Резкий рост торговли, связей и обменов не был встречен всеобщим одобрением. Морская торговля стала проводником идей прогресса, перемен и расширения возможностей, дивергентной культурной модели, бросавшей вызов застою современных сухопутных держав: философы и правители боялись "развращающего моря", угрожавшего гражданскому порядку и политической стабильности.Отправляясь на торговлю, корабли перевозили людей, идеи и образы, а также товары. Эти неэлитные путешественники связывали регионы и империи восточного Средиземноморья и Месопотамии через моря, которые, как правило, были открыты для всех. Распространение морских культур в основном ограничивалось портовыми городами и их ближайшими окрестностями. Свобода интеллектуальных связей по морю трансформировала сообщение и исключила элиту. В морских культурах каждый аспект жизни приобретал иной смысл: в то время как жрецы Месопотамии и Египта изучали небо в поисках астрологических предвестий, моряки смотрели вверх, развивая "искусство поиска гавани" - навигацию, и ставили ее в центр своего мировоззрения. Процесс шел в обоих направлениях: греки приобрели скульптурное искусство Египта, только чтобы наполнить статичных богов Нила жизнью и энергией более гуманистической культуры. Египтяне привозили с Нила проекты кораблей в Финикию, где они воплощались в морские суда. Мы знаем, что эти культурные обмены повлияли на эволюцию греческого мореплавания; эти же обмены были вполне способны доставить богатый идейный груз в обоих направлениях.

На большей части территории древнего мира море оставалось скорее угрозой, чем возможностью. Перегрин Хорден и Николас Перселл приходят к выводу, что при всей важности морской торговли для древнего Средиземноморья "среди греческих и римских писателей было общим местом, что последствия этого морского общения были глубоко вредными для хорошего социального порядка". Хотя беспокойство королей, жрецов и статичных культур было предсказуемо, даже греки считали, что до появления кораблей и торговли был "золотой век", без денег и развращающего мореходства. Они считали, что земля и сельское хозяйство морально выше мореплавания. Рим передал эти идеи ранним христианам, которые опасались "развращающего" влияния более глубоких знаний о море. Искусственное моральное разграничение между торговлей, рыболовством и сельским хозяйством не учитывало того факта, что народы Средиземноморья всегда добывали пищу как на суше, так и на море.

И цикл "Тесей" с Минотавром, и цикл "Ясон и аргонавты" отражают темную сторону истории. Торговля металлами была источником конфликтов, а ее экономическое воздействие меняло расстановку сил внутри государств, снижая политический вес земельных владений, передавая власть новым людям. Прибыли от торговли металлами превратили морскую власть в серьезную культурную модель. Хотя железо было более доступно, чем медь и олово, сама его повсеместная распространенность способствовала использованию все большего количества металла и увеличению объема морских перевозок.

Перевозка тяжелых металлических руд и слитков должна была усовершенствовать конструкцию кораблей, открывая возможности для других, менее громоздких видов торговли, таких как палубные грузы, а также для привлечения специалистов-подрядчиков. Минойский Крит, финикийские и греческие города обеспечили связь, которая способствовала развитию экономики бронзового века, распространению идей и средств обмена. Финикийцы создали алфавитную письменность для упрощения торговли, а греки адаптировали ее для аналогичных целей. Египетские пиктограммы и месопотамская клинопись так и не смогли покинуть церемониальный мир жрецов-царей, обреченный на уничтожение международной торговлей. Сложные идиоматические знаки, используемые в восточноазиатских языках, также оказались малопригодны для международного обмена. Монеты - еще одно следствие морской торговли - также развивались в морских городах как средство обмена и символ морской идентичности.

Несмотря на культурные оговорки, море заняло центральное место в воображаемом мире древнего Средиземноморья, поскольку морские перевозки были гораздо проще и дешевле, чем сухопутные. Морские пути сформировали регион как "среду взаимосвязанных маршрутов, на которые выходили побережья и гавани". Система сочетала экономический обмен с культурным взаимообогащением задолго до того, как море приобрело какое-либо стратегическое значение.

К середине XVI в. до н.э. Хеттская, Египетская и Месопотамская империи - огромные общества потребления - импортировали древесину и металлы из неподконтрольных им регионов. Морская экономика, выявленная в результате кораблекрушения в Улубуруне, связывала Левант с Тирренским морем, создавая предпосылки для развития культурно самобытных морских государств и реализации стратегии морской мощи. Объем и стоимость торговли делали море привлекательным источником доходов. Парусные суда нуждались в надежных гаванях, что способствовало развитию портовых городов, где увеличившееся население обеспечивало мореплавателей рабочей силой для выполнения торговых и полицейских функций.

Торговля позволила стратегически расположенным морским городам и государствам, в первую очередь финикийцам, разбогатеть, распространить людей, обычаи и верования, изменить региональную идентичность, в частности, греческих прибрежных поселений. Однако превращение из порта в морское государство, а в перспективе и в морскую державу, требовало определенной степени стабильности и защищенности от континентальных угроз, на которую левантийские прибрежные города не могли рассчитывать. Внутренняя стабильность была необходима для стимулирования инвестиций и поддержания политических и культурных изменений, которые поддерживали морскую торговлю. Несмотря на то, что торговля в бронзовом веке в основном велась во дворцах, морские общества были заметно более инклюзивными, чем сухопутные, в них часто участвовали женщины и не королевские особы. В этих торговых полисах политическая власть была разделена. Свободные морские государства, управляемые "консорциумами семей, занимавшихся морской торговлей, накопили богатство, не соответствующее их скромным размерам". Архивы из Угарита (Рас-Шарма) свидетельствуют о наличии торгового класса с реальной политической властью и процветающей морской культурой, без намека на военно-морскую мощь. Угарит процветал как торговое звено между Месопотамией и Средиземноморьем. Однако такие города находились во власти более крупных наземных государств.

В отличие от этого островной Крит функционировал как морское государство, не подвергаясь угрозам завоевания и не требуя дани. После 2200 г. до н.э., когда большая часть восточного Средиземноморья была разрушена, на Крите произошли значительные социальные изменения, кульминацией которых стало появление первой дворцовой системы около 1950 г. до н.э. Развитие парусных судов превратило Крит из изолированного экономического захолустья в стратегически надежный центр дальней торговли. Порт Коммос на южном побережье, идеально расположенный с учетом преобладающих ветров, позволял критским торговцам выходить в Левант, на Кипр, в Эгейское море и в итальянские воды . Крит стал центром "эксклюзивных морских сетей", включая колонии поселений на Кикладах - классическом источнике богатства, - которые обзавелись вырубленными в скалах причалами для облегчения судоходства. Крит импортировал пшеницу, основной продукт питания, в обмен на шерстяные ткани, вино, нефть и древесину.

Крит стал крупной морской державой, имевшей обширные морские и торговые связи по всему региону, но, как заметил Фернан Бродель, он не был "морской" державой в современном смысле этого слова. Не было соперничающих флотов, с которыми можно было бы бороться, и Крит не стремился к континентальному политическому влиянию. Его махановский анализ упускает более важный момент. Минойцам не нужно было воевать за морскую власть: они получили эффективный контроль над морем в экономических и стратегических целях без противостояния. Следовательно, у них не было необходимости в военно-морской мощи. Точно так же, хотя Фукидид использовал минойскую талассократию в качестве прецедента для афинской морской мощи, морская мощь его времени была совершенно иной по форме и функциям. Минойская "талассократия", сеть торговых постов, была типичной для морских государств: маленькая и слабая, но проворная и экономически эффективная. Не конкурируя с великими сухопутными империями, критяне зависели от них в обеспечении своего процветания.

Парусные корабли, изолированность и расширение торговли создали условия для появления на Крите морской силы. Вероятно, минойцы имели флот для борьбы с пиратами - классическая задача морской державы - подавления конкурентов-торговцев, защиты колоний и извлечения доходов. До 1200 г. до н.э. доходы от торговли с Египтом и Финикией поддерживали яркую дворцовую культуру. На современных настенных росписях в Акротири изображены боевые и торговые корабли. Растущий спрос на ресурсы побуждал морских торговцев сокращать число посредников, опережать сухопутные маршруты, увеличивать скорость передвижения и снижать стоимость товаров, создавая конкурентные преимущества. Новые морские пути подтолкнули развитие навигационных знаний, а борьба за контроль над ними привела к появлению морской войны, стратегии морской мощи и государств, обладающих морской мощью.