытается отстраниться, а затем тает и утыкается лицом ему в грудь. Эйле вдруг становится не по себе. Эти люди ей незнакомы, она не собиралась приходить сюда, и всё же она чувствует, что стала свидетельницей чего-то недозволенного, слишком интимного и личного.

– Что ты хотела мне сказать? – спрашивает мужчина. – Что это за тайна, что нам пришлось встретиться здесь?

Когда девушка молчит, он начинает беспокоиться:

– Что-то случилось?

– Нет, – отвечает девушка. – Точнее... да, кое-что случилось, но тут нет ничего плохого. Это совсем не плохо. Я… я нашла эскизы, Лео. Я нашла эскизы матери.

Она ухмылялась, он – нет..

– Си... – медленно произносит он. – Ты обещала. Ты обещала, что не будешь... заходить слишком далеко.

– Слишком далеко? – переспрашивает девушка, почти смеясь. – Боги, Лео, неужели ты не понимаешь? Нет такого понятия, как "слишком далеко". Это моё призвание. Если боги и дали мне что-то, так это оно. Я хочу продолжить то, на чём остановилась мать. Я должна.

– Си…

Она высвобождается из его объятий, все следы веселья исчезают:

– Ты не понимаешь, – говорит она. – Я для этого рождена, Лео.

– Рождена, чтобы бросать вызов законам природы?

– Нет, любовь моя. я рождена для другого – чтобы сотворить... её.

Лео открывает рот, чтобы возразить, но в этот момент Си испуганно оборачивается, как будто слышит внезапный шум. У Эйлы отвисает челюсть. Потому что она наконец может разглядеть черты лица Си и видит... свои глаза, уставившиеся на неё, похожие по форме и цвету. Приглядевшись, она замечает, что нос Си тоже похож на её собственный, у неё такое же круглое лицо, такие же широкие, полные губы – звезды и небо, у этой Си такая же россыпь веснушек на носу и щеках, бледная, но заметная.

Си. Сиена. Сиена Эйла, тёзка Эйлы. Её бабушка.

– Подожди, – говорит Эйла, но не успевает.

Крайер тянет за медальон в окровавленных руках, и лесная поляна исчезает, как будто её никогда не было.

* * *

Было уже поздно – звуки из таверны внизу стали громче, и Эйла содрогнулась при мысли обо всех этих путешественниках внизу, и о том, что кто-то войдёт в их комнату и увидит их.

Эйла почувствовала, что миллион вопросов вертится у неё на языке: кто это был? что это было? как, как, как, как, как, как, как… – но у неё кружилась голова, а небо и запах эля из таверны вызвали слишком свежие воспоминания о том, что они с Крайер делали всего несколько минут назад – воспоминание о тепле в теле, о её руках в волосах, о дыхании Крайер на её губах, и это было уже слишком.

– Эйла, – произнесла Крайер.

Она сжимала окровавленный медальон обеими руками, не сводя глаз с Эйлы. Она говорила низким и нежным голосом, словно разговаривала с испуганной лошадью. Заметила ли она панику на лице Эйлы?

– Не надо, – сказала Эйла. – Просто... не надо.

Затем она открыла дверь и выбежала.

* * *

Но далеко ей не удалось уйти.

– Ты видела леди? – спросила хозяйка гостиницы, когда Эйла, спотыкаясь, спускалась по лестнице.

– Да, она наверху, готовится к отъезду, – Эйла подыскивала осмысленные слова. Она убирает рассыпавшиеся перья. У неё мой медальон. Она поцеловала меня, а я поцеловала её в ответ.

Но хозяйка гостиницы просто стояла, ломая руки, и преграждала Эйле путь.

– К сожалению, вынуждена попросить вас пока остаться здесь. Боюсь, уходить небезопасно.

– Почему?

Крайер появилась позади неё – проследовала за Эйлой вниз по лестнице. Эйла непроизвольно напряглась, не в силах встретиться взглядом с Крайер, чтобы не выдать ей своих чувств.

Хозяйка запнулась:

– Я… не уверена, мэм, но на дорогах за деревней какие-то беспорядки. Я... не знаю, что там конкретно происходит, но...

– Это люди или автомы? – требовательно спросила Крайер.

– Простите?

– Кто бунтует? – повторила она. – Твой Вид? Или мой?

– Мой, миледи, – сказала хозяйка. – Кажется, на рыночной площади вспыхнула драка между одним из моих и одним из… гвардейцев правителя. Началась заваруха, и теперь толпа направляется сюда. Поблизости есть пост стражи. Они идут туда. Мы… они пытались сжечь его и раньше, – она казалась напуганной собственной оговоркой, но Крайер, казалось, ничего не заметила, за что Эйла была очень благодарна. – Покидать Элдерелл небезопасно, миледи. По крайней мере, пока не прибудет дополнительная стража.

– Сколько времени это займёт?

– Не знаю, – хозяйка указала на окно. – Увидите сами, миледи. Передвигаться по единственной дороге практически невозможно. Предлагаю вам обеим переночевать у нас, а потом отправиться в путь завтра.

Переночевать. Нет, Эйла не сможет провести здесь целую ночь наедине с Крайер. Даже в тесноте помещений для прислуги во дворце и то лучше. По крайней мере, там она сможет бороться со своими чувствами вдали от пристального взгляда Крайер.

Крайер выглянула в окно, и Эйла тоже. Сначала она ничего не увидела. Но затем, приглядевшись к крышам деревни, увидела дым, поднимающийся в небо чёрным шлейфом над внешними воротами.