ГЛАВА 1. Создание идентичности морской державы

Морская мощь развивалась на периферии ранней цивилизации, а не в центре. В ответ на ограниченные возможности суши маргинальные прибрежные сообщества развивали средиземноморские торговые сети, поставлявшие жизненно важные ресурсы - древесину, медь и олово - в великие сухопутные империи Египта, Анатолии и Месопотамии. После 1000 г. до н.э. финикийские и греческие морские города в погоне за металлическими рудами продвинули первоначальную левантийскую торговую систему в Эгейское, Адриатическое и Тирренское моря и через западное Средиземноморье до Гадира (Кадиса), за Геркулесовыми столбами. Защищая и контролируя морские пути, соединявшие ресурсы и рынки, эти морские акторы заложили основы стратегии морской силы, контроля над морскими коммуникациями и идентичности морской силы. Уязвимость морской торговли перед соперничающими государствами и пиратами побудила к созданию констеблей, а долгосрочные затраты на необходимые корабли, моряков и инфраструктуру заставили морские государства разработать более инклюзивные формы правления, которые предоставляли купцам, торговцам и судовладельцам долю политической власти в обмен на услуги или финансовые взносы. Политические структуры этих морских государств двигались от абсолютного правления через конституционную монархию к республиканской олигархии. Крупные и средние государства, сознательно выбравшие такую социально-экономическую и стратегическую модель, стали морскими державами, которые поставили море в центр своей идентичности, в отличие от континентальных держав, которые использовали флоты для наземных стратегических объектов. Морские государства и города сформировали самобытную культуру, в которой доминировали мореплавание и торговля.

В отсутствие значительной морской торговли контроль над морскими коммуникациями не имел большого стратегического значения. Непонимание этой главной реальности вызывает много недоразумений у тех, кто пытается провести прямые параллели между стратегиями морской и сухопутной мощи. Эти две концепции принципиально различны по своему происхождению, целям и методам. Если сухопутные державы могли добиться победы путем "решающего" сражения и захвата основной территории, то морская мощь ограничивалась ограниченными результатами, достигаемыми за счет экономического истощения. Стратегия морской мощи была нацелена на контроль над морем для обеспечения безопасности и экономических преимуществ, а не на пустую славу морского сражения. Государства, использовавшие морскую мощь, действовали на водных рубежах между великими сухопутными державами в эпохи равновесия и стабильности.

Синергия между сухопутными империями и морскими государствами отразилась на географии и культуре Египта и Месопотамии. Колыбели цивилизации" представляли собой ограниченные регионы, расположенные на реках, ограниченные пустынями и горами, их политические центры были удалены от океана. Стабильность внутри страны и завоевание территорий определяли политический успех. Их география подпитывала чувство исключительности и превосходства, основанное на территории и рабочей силе, что препятствовало поиску и исследованию. Морские государства в ответ на ограниченность сельскохозяйственных угодий стали осваивать море для рыболовства и торговли. Мореплавание и дух исследования были общими парными характеристиками, в то время как мысли сухопутных государств были ограничены пешеходными перспективами и военными решениями.

Наличие баланса сил на суше создавало политическое пространство, в котором могли действовать морские государства. Хотя крупные сухопутные империи соперничали друг с другом, они ценили морскую торговлю и имели более важные заботы, чем мелкие морские государства. Напротив, гегемонистские универсальные империи Ассирии, Вавилона и Персии уничтожили левантийскую морскую мощь как политическую и культурную силу, создав возможность для превращения Афин и Карфагена, государств, находившихся вне зоны непосредственного влияния месопотамской военной мощи, в настоящие морские державы. Столкновение между морскими державами и экспансионистскими континентальными военными государствами, опасавшимися их динамизма и отличий, определит политическое развитие античного мира. В серии культурных столкновений, начиная с поражения греков от персов при Саламине в 480 г. до н.э. и заканчивая уничтожением Карфагена римской армией под командованием Сципиона Африканского в 146 г. до н.э., стратегии морских держав, основанные на ограниченной войне, создании коалиций, экономическом истощении и урегулировании путем переговоров, бросили вызов континентальной альтернативе - неограниченной войне, массовым армиям, решающим сражениям, захвату территорий и абсолютному уничтожению. В ходе этого процесса были заложены интеллектуальные основы морского могущества, а первые морские империи были разрушены.

Морская мощь была прямым следствием развития средиземноморской торговли. В третьем и четвертом тысячелетиях левантийская торговля нефтью, вином и древесиной развивалась для удовлетворения спроса Месопотамии и Египта, а не относительно ограниченного местного населения. Необходимость защиты этой торговли от конкурирующих экономических субъектов, государств или пиратов привела к милитаризации морской деятельности - использованию кораблей в качестве боевых платформ или десантных транспортов для заморских набегов, подобных Троянской войне.

Первым стратегическим товаром, ставшим предметом торговли, была древесина. И Египту, и Месопотамии для строительства кораблей и храмов требовались большие и прочные бревна, которые местные породы деревьев не могли обеспечить. Они не только импортировали древесину, но и боролись за контроль над кедровыми и смолистыми лесами в Ливанских горах. Первые морские торговые пути вели ливанскую древесину на юг, в Египет, или на север, в порт Библос, а затем через горы в Месопотамию. Экономические потребности нарушили культурный изоляционизм этих статичных речных обществ. Расширение морской торговли на большие расстояния, включающей стратегические металлы, положило начало процессу формирования средиземноморской цивилизации - культурного пространства, определяемого морем.

Хотя для великих речных цивилизаций море было второстепенным, их зависимость от импорта ресурсов породила морскую торговлю. К 2500 г. до н.э. египтяне импортировали нефть из Сирии, а также кедр, смолу и другие корабельные и строительные материалы. Хотя корабли финансировались Египтом и напоминали речные суда, использовавшиеся для перевозки строительных материалов по Нилу, они, вероятно, были построены и укомплектованы экипажами в Леванте. К 1800 г. до н.э. появились изобразительные свидетельства того, как левантийские мореплаватели выгружают товары в Фивах с очень похожих кораблей. Как бы ни был велик вклад египтян в это развитие, они не проявляли особого любопытства к внешнему миру. Они оставили большую часть внешней торговли в руках иностранцев и, несмотря на создание крупных портовых инфраструктур на Ниле, не построили прибрежную гавань и позволили первому Суэцкому каналу прийти в упадок. Египет привлекал торговлю, но не создал собственного класса мореплавателей и коммерсантов, а опирался на критских, финикийских и греческих купцов. Вплоть до персидского завоевания в 525 г. до н.э. Египет оставался страной с бартерной экономикой. Трудно избежать параллелей с императорским Китаем, другой огромной речной империей. Египет был государством-мандарином, которым двигали традиции, преемственность, жреческая власть и самодовольство. Поражения порождали ксенофобию, а не рефлексию. Примечательно, что пик морской активности Египта пришелся на период правления неместных династий. Фиванская жреческая элита ненавидела море и противилась планам переноса столицы в дельту Нила, чтобы избежать общения с иностранными торговцами и чужими идеями. Морские сообщества, напротив, сознательно выбрали ориентацию на внешний мир, и этот выбор отразился во всех аспектах их культуры, от политики до ведения войн.

В период между 2800 и 1300 гг. до н.э. растущая взаимосвязь средиземноморской торговли бронзового века создала возможность для развития морской энергетики. Около 2000 г. до н.э. парусные суда заменили гребные суда типа "каноэ", что ознаменовало переход от местной торговли предметами роскоши к массовым перевозкам. Новые корабли имели грузоподъемность до 500 тонн и начали появляться в письменных источниках с XIII века до н.э. Об их значимости можно судить по самому древнему из известных в мире кораблекрушений. Судно "Улубурун" XIV в. до н.э., обнаруженное у юго-западного побережья Турции, перевозило шесть тонн медных слитков и одну тонну олова - количество металла, переплавленного в бронзу, достаточное для оснащения небольшой армии.

Древние государства потребляли металлы в больших количествах - в качестве оружия, для демонстрации власти и богатства, а также для создания запасов на будущее. Морская торговля удовлетворяла спрос, вызванный поразительной неравномерностью распределения основных металлов по Средиземноморью. В Северной Европе металлы были распространены относительно равномерно, как правило, в пределах досягаемости наземного транспорта, но в Средиземноморье в районах с высокой производительностью сельского хозяйства и численностью населения, включая Месопотамию и Египет, не хватало как высококачественной древесины, так и жизненно важных металлов. Основным источником меди был островной Кипр. Первоначально олово, почти полностью отсутствовавшее в Средиземноморье, поступало из Центральной Азии через Месопотамию, ключевым центром обмена был Угарит (Рас-Шарма). Более поздние источники включали Богемию, Бретань и Корнуолл, а небольшие поставки в Иберию, Тоскану и Сардинию привлекали левантийских торговцев на запад, к Адриатике, Тирренскому морю и, в конечном итоге, к Атлантике, соединяясь с сухопутными маршрутами, по которым металлы попадали в Средиземноморье. Эти торговые пути были не только важны для древнего могущества, но и имели глубокое стратегическое значение. Приманка металлов и древесины влекла сменявшие друг друга месопотамские империи к побережью Средиземного моря и создавала левантийские государства-морские подрядчики. Эти подрядчики создавали все более крупные торговые сети для обеспечения поставок руды. Когда финикийские и греческие торговцы и поселенцы вошли в Тирренское море, центр торговли оловом из Северной Европы, они столкнулись с этрусками - другой культурой, сформировавшейся благодаря обработке металла. Борьба за контроль над морской торговлей приобрела ожесточенный характер, и первое зафиксированное морское сражение произошло у берегов Сардинии. «Несмотря на очевидные опасности, морской транспорт настолько превзошел сухопутные коммуникации по удобству, что Средиземноморье превратилось в среду взаимосвязанных маршрутов, на которые выходили берега и гавани». Эта непреходящая реальность породила альтернативное восприятие, в котором доминировали морские пути и навигационные методы, которые стали сводить океан к широкой реке.