Может быть, она будет с...

Она повертела ожерелье в руках, в тысячный раз разглядывая тёмно-красный камень. Лунный свет скользил по стене её покоев, играя на золотых нитях гобелена с изображением Киры. Было далеко за полночь. Она не спала как следует уже дней пять, может, больше. Надо выспаться.

Или.

Не особо задумываясь над тем, что она собирается делать, Крайер протянула руку и вытащила из волос заколку – красивую вещицу, с маленьким белым цветком из жемчуга и двумя нефритовыми листьями. Что важнее, кончик был острым. Было легко, с каждым разом всё легче и легче, уколоть палец, чтобы пошла кровь.

Она прижала окровавленный палец к красному камню в центре кулона, и снова мир вокруг размазался, как краска, потёкшая по стенам.

* * *

Когда она открывает глаза, то по-прежнему находится в своей спальне.

Крайер хмурится и садится на кровати, сбитая с толку – и сразу понимает, что, хотя она сидит в кровати в темноте, это не её кровать. И это не её спальня, а гораздо меньшая. Стены сложены из грубого сырцового кирпича, а не из камня. Здесь нет ни книжных полок, ни гобеленов – ничего, кроме очага, маленького столика и деревянного сундука в углу.

Как всегда, Крайер не одна. На каменном выступе очага сидят две женщины. Крайер узнаёт в одной из них Сиену, смеющуюся девушку из леса. Она выглядит, может быть, на несколько лет старше и взрослее. Тёмные волосы заплетены сзади в косу, а не распущены вокруг лица. Плечи уже сгибаются под невидимой тяжестью, чего Крайер не замечала за ней в лесу.

Другая женщина, сидящая рядом с ней, не человек.

Но и не автом тоже.

Крайер зачарованно разглядывает её. Не автом, но очень похожа. Ранний прототип? Девушка, сидящая рядом с Сиеной, красива до такой степени, что кажется почти гротескной. Черты её лица слишком симметричны и слегка преувеличены: глаза немного великоваты, нос тонковат, губы красноваты. Как ни странно, она похожа на красивую птицу. У неё загорелая кожа, волосы цвета тёмного мёда ниспадают локонами до поясницы. Её щеки тронуты искусственным румянцем. Крайер придвигается ближе, понимает, что ни одна из девушек не видит и не слышит её. Она проходит по полу и встаёт позади Сиены, чтобы получше разглядеть лицо девушки-неавтома.

Свет камина ласково освещает её нечеловеческие черты, добавляя теплоты и мягкости резким линиям скул и подбородка. Её глаза ярко-золотистые даже в тени, в мерцающем полумраке камина. И всё же они кажутся тусклыми – как пустые глаза фарфоровой куклы. Или мёртвого животного. Чем дольше Крайер смотрит на девушку, тем больше понимает самую большую разницу между собой и этим созданием: у Крайер есть разум, сердце, собственные мысли. У этой девушки их нет. Она похожа на прекрасный, но пустой сосуд.

Однако это, кажется, не мешает Сиене любить её. Сиена осторожно проводит расчёской по длинным волосам девушки. На лице Сиены нет ничего, кроме нежности, умиротворённой и гордой разновидности любви.

Крайер настолько увлекается наблюдением за ними, что не сразу замечает, что в комнате есть кто-то ещё.

Лео.

Он сидит в углу, вдали от тепла и света камина. У него пара кожаных ботинок и баночка крема для обуви на коленях, но, похоже, он долгое время не шевелится. Он сидит неподвижно. Как и Крайер, он также наблюдает за Сиеной и Рукотворной девушкой. Однако он совсем не кажется очарованным, скорее... огорчённым. Почти ревнует. Откуда у него ревность?

Пока Крайер рассматривает Лео, её захлёстывает волна… эмоций. Это похоже на самое первое воспоминание, в которое она провалилась, – горящий город, когда она почувствовала ослепляющий ужас Лео, как свой собственный. На этот раз это не ужас, а что-то более тихое и тонкое. Укол тоски усиливается, когда Сиена откладывает расчёску и проводит пальцами по волосам Рукотворной девушки, разделяя их на пряди для косы.

– Ты не устала, любимая? – внезапно спрашивает Лео, напугав Сиену, которая вздрагивает и чуть не роняет прядь волос. – Тебе не хочется спать? Или… Клара спит, но ты могла бы её разбудить. Она с удовольствием послушает твои сказки.

Сиена даже не глядит на него, просто продолжает заплетать волосы другой девушке:

– Она уже выросла для моих сказок.

– Ей едва исполнилось 7 лет, – возражает Лео. – Она ещё ребёнок.

– Сказки, – произносит незнакомый голос. Странный, шепчущий, металлический голос, похожий на жужжание часовых колёс. Рукотворная девушка смотрит через плечо на Сиену широко раскрытыми глазами и не моргает. – Обожаю твои сказки.

– Знаю, Йора, – отвечает Сиена. – Тебе они всегда будут нравиться, не так ли?

– Всегда, – подтверждает девушка.

Крайер чувствует все ощущения Лео в этот момент. Это ужасная смесь отвращения, вины, ревности к Рукотворной девушке, а под всем этим, как подземная река: любовь к Сиене, жене. Неприкосновенная, неизменная. Даже несмотря на всё плохое, что наслаивалось сверху.

– Давай расскажу тебе сегодня сказку, – предлагает Сиена. – Что бы ты хотела услышать, Йора?

– Про короля и чёрного коня, – говорит Йора своим металлическим голосом.

Крайер чувствует приступ отчаяния, отголосок печали Лео по... по маленькой девочке в соседней комнате, семилетней Кларе; Лео дуаает о ней, Кларе, своей дочери – их дочери, их настоящей дочери…

* * *

Ощущение падения, ещё одно пятно цвета, света от камина и темноты – и Крайер снова оказалась в своих покоях, в своей постели. Она была одна. Огонь в её очаге был холодным и мёртвым, давно потухшим. И она по-прежнему ощущала боль Лео, словно кинжал в груди. Его тоска по ненадёжной любви Сиены, пронизывающий до костей страх, что она любит Рукотворную девушку, Йору, больше, чем его – или даже их дочь.

Йора. Имя застряло в голове Крайер, как заноза. Она слышала его раньше. Точнее, читала. Крайер без труда могла вызвать эту картинку в воображении, её собственное кристально чистое воспоминание об этих двух словах, написанных почерком Кинока: "Сердце Йоры".

И тут она кое-что поняла, нечто ужасное.

В этом медальоне заключается история семьи Эйлы...

В нём содержится тайна, которую пытается разгадать Кинок.

Нужно рассказать Эйле, нужно предупредить её. Сегодня же вечером.

Нет, будет слишком поздно. Нельзя так рисковать. Не сейчас – не после всего... Ей хотелось найти Эйлу немедленно, но она знала, что Эйла сейчас испытывает горе и ярость из-за её поцелуя, даже хотя Крайер могла поклясться, что та ответила взаимностью, может быть, даже сама сделала первый шаг и хотела этого так же сильно, как и она сама.

Нет, она не станет искать и будить её сейчас. Она поспит – Крайер уже давно не спала, и телу нужен отдых.

Завтра.

Завтра утром Эйла придёт к ней, и Крайер всё ей расскажет.

Крайер найдёт для Эйлы безопасное место – подальше отсюда.

Но сначала она скажет ей тысячу других слов. Что ей жаль. Что она любит её. Что она обязательно докажет это, если только Эйла даст ей шанс. Что она поможет уберечь её и что, когда придёт время, она найдёт её снова.

Завтра.

Она расскажет ей всё завтра.

* * *

Они приходили ночью. Они двигаются бесшумно в темноте. Их приближения не заметишь, пока они не окажутся у твоих дверей. Все они выглядят одинаково. Высокие и сильные. Все двигаются одинаково, как монстры из старых сказок. Как тени. Демоны из царства мёртвых. У них нет факелов. Но когда я увидела армию демонов, то заметила свет. Сначала я не поняла, что это. Тысяча крошечных пятнышек света. Это было похоже почти на светлячков. Потом я поняла. Это их глаза. – из личного дневника неизвестной девушки времён Войны Видов, эра 900, около 51 года

22

Эйла весь день дрожала не от холода, а от страха – адреналиновая нервная дрожь, как будто что-то живое извивалось в костях, от чего зубы стучали, а волоски на руках вставали дыбом. Она чуть не уронила чайную чашку с жидким сердечником, книгу, гребень Крайер с костяной ручкой. Когда она передавала чашку с сердечником, та звякнула о блюдце, и Крайер слегка нахмурилась, но чудесным образом промолчала.

Она также никак не прокомментировала опоздание Эйлы тем утром. В противном случае Эйла сказала бы: "Я задержалась, чтобы помочь горничной из прачечной собрать рассыпавшуюся корзину с одеждой". Да, это была бы ложь, но она действительно видела, как горничная из прачечной споткнулась и разбросала корзину с грязным бельём по каменным плитам западного коридора, хотя и не остановилась помочь. Она возвращалась из музыкального салона. Это был первый этап.

Но Крайер не задала никаких вопросов. Она вообще ничего не говорила почти час, а только работала челюстью, теребя длинными пальцами маленькие вьющиеся пряди волос, которые всегда выбивались из косы. Казалось, она к чему-то готовилась.

Эйла было всё равно к чему.

Поэтому, когда Крайер наконец произнесла “Эйла" грубым, надтреснутым голосом, когда Эйла наливала ей вторую чашку сердечника, она посмотрела ей прямо в глаза (между ними будто пошёл пар) и сказала:

– Не надо.

– Но, – начала Крайер, – Эйла, это важно, ты в...

– Опасности? – Эйла вскинула голову. – В отличие от остального времени, когда я в полной безопасности? – она не дала Крайер ответить. – Если только сейчас за дверью не стоит батальон гвардейцев вашего отца, готовый утащить меня отсюда, я не хочу ничего знать. Это не имеет значения.

Крайер открыла было рот, но потом закрыла, хотя и вновь открыла.

– Я… – сказала она. – Я… но я… но это не... это не то, я хотела...

– Я – не – хочу – ничего – слышать, – отрывисто повторила Эйла. Несколько недель назад, возможно, она ощутила бы неприятный страх – вот так разговаривать с леди Крайер. Сегодня она ничего не чувствовала. Совсем ничего. – Что бы вы ни собирались сказать, клянусь, я не хочу этого слышать.

И Крайер как-то странно вздохнула и замолчала, и больше никто из них не произнёс ни слова.