Глава 40

Каллахан

В жизни очень мало вещей, которые заставляют меня покрываться холодным потом.

На самом деле, я почти уверен, что мысль о том, что с Мэдди и Грейс может случиться что–то плохое — это единственное, что способно заставить меня чувствовать беспокойство в эти дни.

Только это ложь.

Потому что, в сотый раз откидываясь на спинку слишком маленького кресла в самолете, пока Грейс пишет свою книгу, я с немалой долей паники осознаю, что есть еще кое–что, что я должен добавить к этому списку паники — встреча с отцами Грейс.

Послушайте, мне потребовался почти час, чтобы определиться с одеждой, которую я хотел бы взять в это четырехдневное путешествие, хотя обычно я набиваю свой чемодан, даже не глядя. Это должно дать вам четкое представление о том, что происходит в моей голове прямо сейчас.

Из наших редких разговоров о ее отцах я понял, что единственный родитель, о котором мне следует беспокоиться, — это Дэниел Аллен, которого она называет папой. Очевидно, папочка Маркус гораздо более покладистый, и я, вероятно, понравлюсь ему в ту же секунду, как мы пожмем друг другу руки. Однако это не успокаивает мои нервы. Ни капельки.

Когда я сказал, что собираюсь встретиться с его дядями, Аарон только рассмеялся и пожелал мне удачи. Гребаный ублюдок.

— Уф, — стонет Грейс рядом со мной. Она трет глаза, на ее лице усталое выражение, и достает наушники. — У меня поджарились мозги.

— Ты хорошо поработала сегодня. Иди сюда. — Я раскрываю объятия, и она прижимается к моей груди. Посмотрев на время на своем телефоне, я понимаю, что у нас осталось всего около двадцати минут полета, и меня снова охватывает беспокойство.

— Твое сердце учащенно бьется, — замечает она, хмурясь и высвобождаясь из моих объятий. Мне сразу же стало не хватать ее тепла. — Ты ведь не боишься летать, правда?

Я удивленно выгибаю бровь.

— Я думаю, ты бы уже знала, если бы у меня были с этим какие–либо проблемы.

— Тогда в чем дело?

Я даже не раздумываю, рассказать ей или оставить это при себе. В этом вся Грейс.

— Я немного нервничаю из–за встречи с твоими отцами.

Это вызывает у неё дразнящую улыбку.

— О, ты серьезно? Это так мило.

Я снова неловко ерзаю на своем сиденье. Серьезно, я знаю, что я выше среднего роста, но эконом места — это все равно дурацкая шутка.

— Не дразни меня, солнышко, или мне придется отшлепать тебя, когда мы вернемся домой.

Ее дыхание прерывается лишь на мгновение, прежде чем веселье возвращается. Она понижает голос, пока он не превращается в шепот около моего уха.

— Разве ты не хочешь отшлепать меня в спальне, где я провела свое детство, Кэл?

Моя рука находит ее ногу, толстые пальцы полностью охватывают ее бедро. Я цокаю языком.

— Какой грязный рот, милая. Не заставляй меня заткнуть его своим членом.

Маленькая проказница кусает меня за мочку уха, прежде чем отстраниться, замечая, какой эффект она оказывает на меня и как это неудобно в этот самый момент, когда мы ничего не можем с этим поделать.

— Но на самом деле, я обещаю, что тебе не о чем беспокоиться. Ты им понравишься, я уверена в этом, — говорит она так, словно только что не пыталась возбудить меня посреди полета.

Не в силах удержаться, я целую ее в губы.

— Я знаю, что в моей голове все хуже, чем может быть в реальной жизни, но я никогда не был вовлечен в знакомство с чьими–то родителями, так что.

Ее глаза чуть не вылезают из орбит.

— Никогда?

— Нет, — признаюсь я. — Мои последние отношения никогда не были настолько серьезными, чтобы, когда–либо задумываться об этом.

— Ой. — Она прикусывает нижнюю губу, глядя на мою руку, все еще лежащую на ее бедре. Когда она снова смотрит на меня, я вижу уязвимость в ее прекрасных глазах. Но я также вижу намек на неуверенность, и мне это не нравится.

— О чем ты думаешь? — Я еще раз целую ее в лоб.

— Это может показаться глупым и совершенно не тем разговором, который нам следует вести в самолете, но...— Она снова прикусывает губу. — Насколько, между нами, все серьезно?

Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что это важно для нее. Я бы признал, что у нас еще не было такого разговора, по крайней мере, в таком откровенном и искреннем виде, но я думал...

Неважно, что я думал.

Если моей девочке понадобится утешение, я дам ей его.

— Настолько серьезно, насколько это вообще возможно, Грейс, — говорю я ей серьезно. — Я хочу видеть нас в долгосрочной перспективе.

При этих словах она расслабляется.

— Хорошо. — Она улыбается. — Я тоже.

В этот момент загораются знаки, пристегните ремни, и пилот объявляет, что до посадки остались считанные минуты. Когда Грейс хватает меня за руку и запечатлевает поцелуй на моих татуированных костяшках пальцев, нервы из–за встречи с ее отцами возвращаются.

Я заставляю себя помнить, что они просто нормальные люди.

Они не могут быть хуже Аарона, не так ли?

***

В своем слепом волнении встречей с родителями я совершенно забыл, что Грейс сказала мне, что они заберут нас из аэропорта.

Вот почему в тот момент, когда мы пересекаем сектор прибытия в терминале и она прыгает в ожидающие объятия высокого светловолосого мужчины, я замираю на месте.

— Папа! — восклицает она, отбрасывая свой чемодан прежде, чем я успеваю за него взяться. Уткнувшись лицом в грудь отца, она бормочет. — Я так сильно скучала по вам обоим.

— Мы тоже скучали по тебе, милая, — говорит высокий чернокожий мужчина рядом с ней. Он быстро целует ее в волосы, прежде чем повернуться ко мне с легкой улыбкой. — Вы, должно быть, Кэл. Я Маркус, отец Грейс.

Когда он протягивает руку в моем направлении, мне требуется всего полсекунды, чтобы пожать ее и отдернуть.

— Приятно познакомиться с вами, сэр. Спасибо, что пригласили меня.

— Приятное знакомство — это все, что нам нужно. — Язык его тела кажется непринужденным, и мне удается успокоиться. Совсем чуть–чуть.

Однако, когда Грейс обнимает Маркуса и оставляет меня с Дэниелом, атмосфера меняется, и мои плечи тяжелеют под его пристальным взглядом. Будучи на пару дюймов ниже меня, с худощавым телом и добрыми глазами, на первый взгляд он не выглядит особенно устрашающим. Не тогда, когда Маркус стоит прямо передо мной, такой же высокий, как я, и с огромными мышцами, обтянутыми пиджаком.

И все же именно от Дэниела у меня мурашки бегут по коже.

Я прогоняю тревожное чувство в животе и протягиваю руку.

— Рад с вами познакомиться, сэр.

Он колеблется всего секунду, прежде чем пожать ее, но этого достаточно, чтобы мне захотелось обделаться. Возможно ли, что он уже ненавидит меня? Это из–за моих татуировок?

Я болезненно осознаю, как некоторые люди судят о таких мужчинах, как я, полностью покрытых чернилами, думая, что мы опасные преступники или что–то в этом роде. В то время как большинство моих татуировок скрыто под черной толстовкой, которую я ношу, те, что на костяшках пальцев, очень заметны. Но этого не может быть. Я отчетливо помню, как Грейс говорила, что ее отцы поощряли ее сделать татуировку.

Это должно означать, что они не против них, верно? Они не думают, что я бандит.

Надеюсь.

В моих мыслях нет никакого смысла, и именно поэтому я чертовски нервничаю.

— Дэниел, — это единственное, что говорит ее папа.

Чувствуя напряжение, исходящее от моего тела, Грейс берет отца под руку и начинает идти впереди, оживленно болтая.

— Давай я возьму это. — Маркус тянется к чемодану своей дочери, и, хотя он довольно маленький, и я мог бы нести и ее, и свой, я не хочу выглядеть мудаком, который думает, что он слишком силен, чтобы принять помощь.

Поэтому вместо этого я говорю.

— Спасибо вам, сэр.

— Пожалуйста, зови меня Маркусом. — Он одаривает меня еще одной легкой улыбкой, когда мы пробираемся за Грейс и Дэниелом. — Как прошел твой полет? Я надеюсь, что последствия штормовой погоды не стали занозой в твоей заднице.

Я никогда не думал, что услышу слова, заноза в заднице, от очень серьезного на вид отца — корпоративного юриста Грейс — во всяком случае, не раньше, чем через две минуты после знакомства с ним, — поэтому я не могу сдержать легкого смешка.

— Было несколько турбулентностей, но ничего слишком ужасного. Я даже не думаю, что Грейс заметила, с каким остервенением она писала свою книгу.

Я замечаю его ностальгическую улыбку.

— Она много писала, когда была маленькой девочкой. Я уверен, что у нас, где–то дома до сих пор хранятся ее рассказы. — Затем он снова удивляет меня, наклоняясь и заговорщически шепча. — Она будет угрожать убийством, если мы когда–нибудь покажем тебе, но я готов рискнуть.

Я смеюсь и собираюсь ответить, когда Грейс резко поворачивает голову и, прищурившись, смотрит на нас.

— Вы не можете хотя бы подождать, пока мы не вернемся домой, чтобы набрасываться?

Маркус не пропускает ни единого лова.

— Ничего не поделаешь, милая. Ты знаешь, я целую вечность ждал, чтобы опозорить тебя перед твоим парнем. Не забирай у меня это возможность.

Грейс закатывает глаза, не в силах скрыть своего веселья, и Дэниел тоже улыбается, доставая ключи от машины из кармана.

Полчаса спустя мы паркуемся перед трехэтажным домом из белого кирпича с идеально ухоженным передним двором.

— Вот где я выросла. — Грейс наклоняется к моему креслу и указывает на окно на втором этаже. — Вон там моя комната.

Как только мы достаем багаж из машины, Грейс хватает меня за руку и тянет к себе с неподдельным волнением, сияющим на ее лице.

— Ну же. Я хочу показать тебе все.

Я не могу удержаться, чтобы не разинуть рот от восхищения интерьером дома. Это определенно роскошно, намного лучше, чем все, что я видел.

Первый этаж состоит из небольшого фойе, отдельной ванной комнаты и огромной кухни открытой планировки и гостиной. Телевизор, установленный на стене прямо перед L–образным диваном, вероятно, стоит больше, чем одна только моя арендная плата. Здесь приятно пахнет чистотой и цветочными нотками, а из кухни и столовой я вижу довольно большой сад с клумбами цветов и деревьев.