– А как же энергия кундалини, о которой Алика на каждом занятии твердит?

– Это тоже не для всех.

– Почему?

– Да потому, что не все могут выйти на этот уровень и остаться вменяемыми.

– Серьёзно?

– Ага. Знаю по своему опыту. Случиться может разное — от потери сна до сердечного приступа. Особенно, если ускорять процесс поднятия энергии и при этом не следить за своим состоянием. Лучше не рискуй.

– Теперь ты меня по-настоящему заинтриговала.

– Этого я и боялась…

– Хочется попробовать. А то пройдёт серенькая жизнь, а вспомнить и не о чем… Но, так и быть, я постараюсь быть внимательной и осторожной.

– Все так сначала говорят, а потом бросаются в омут с головой. Особенно женщины. В достижении сексуально привлекательности нас не остановить…

– Понимаю…

Кира сделала глоток рислинга и посмотрела на плазменный экран, где чернокожий поп-певец, увешанный золотыми цепями, извивался в любовном танце перед пышногрудыми подругами, как самец райской птицы перед толпой самок.

– Он выживет? — спросила Кира у Амалии, глядя в бокал вина.

– Надеюсь…

– Ты была с ним в ночь аварии?

– Была… Но он уехал от меня нормальным, в приподнятом настроении.

– То есть вы не спорили, не ругались…

– Нет, всё шло замечательно. Он был весёлым, делился со мной своими планами… Беды ничего не предвещало. Но так всегда и бывает, когда… Одним словом, расслабляться не стоит.

– А он ничего не говорил тебе о…

– О чём?

– Нет, не будем сейчас об этом говорить. Выздоровеет — сам расскажет. Просто мне показалось, что он готовится к серьёзным переменам в своей жизни.

– Он всё время что-то меняет в своей жизни или планирует менять. Он же у нас большой подросток, которому всё интересно.

– Да, я заметила.

– Казимир и в семьдесят лет будет таким, если доживёт. Хорошо ещё, что он умеет брать на себя ответственность…

– Хоть бы он поправился.

– Если с мозгом и позвоночником всё нормально, то поправится. Будем ждать… Мне что-то надоело здесь сидеть. Может хочешь поехать ко мне? Поболтаем в тишине, выпьем мартини… Хочешь?

– Ты приглашаешь меня к себе?

– А что в этом такого? Ты умный и приятный человек. Мы обе хорошо знаем Казимира… Уверена, что нам есть чем поделиться друг с другом.

– Это так необычно…

– Это вполне обычно для двух одиноких женщин, которым так не хватает тепла любви… Разве нет?

– Наверное… Я сейчас плохо соображаю. Если ты хочешь, то поехали.

– Да, нам надо расслабиться. День сегодня был ужасный.

7.

К дому Амалии они пробивались сквозь многочисленные пробки. Скромные по размерам улицы Лемова не могли вместить столько машин и город задыхался от них. Женщины набрались терпения и напряжённо глядели вперёд, словно хотели разогнать взглядом скопище металлических коробок на колёсах. Впрочем, Кира успевала отвлекаться на телефон, чтобы контролировать ситуацию в офисе. Она не чувствовала усталости. Сейчас, в состоянии нездорового возбуждения, она была готова ломать горы и строить дворцы. Произошедшее с Сатиром несчастье как будто утроило её силы. В ней пробудился скрытый резерв энергии, поднялась стометровая волна энтузиазма... Никогда раньше Кира не ощущала себя такой смелой, планирующей и открытой для мира. Оставалось только начать действовать так, как подсказывала ей интуиция, как направлял её внутренний навигатор.

Амалия время от времени посматривала на свою возбуждённую пассажирку, пытаясь угадать, какие мысли бегают сейчас в голове этой натуральной блондинки. Кира нравилась ей всё больше и больше. Когда они выехали на относительно свободный участок дороги, Амалия спросила:

– Ты будешь пить вино или что-то покрепче?

– Сегодня я готова к виски.

– Отлично.

– А ты одна живёшь?

– С дочерью… Но она улетела сегодня в Париж, на курсы по психологии.

– Хочет стать психологом?

– Сегодня все хотят быть психологами, биоэнергетиками, шаманами, только бы не работать.

– Мне кажется, что люди запутались в сложном мире своих мыслей и чувств.

– А мне кажется, что это как раз психологи их запутали. Напридумывали всякой херни. Реальная психологическая помощь нужна немногим, а остальные просто не хотят делом заняться, вот и ходят от одного врачевателя души к другому. Дочери я так и сказала: «Не дури людям голову. Помогай только тем, кому это действительно необходимо».

– И что она тебе ответила?

– Ничего конкретного. У них же сейчас только деньги и саморазвитие на уме. А уж как заработать без особого напряжения и в своё удовольствие они знают. Кроме того, всегда есть родители, которые не дадут с голоду умереть, если что. Мы, кстати, приехали…

За стальной узорчатой калиткой, которую Амалия открыла двумя ловкими движениями, стоял типичный для Лемова двухэтажный особняк с крышей из металлочерепицы. Затем была открыта входная дверь из тёмного дерева, покрытая металлическим орнаментом. Женщины прошли в просторный зал первого этажа и, не сговариваясь, упали на кожаные диваны. Амалия взяла в руку миниатюрный пульт и включила расслабляющую музыку. За большими окнами высились усыпанные молодой листвой буки. Их стволы цвета стали были изящными и крепкими, словно египетские колонны. С минуту Кира любовалась ими, а затем спросила:

– Тебе нравится жить здесь?

– Скорее, я просто привыкла жить здесь… Мне нравится, что тут чистый воздух, что нет потоков машин и толп людей. Но если бы я могла выбирать, то, думаю, поселилась бы где-нибудь в горах. Я бы много гуляла, поднималась одна на вершины, наблюдала за пасущимися овцами…

– И не скучала бы по улочкам Лемова?

– Скучала бы, конечно. В Лемове у меня вся жизнь… Не представляю себя без этого города. Но он изменился за последние годы… Стал более шумным и тесным. Сюда приехало много новых людей, которые создают на моих глазах какой-то другой Лемов. И это здорово, конечно… Просто мне иногда хочется тотального уединения… Понимаешь? Хочется убежать ото всех на два-три дня, послушать себя, набраться сил. Мне много не надо. Два-три дня… и я готова любить этот мир сильно-сильно. Мой муж никогда не понимал этого. Для него жить в городе — это делать деньги, обедать в дорогих заведениях, говорить с друзьями о женщинах и автомобилях… На природе он начинает скучать и нервничать. Возможно, мы ещё и поэтому разошлись… Не умели проводить друг с другом время.

– Да, мне тоже необходимо время для себя. Родители старались не дёргать меня по пустякам, если я читала или смотрела что-то интересное. Очень признательна им за это. В семьях моих подруг такого не было. Их постоянно заставляли работать и ругали, если те сидели сложа рук… Они всё время готовили, мыли, подметали, гладили, пока не уехали учиться в другие города. Но и там они не долго принадлежали сами себе… Многие на первом или втором курсе вышли замуж. Прерванная история домашнего рабства, от которого они на время избавились, продолжилась в новых декорациях. Мужья быстро сделали им детей, а потом разлюбили — потому, что те с головой ушли в детей и быт. Снова стирали, гладили, готовили, бегали по магазинам, тряслись над детьми… Потом некоторые из них поняли, что родители научили их работать, забыв себя, но совсем не научили наслаждаться жизнью и своей женственностью.

– О, здесь я уже слышу голос Арики…

– Но я и сама думаю точно также. Просто Арика грамотно обобщила то, что я интуитивно всегда знала.

– Я не сомневаюсь. Мне кажется, что все женщины сталкивались с такими проблемами, но не все решились сделать шаг в сторону развития.

– Начать меняться сложно… Информации вокруг море, но выудить из неё что-то стоящее могут единицы. Мне кажется, что тысячи женщин опускают из-за этого руки…

– Согласна… Хорошо, давай не будем вгонять себя в ещё большее уныние. Выпьем лучше за здоровье Каровского. Тебе ром или виски?

– Виски, если можно.

– Отлично. Сейчас всё будет…

Амалия скинула с себя тонкий плащ и лайковые перчатки. Затем она подошла к бару, выполненному в брутальном стиле 90-х, вынула из него Ballantine's и два вместительных стакана. Кира взяла из её рук плоскую бутылку и наполнила свой стакан до половины. Амалия подала ей плед и тоже налила себе любимого виски. После первых глотов женщины сразу же расслабились и заметно повеселели.

– Согласись, что мы всё время балансируем между поддержанием образа недотроги и желанием трахаться с первым, кто нам понравился, — сказала Амалия, откинув голову на спинку дивана и широко расставив ноги.

– Не знаю… Возможно, это больше замужних женщин касается.

– Это всех женщин касается, но признаются в этом немногие. Ведь наше общество уважает блядунов, а не блядей.

– Меня это совсем не удивляет.

– Меня тоже. Просто возникает мысль, что общество могло быть устроено совсем по-другому.

– А каким оно по-твоему может быть?

– Думаю, что менее стереотипным и более терпимым в сексуальном смысле.

– Но сейчас, вроде бы, каждый живёт как хочет.

– Чисто формально — да… Но стоит чему-то пикантному вылезти наружу, как на тебя кинется толпа абьюзеров всех видов и сортов.

– Закомплексованные люди завидуют здоровым.

– Да, закомплексованные и стереотипные. Поэтому, абьюз в любой его форме должен быть у нас запрещён.

– Не будет абьюза, вылезет что-то другое… Так уж мы устроены.

– А могли бы жить как в раю…

– Тебе не нравится, как ты живёшь?

– В целом нравится… Просто всегда присутствует это чувство стыда… Понимаешь? Нет ощущения полной свободы. Всегда есть страх, что эту свободу кто-то или что-то отберёт. И мне кажется, что это именно женская проблема… Стыдится себя, не принимать себя целиком… Это даже не из детства идёт, а из тёмных психических глубин. Такое ощущение, что в большинстве женщин есть ген стыда, которого изначально не было, который возник в ходе эволюции… Поэтому, женщин так часто бросает из крайности в крайность… Или монашка, или шлюха.

– А иногда мы просто не знаем, чего хотим на самом деле.