Она низко летит над озером. Сквозь поднимающиеся столбы тумана она летит. Большая голубая цапля - первая из хищных птиц, поднимающихся каждое утро в прохладных предрассветных сумерках. Почти невыносимая радость - качать огромными серыми перьями крыльев, настолько превосходящих стройное тело, что в них можно было бы завернуть тело и спрятать его.

В болотистый лес, низко пролетая. Его острые глаза прикованы к земле. Мелкие грызуны - вот ее добыча. Мелкие, ничего не подозревающие птицы - ее добыча.

Пробирается по мелководью, медленно продвигаясь вперед на своих веретенообразных лапках, или стоит очень неподвижно. Она очень терпелива. Она наносит удар клювом и заглатывает добычу целиком, трепыхаясь и визжа от ужаса.

Хриплый, квакающий крик - провозглашение чистой радости.

Но больше всего она счастлива, когда летает. Когда она поднимается вместе с воздушными потоками, парит и парит под порывами ветра. Когда ее глаз улавливает движение внизу, вспышку цвета, цвета рыбы, и ее стройное тело мгновенно превращается в гладкую ракету, направленную вниз, резко устремленную вниз, чтобы убить.

Она пронзает воздух, ее острый клюв точно и безжалостно пронзает маленькую рыбку, которую она рефлекторно заглатывает живой, еще корчась, когда она проходит через ее горло в глотку.

Она охотится беспрерывно, потому что всегда голодна. Именно голод движет всем движением, подобно волнам, которые никогда не заканчиваются, но всегда обновляются и освежаются.

Снова триумфальный крик, который вы слышите во сне. Я жива, я здесь, я сама по себе и я голодна.

Это происходило каждое утро. Вдова просыпалась с неожиданной силой, как будто ее резко разбудили.

С озера доносится хриплый, квакающий крик.

Ослепительный свет заливает ее мозг.

Она в ярости на мужа. Она никому ничего не сказала.

Почему ты ушел, когда ушел? Почему ты не позаботился о себе лучше? Почему ты так легкомысленно отнесся к нашим жизням?

Как я могу простить тебя? . .

Почему он умер, почему, когда мог бы и не умирать? Потому что он жил тихо, незаметно. Всегда был хорошим человеком.

Всегда добрый. Заботился о других.

У него были боли в груди, одышка и головокружение, но он не хотел говорить ей об этом. Он обещал встретить сына своей сестры в аэропорту Ньюарка и отвезти его к родственникам в Стэмфорд, штат Коннектикут; не было причин, по которым девятнадцатилетний юноша не мог бы воспользоваться автобусом или такси, но Джеймс настоял на том, что это не проблема, действительно не проблема, на самом деле много проблем, это многочасовая поездка, и часть из них в плотном дорожном движении. Уже когда он готовился к отъезду, она заметила что-то в его лице, внезапное легкое подергивание, испуганную сосредоточенность. С женской заботой она спросила: "Что-то случилось?" - и он быстро ответил: "Нет, ничего страшного". Конечно, Джеймс быстро сказал бы, что ничего страшного, ведь именно таким человеком и был Джеймс. И поэтому (с горечью думает вдова) Джеймс уже не тот человек, он не тот, он был. И она могла это знать. Она могла это осознать. Она могла бы спросить: "Но тебе больно?", и он бы отрицал боль, как отрицает злодеяние преступник, потому что таким он был.

Она сказала - в ее голосе слышалась мелочность (она-то знает), - почему бы нам не нанять машину для вашего племянника, объяснить, что поездка для тебя слишком тяжела, и тогда тебе придется развернуться и вернуться, и мы, конечно, сами за это заплатим, но Джеймс сказал, что, конечно, нет, нет, он обещал забрать племянника и отвезти его в Стэмфорд, это будет возможность для него и Энди встретиться, ведь они так мало видели друг друга в последние годы. И он сказал, что мои сестра и деверь не позволят нам оплатить услуги машины, что, похоже, не смутило Клаудию, которая сердито заявила: "Тогда они должны заплатить за машину! Почему мы спорим, к чему все это?

Ну, она знала. Она знала, в чем дело: Чувство долга Джеймса перед семьей. Привычка Джеймса быть хорошим. Его стремление поступать правильно, даже если это бессмысленно.

Даже если правильные поступки будут стоить ему жизни.

Муж вынужден быть щедрым, добрым, внимательным к другим, потому что такова его природа.

Боль не утихала, а только усиливалась, пока Джеймс ехал по шоссе и в кошмаре межштатных пробок съехал с трассы прямо перед съездом в аэропорт Ньюарка. На машине скорой помощи его доставили в отделение неотложной помощи в Ньюарке, где он прожил девяносто шесть минут - до приезда испуганной жены.

Измученная и страдающая бессонницей, она провела несколько часов после смерти мужа, просматривая счета, банковские выписки, оплачивая счета.

Не смерть, а стол. Именно это она имела в виду.

Деверь оставил глянцевую брошюру "Сотбис".

Деверь оставил глянцевую брошюру о научно-исследовательском институте "генетической модификации" в Хадсон-Парке, штат Нью-Джерси, с надписью "Здесь отличные инвестиционные возможности, но это важно по времени" - до того, как акции взлетят до небес.

Деверь оставил ехидное телефонное сообщение: "Клоди? Ты должна знать, что я твой друг, и (ты должна знать) у тебя не так много друзей теперь, когда Джима нет.

Она не несчастна! Она научилась любить дождливые дни, дни без солнца, грязные дни, дни, когда можно надеть резиновые сапоги и топать по болотам. В старой куртке L.L.Bean, доставшейся ей от мужа, с замечательными карманами на молнии и клапанами, в которые можно засунуть салфетки, перчатки и даже мобильный телефон.

Обычно она не отвечает на звонки мобильного. Но она чувствует себя обязанной посмотреть, кто может захотеть с ней поговорить. Кому она может перезвонить.

Не деверю. Не ему.

Возвращаясь в дом, она видит на подъездной дорожке его машину - "Лэнд Ровер" латунного цвета. Она знает, что он звонит в дверь и ловко стучит в нее костяшками пальцев. Она видит, как он заглядывает в окно, его маленькие светлые глаза затенены. Клоди? Клоди, это я - ты там?

Вдова ждет, спрятавшись среди стелющихся деревьев на углу дома.

Она скажет, что на озере очень тихо. У озера одиноко.

В большинстве дней.

"Прекратите! Прекратите это..."

Она закрывает рот руками и кричит на мальчишек, которые бросают камни в водоплавающих птиц на озере.

Вдову это поражает - она кричит.

Она не кричала уже много лет, не кричала, сколько себя помнит. Усилия непреодолимы, горло словно расцарапано грубым лезвием.

"Остановитесь! Остановитесь..."

Большинство камней, брошенных мальчиками, пролетают мимо. Попали лишь несколько самых маленьких, самых уязвимых птиц - утята, гусята. Подростки, которым на вид от десяти до тринадцати лет, не заходят в воду - как будто они слишком ленивы, слишком небрежны, чтобы тратить много сил на погоню за добычей, - а бегают по берегу, кричат и вопят. Взрослые кряквы, гуси и лебеди бегут к центру озера, хлопая крыльями в знак беды, квакая и визжа. Мальчики заливисто хохочут - ужас птиц кажется им смешным. Клаудия в ярости, в отвращении.

"Остановитесь! Я вызову полицию..."

Клодия смело подходит к мальчикам, надеясь их спугнуть. Она задыхается, ее сердце колотится от адреналина. Кажется, она не обращает внимания на то, что мальчишки могут повернуться и бросить в нее камни.

Их грубые, жестокие лица искажены злорадством. Они почти не кажутся ей людьми. Они смотрят на нее, смотрят на нее, пытаясь решить (как она догадывается), является ли она кем-то, кого они могут узнать и рассказать своим родителям; является ли она кем-то, чей авторитет они должны уважать.

"Вы что, не слышите меня? Я сказала, остановитесь! Это противозаконно, "жестокое обращение с животными" - я сообщу о вас в офис шерифа...".

Слова "офис шерифа", похоже, производят впечатление на старших мальчиков, и они начинают отступать. Клаудия слышит, как они бормочут

Идите к черту, леди, пошли на хрен, леди, - раздается издевательский смех, но они уже отвернулись и топают через болото к дороге.

Всего шесть мальчишек. Тревожно видеть, насколько они неприкаянны и молоды.

Клаудия подозревает, что мальчишки живут неподалеку. Не на озере, но неподалеку.

Их смех эхом разносится по болоту. Она потрясена их жестокостью и глупостью их жестокости. Что бы сделал Джеймс!

На озере испуганные птицы продолжают свои протесты, переползая, перелетая, перелетая. Они плавают бешеными кругами. Они не могут понять, что случилось с их птенцами, какое опустошение обрушилось на них. Вдова ужасно расстроена и не может подойти к кровавой бойне. Некоторые птенцы, должно быть, погибли от падающих камней. Другие, должно быть, ранены. Она не хочет видеть живых, израненных существ, плавающих в озере. Она не хочет видеть их бьющиеся крылышки, не хочет видеть страдания старших птиц - этого достаточно, этого более чем достаточно, она не хочет чувствовать ничего больше, не сейчас.

И все же: она преследует мальчиков с воздуха. Она хлопает своими большими, мускулистыми крыльями. Они смотрят вверх и видят, как она приближается к ним, на их лицах изумление, шок, ужас. Им кажется (возможно), что существа, которых они мучили, приняли одну-единственную форму, чтобы преследовать их. Им кажется, что вершится первобытное правосудие. Существо, опускающееся на них, - не крупный хищник, не орел. Но его шиферного цвета распростертые крылья так же велики, как у орла. Клюв длиннее орлиного и острее. Крики жестоких мальчишек не останавливают ее - ничто не останавливает.

Мальчишки бегут, спотыкаются, падают на колени, не добегая до дороги. Они пытаются закрыть лица поднятыми руками. Она яростно атакует их, нанося удары обоими крыльями, как взволнованный лебедь, сбивая их с ног, пригибая к земле. И как только они оказываются на земле, они не в силах вырваться из когтей, которые хватают их, пока она пронзает, пронзает, пронзает своим безжалостным клювом головы, скальпы, лица, глаза.