Вот почему я считаю важным поднять эти неприятные проблемы сейчас, в эпоху относительной спокойствие и атмосферу разрядки - поднимать их, возможно, настолько драматично и серьезно, насколько это возможно (что, учитывая вероятную апатию, будет не очень драматично и серьезно). В такой атмосфере, вероятно, будет очень мало пользы от поднятия этих вопросов. Если человек боится говорить о них, он, конечно же, не способен проявить твердость в условиях кризиса. Сейчас самое время подумать и принять меры по исправлению ситуации. В частности, я хотел бы, чтобы некоторые варианты стратегии "пропорционального ядерного возмездия" (обсуждаемой в главе XIII) были рассмотрены на предмет их возможной ценности для достижения европейских военно-политических целей".]
Все это может показаться надуманным, однако вполне возможно, что все согласятся с тем, что основной политикой страны является упреждающее или превентивное размещение, и при этом эта политика будет успешной. Агрессор просто не может быть уверен, что в реальном кризисе страна будет продолжать эту политику. Существует слишком много кнопок, слишком много возможностей для случайного, несанкционированного или иррационального поведения, слишком много новых политических и эмоциональных факторов, которые вступят в игру в кризисе, чтобы агрессор мог рассчитывать на успешное проведение защитником политики приспособления. Таким образом, может оказаться, что единственное серьезное военное требование, необходимое некоторым странам в некоторых ситуациях, - это силы, которые "выглядят" так, будто их можно использовать каким-то образом - хотя бы для того, чтобы спровоцировать большую войну. По крайней мере, обороняющаяся сторона должна иметь возможность утверждать, что никто не может дать абсолютной гарантии того, что эти силы не будут применены.
Следует отметить, что я не утверждаю, что сдерживание неопределенностью, особенно в форме упреждающей или превентивной уступки или капитуляции, обязательно является удовлетворительной стратегией. Есть, по крайней мере, три обстоятельства, при которых такая тактика будет работать плохо:
1. Если бы случился очень сильный кризис, в котором был бы представлен суровый выбор. Уверенность европейцев, скорее всего, в этот момент исчезла бы.
2. Если бы велись систематические дебаты о политике национальной безопасности.
Конечно, европейцы не ожидают таких дебатов, но если бы они состоялись, то политика, провозглашенная таким образом, вряд ли оказалась бы политически приемлемой. На самом деле, эту истину осознают настолько многие, что мало кто стремится раскачивать кажущуюся дырявой и неустойчивой лодку; существует негласное соглашение не дискутировать. Это само по себе может стать серьезным источником последующих проблем.
3. Если сдерживание фактически провалилось. Такая политика может привести к чрезмерной уступчивости, к капитуляции или к чрезвычайно или излишне разрушительной войне.
И последнее замечание следует сделать по поводу того, что страна делает акцент на избегании ядерного оружия и концентрируется на обычных силах и доктрине. В конечном итоге это может привести к снижению морального духа и неблагоприятному выбору карьеры талантливыми офицерами, а со временем - к устаревшей или дефектной технике, ядерным позициям и обучению. Этот процесс может не быть преднамеренным. Он может быть замаскирован, и не обязательно сознательно, сохраняющейся теоретической доктриной применения в случае крайней провокации.
Если это произойдет, то может повториться ситуация 1940 года, когда французы и англичане оказались беспомощными перед тактикой блицкрига немцев. Десятилетие или около того, в течение которого будут достигнуты значительные успехи в разработке, закупках, обучении, эксплуатации и доктринах, регулирующих применение такого оружия только одной стороной, может обеспечить этой стороне сокрушительное превосходство на поле боя. Тем не менее, что касается Соединенных Штатов, если мы сохраним адекватные стратегические силы, и особенно если европейцы получат "адекватные" собственные средства сдерживания, трудно представить, как локальное тактическое преимущество на поле боя может быть преобразовано даже решительным противником в сокрушительное политико-стратегическое поражение Соединенных Штатов. Слишком большие амбиции в советских военных целях, как правило, провоцируют американский или европейский стратегический удар, по крайней мере, контролируемого карательного или даже символического характера. Более ограниченные цели дадут время для принятия чрезвычайных и мобилизационных мер - особенно если будут реализованы рекомендации, обсуждаемые далее (в главе VIII). Однако я твердо убежден, что политика минимального благоразумия со стороны США, даже в том случае, если бы она была реализована.
Если эта страна продолжит наблюдать и укреплять ядерный порог, то необходимо продолжать теоретические исследования и амбициозные усилия по НИОКР, а также поддерживать в той или иной форме двойной потенциал.
Тем не менее, "запрет" на первое применение в некотором смысле действует уже восемнадцать лет, и с каждым новым годом он набирает силу, реальную и символическую. Это наводит на мысль, что еще десятилетие или около того неиспользования, нарушение запрета может стать настолько непривычным действием, настолько чреватым опасностью, что агрессор будет применять ядерное оружие лишь осторожно, нащупывая свой путь. Или он может искать свое преимущество в психологической значимости этого акта - в демонстрации приверженности, даже безрассудства или безжалостности.
Но хотя это и правдоподобно, это не точно: агрессор также может решить, что нет никакого преимущества в том, чтобы нести одиозность поступка, а также стратегические риски, если он не использует преимущество внезапности. Так, когда Наполеон нарушил конвенции войны в своих итальянских кампаниях, его нарушение было диким и решительным. Таким же было нарушение Германией нейтралитета Бельгии в 1914 году, такими же были нападения Японии - без официального объявления войны - на Порт-Артур в 1904 году и на Перл-Харбор в 1941 году. В каждом случае нарушение, как только оно было совершено, использовалось энергично.
Одним из важных последствий конвенции о неприменении, который, как можно ожидать, ускорится в ближайшие годы, стало усиление акцента на неограниченной войне (пропаганда, политическая война, терроризм и диверсии) и ограниченной обычной войне - то есть на конфликте на самых низких уровнях насилия. Будет ли эта тенденция считаться желательной или нет, зависит от оценки американской и западной способности ответить на этот вызов. Некоторые наблюдатели считают, что Советский Союз и его доверенные лица продемонстрировали подавляющее превосходство в этой игре. Но опыт успешных или умеренно успешных антикоммунистических действий в Греции, Малайе, Филиппинах, Бирме, Корее и большей части Латинской Америки (где удалось сдержать масштабное гражданское насилие), а также в процессе восстановления или развития Западной Европы, Индии и Японии, говорит об обратном. На самом деле, почти все масштабные территориальные завоевания, достигнутые коммунистами после Второй мировой войны, произошли непосредственно после этой войны и в целом были достигнуты к 1949 году, когда Советы впервые испытали свое ядерное оружие. Даже сегодня, какие бы успехи коммунистов ни были достигнуты, они не связаны напрямую с ростом их ядерной мощи. Корейская война знаменует прилив коммунистической конвенциональной агрессии после Второй мировой войны. С начала 1950-х годов уровень инспирированных коммунистами войн и насилия уменьшился, а не увеличился.
Подведение итогов и заключительные замечания по сохранению ядерного порога
В нынешних условиях основным фактором, определяющим, получит ли ряд стран ядерное оружие, будет то, хотят ли они его получить. А хотят ли другие страны иметь ядерное оружие, будет частично зависеть от политической и эмоциональной обстановки в мире. Конкретные местные факторы будут влиять на обстановку для того или иного государства. Но решение может в большей степени зависеть от общего влияния и от общемировых моделей и установок.
С одной стороны, возможна ситуация, при которой Франция и Англия продолжают сохранять свои независимые ядерные силы, при которой не созданы общеевропейские ядерные силы, при которой нет соглашения о запрете испытаний, при которой силы НАТО широко вооружены тактическим оружием, интегрированным в структуру сил на уровне дивизий, и, наконец, при которой другие европейские страны создали независимые национальные силы ядерного сдерживания. В такой ситуации ядерное оружие, скорее всего, будет казаться неизбежной ("обычной") частью вооружения страны, необходимой для безопасности, самоуважения, положения и международного статуса важной страны.
С другой стороны, возможна ситуация, при которой сначала Англия, а затем Франция объединят свои национальные ядерные силы в европейские силы ядерного сдерживания, независимые от контроля США, и в которой тактическое ядерное оружие составляло относительно небольшую часть структуры сухопутных сил НАТО. В данном случае представляется разумным думать, что европейские страны, кроме Франции и Англии, не будут стремиться к созданию собственных ядерных сил. Если бы другие европейские страны не чувствовали необходимости в собственном ядерном оружии, если бы они указали, что любые боевые действия на континенте, скорее всего, будут ограничены неядерным оружием, представляется несколько вероятным, что ни одна другая страна не почувствовала бы сильного стимула к получению такого оружия.