— Пожалуйста, скажи мне, что ты не сделал ничего противозаконного.

Он усмехается.

— Я хотел, но нет. Не волнуйся, он ушел.

— Ушел?

— Он иногда так делает. Срывается с места, когда злится. — Он вздыхает и обнимает меня за плечи, чтобы прижать к себе. — Я могу вернуться завтра один, тебе не обязательно сопровождать меня.

— Ни в коем случае, Кэл. Я хочу увидеть Мэдди, ты же знаешь. — Я хмуро смотрю на него, внезапно забеспокоившись. — А ты не боишься, что Пит вернется и..?

— Нет, — его голос такой резкий, что мог бы резать стекло. — Он ни хрена не сделает. Только лает и не кусается. Он уже делал это раньше.

— Хорошо. — Я сглатываю и готовлюсь к тому, что скажу дальше. — Я разговаривала с Мэдди. Она сказала... Она сказала, что Пит иногда бывает груб с ней, и я спросила ее, бил ли он ее когда–нибудь, но она сказала, нет.

Кэл сглатывает и притягивает меня ближе.

— Спасибо, что присматриваешь за ней, солнышко.

— Ты знаешь, что я люблю ее, Кэл. Я бы сделала для нее все, что угодно.

Я чувствую, как его рука напрягается вокруг моего тела, и задаюсь вопросом, не сказала ли я что–то не, то.

— Ты... любишь ее?

Я высвобождаюсь из его объятий только для того, чтобы как следует посмотреть на него. В моем разуме нет ни единого сомнения, в моем сердце нет страха, когда я произношу слова, в которых умираю от желания признаться.

— Да, Кэл. Я люблю Мэдди, и я люблю тебя. Больше всего на свете. — Я проглатываю комок в горле. — Возможно, сейчас не самый подходящий момент или место, чтобы рассказать тебе, но...

Его дыхание прерывается как раз перед тем, как он захватывает мои губы в свои, целуя, вытягивая слова прямо из меня. Я чувствую успокаивающую тяжесть его рук на своих щеках, и мало–помалу мое сердце снова начинает исцеляться. Когда он отстраняется, то смотрит на меня с неприкрытым обожанием.

— Я люблю тебя, солнышко. Мое сердце полюбило тебя с того момента, как узнало твое, такое похожее на мое, такое прекрасное и самоотверженное. Я хочу лелеять его вечно, бережно держать в своих руках.

И прямо там, в темном коридоре дома детства Кэла, солнце достигает моей растущей души и заставляет ее распуститься в крошечный, нежный бутон.

— Я люблю тебя. Навсегда, — шепчет он, прежде чем снова поцеловать меня.

Бутон в моей груди раскрывается, и раскрывается, и раскрывается...

— Фу–у–у. Прекратите целоваться! — скулит тоненький голосок позади нас, и когда мы отстраняемся и видим, что Мэдди смотрит на нас, скрестив руки на груди, мы оба начинаем смеяться.

Маленький лучик света в темноте.

Счастливый момент, которым я дорожила бы лишь чуть больше, если бы знала, что всего через несколько недель у меня отнимут все.