Я киваю, но сразу же останавливаюсь, когда становится больно.

— А что насчёт тебя?

— А что насчёт меня?

— Ты поедешь домой?

— Ни за что. Я останусь рядом с тобой, пока ты не выйдешь отсюда. И, честно говоря, после этой дерьмовой истории я не могу обещать, что в ближайшее время вообще отойду от тебя.

Я улыбаюсь, чувствуя облегчение.

— Я не против.

— Отлично, потому что даже если бы ты возражала, это не сыграло бы роли.

Я фыркаю.

— Хорошо, что ты мне нравишься. Иначе таких слов было бы достаточно, чтобы вызвать у меня потребность запоем пересмотреть «Дневники Бриджит Джонс».

Его лицо тут же искажается гримасой.

— Ты бы не посмела!

— О, ещё как посмела бы, — я улыбаюсь ему, и на мгновение мы встречаемся взглядами, полными удовлетворения, счастья и облегчения.

— Итак, что теперь с нами будет? – спрашиваю я.

— Что ж, когда тебе станет лучше, мы поможем Зандеру искать другое офисное помещение, предпочтительно похожее на бомбоубежище, и мы будем ходить на свидания и много заниматься сексом.

Я смеюсь над этим.

— Хорошо, но я думаю, что у нас могут возникнуть некоторые проблемы с поиском офисного помещения, соответствующего этим критериям.

— И это единственная проблема, которую ты предвидишь в связи с моим предложением? — спрашивает он, пристально наблюдая за мной, чтобы понять, насколько честен мой ответ.

— Ну, я думаю, ты мог бы добавить несколько сессий в спортзале. Я бы не хотела, чтобы ты забыл, каково это — когда тебя нокаутирует девушка.

— Саша, когда я тебя вижу, у меня каждый раз такое чувство, будто ты сбиваешь меня с ног.

 — Нет! — воплю я и улыбаюсь, когда он выглядит удивлённым моим опровержением. — В наших отношениях нет сыра. Ты хочешь сыр на пиццу? Отлично. Хочешь изысканный сыр на подносе с изысканными крекерами? Отлично. Но не будет никаких «сырных» реплик, понятно?

Его лицо озаряется, и я уверена, что только что подписалась на отношения, полные «сыра».

(Непереводимая игра слов; cheesy в английском — это и «сырный», и «слащавый, банальный, сопливый», особенно когда речь идёт о романтических жестах, — прим).

— Как жаль.

— Почему?

— Ну, я хотел поделиться с тобой тем, как я счастлив, что ты выжила сегодня вечером, и что у тебя всё ещё есть чувство юмора и... — он замолкает, нежно проводя пальцем по моему лицу.

— И что же? Всё это было прекрасно. Без сыра, — заверяю я его, счастливо улыбаясь.

— И что ты дополняешь меня. Что я смотрю в твои глаза и вижу мир. Что ты моя вторая половинка... ауч! — он прикрывает голову, когда я швыряю в него подушкой и морщусь, поворачиваясь на другой бок.

— Ты идиот! — я смеюсь, когда Деклан наклоняется вперёд, забирает у меня подушку и подкладывает её мне под голову, прежде чем крепко поцеловать.

— Рад, что ты вернулась, Саша. Чертовски рад.

И я тоже.