Байден предпочитал разрабатывать политику в безопасном пространстве, где он доверял лицам, мог проверить аргументы и проработать разочарования, не беспокоясь о том, что помощники поспешат слить в The New York Times его шальные, неоформленные комментарии. Были вопросы, в которых он нуждался в защитной изоляции своего внутреннего круга советников, и аборт был одним из главных среди них.

Пока Кляйн и Ремус рассказывали Байдену о возможных вариантах, он постоянно останавливался, чтобы объясниться. Байден, казалось, чувствовал необходимость напомнить залу о своих личных взглядах. "Я за Ро, измененную Кейси", - повторял он. Это был намек на решение Верховного суда от 1992 года по делу "Планируемое родительство против Кейси", которое дало штатам право регулировать аборты. Другими словами, пояснил Байден, он выступает за нерегулируемое право на аборт в первом триместре, считает, что штаты могут вводить ограничения во втором, и не верит, что аборты на поздних сроках вообще должны существовать, за исключением узких обстоятельств.

Для человека своего поколения Джо Байден был непредвзятым в большинстве вопросов сексуальной свободы. Еще в администрации Обамы он был частью авангарда, выступавшего за легализацию однополых браков, настолько, что Politico провозгласил его "Джо Байден, икона геев". Он твердо стоял на защите прав трансгендеров и без колебаний опережал общественное мнение в этом вопросе. Но когда речь заходила об абортах, даже по касательной, он колебался. Он сразу же начинал думать о том, как та или иная политика может повлиять на совесть медицинских работников, которые не хотят проводить эту процедуру по религиозным соображениям.

Выслушав перечень предложений, он быстро согласился с несколькими. Его возмутило то, что женщин могут арестовать за поездку в другой штат, чтобы сделать аборт, и он твердо решил защитить это право. Но он не решался поддержать другие предложения, которые представили ему Кляйн и Римус.

"Мы не можем заменить пятьдесят лет конституционной защиты исполнительным приказом", - сказал он.

И в самом широком смысле он был прав. Доббс был политической проблемой, которую можно было решить только принятием федерального закона, восстанавливающего Роу.

Байден считает необходимым защитить доступ к препарату мифепристон. Это препарат, который вызывает выкидыш, а также аборт, но он исчезнет в запретах, которые штаты примут после принятия закона Доббса. Одно из предложений Кляйна и Ремуса защищало бы доступность препарата для облегчения выкидышей. Но Байден продолжал спрашивать, не будут ли злоупотреблять этим препаратом для проведения абортов в штатах, где они запрещены. "Я знаю, что им пользуются, - сказал он.

Подтекст его возражения заключался в том, что его больше беспокоит то, как его администрация может расширить доступ к абортам, чем тот факт, что Верховный суд собирается лишить его этого права. Некоторые из его помощников ушли с совещания ошеломленные, не понимая, как администрация будет реагировать, когда Доббс наконец появился. Выходя за дверь, он сказал группе: "Чтобы было понятно, я не соглашался ни на что из этого".

-

24 июня Министерство внутренней безопасности выпустило бюллетень, в котором региональные отделения были приведены в состояние боевой готовности и рекомендовано усилить охрану зданий судов. Это показалось зловещим. Но когда коллеги упомянули об этом Дане Ремус, она сказала им, что Верховный суд вряд ли вынесет решение по делу Доббса в тот день, потому что судьи будут ждать до самого конца срока, чтобы обнародовать столь взрывоопасное мнение.

Но это было лишь предположение, а на этой неделе решения в суде появлялись с бешеной скоростью. Джен Кляйн сидела в своем кабинете в Старом административном здании; другой помощник, Рейчел Фогельштейн, расположилась за столом в углу. Фогельштейн держала SCOTUSblog открытым на своем ноутбуке. Сайт содержал прямую трансляцию новостей из зала суда.

В 10:01 утра Фогельштейн крикнул через весь зал, что суд вынес решение по делу о Medicare. "Это не оно". Затем, в 10:10, он появился на экране - момент, к которому они готовились месяцами, но так и не смогли осознать.

Они распечатали решение вместе с приложенными к нему согласием и несогласием и принялись изучать текст. Один из специальных помощников Кляйн, читавший вместе с ней, только что сел на самолет в Южную Дакоту. Клейн знала, что к тому времени, когда она приземлится в пункте назначения, этот штат уже запретит аборты из-за закона о триггере, который он принял в ожидании решения, подобного решению Доббса.

Через час после принятия решения Кляйн вошел в Овальный кабинет, чтобы проинформировать Байдена. Несмотря на утечку мнения в Politico, Байден все еще чувствовал себя ошеломленным моментом. С его оптимизмом и верой в институты он надеялся, что Джон Робертс обуздает инстинкты своих консервативных коллег и смягчит решение. "Они только что отменили пятидесятилетний прецедент", - воскликнул он. "Я не верю, что они когда-либо отменяли фундаментальное конституционное право". Он спросил Ремус, может ли она попросить свой офис проверить это утверждение, чтобы он мог добавить его к своим публичным высказываниям.

Просматривая решение, он обратил внимание на согласие Кларенса Томаса. Он остановился на строчке, которая, казалось, подтверждала его худшие опасения. Томас написал: "В будущих делах нам следует пересмотреть все прецеденты этого суда, касающиеся материального права, включая Грисволд, Лоуренс и Обергефелл. Поскольку любое решение о соблюдении процессуальных норм является "очевидно ошибочным"... мы обязаны "исправить ошибку", допущенную в этих прецедентах".

Этот отрывок поразил Байдена с особой силой. В восьмидесятые годы частная жизнь была проблемой Байдена. Это было одно из орудий, которым он уничтожил кандидатуру Роберта Борка в Верховный суд. Байден утверждал, что разрушение частной жизни - конечная цель правого крыла, и что восхождение Борка в Верховный суд сделает это возможным. И вот в согласии Томаса консерваторы наконец-то произносят вслух тихую часть, намекая на то, что большинство в конечном итоге уничтожит все остальные прецеденты, основанные на праве на частную жизнь. После Доббса суд перейдет к следующему этапу своей программы: прекращению однополых браков и отмене права на контрацепцию.

Байден собирался вскоре выступить с речью о Доббсе и представить усеченный набор предложений, чтобы приглушить решение. Заместитель главы администрации Джен О'Мэлли Диллон заранее все согласовала. Поскольку Байдену предстояло участвовать в саммите НАТО в Мадриде, она предусмотрела все возможные сценарии, включая страшную возможность того, что решение будет принято во время его полета. Его выступление было написано и утверждено задолго до этого момента.

Но теперь он хотел переписать их в последний момент, подчеркнув свое откровение об угрозе частной жизни.

Помощники почувствовали психологическую динамику. Байден хотел избежать разговора о мучившей его проблеме. Он ухватился за приватность, потому что она позволяла ему не ввязываться в войну за аборты и держала его на удобной местности.

Майк Донилон, который ближе всего к альтер-эго президента, попытался подтолкнуть его к тому, чтобы он вернул свои слова в первоначальный сценарий. "Вот что испытывают люди", - сказал ему Донилон. "Они испытывают гнев и беспокойство. Вы должны ответить на эти страхи прямо".

Донилон был также политическим консультантом, понимавшим потенциальную силу проблемы абортов для Байдена. Верховный суд передал Байдену вопрос, который мог изменить контуры предстоящих выборов. Все демократы, которые были разочарованы, были готовы переметнуться на его сторону из-за своей ярости по поводу этого решения.

Байден, казалось, был согласен. Но когда он произносил свою речь, то не смог до конца оправдаться. Прищурившись на телесуфлера, он сказал: " Я знаю, что многие из нас расстроены и разочарованы тем, что суд лишил нас чего-то основополагающего. Я знаю, что многие женщины теперь окажутся в невероятно сложных ситуациях. Я слышу вас. Я поддерживаю вас. Я с вами". Тон был скорее скорбным, чем гневным, немного отстраненным и контрастировал с изображениями протестующих у Верховного суда.

И мир, похоже, предчувствовал все те сомнения, которые он высказывал в частном порядке. Предполагалось, что в этой речи у него будет готов целый ворох стратегий и указов. Но он их еще не согласовал. Это заставило его выглядеть безвольным и безразличным.

Феминистская эссеистка Ребекка Трейстер написала статью под заголовком "Ответ Джо Байдена Доббсу был потрясающе ужасен". Газета Washington Post сообщила, что в речи " не хватало срочного тона, который, по мнению многих демократов, был необходим, и [что] даже некоторые чиновники Белого дома позже сказали, что хотели бы, чтобы президент был более пламенным".

-

Недовольство левых было вполне предсказуемо, и оно заставило ближайшее окружение Байдена засуетиться. Но отстранение президента от упорно занимаемых позиций может быть мучительным.

Не помогло и то, что левые постарались подчеркнуть вялую реакцию администрации, провозгласив политику, которая звучала праведно, но была либо неправдоподобной, либо политически самооправданной. Элизабет Уоррен выступила за создание клиник для абортов на окраинах национальных парков и предложила, чтобы правительство покрывало расходы женщин, которым теперь придется ездить, чтобы сделать легальный аборт.

Помощники Белого дома чувствовали себя осажденными друзьями и союзниками, иногда раздраженно. В статье на сайте CNN утверждалось, что неспособность администрации действовать быстро " переходит в вопросы базового управления". Советники Байдена возмущались тем, что их обвиняли в некомпетентности, когда они считали, что основная проблема заключается в нерешительности их босса.