Взрывное экономическое развитие усилило политические амбиции. Около 1000 г. до н.э. финикийские города, особенно Тир, "стали занимать более гегемонистскую, иногда территориальную позицию по отношению к географии торговли, в результате чего политические действия за рубежом стали более открыто диктоваться экономической логикой", чем это было характерно для более ранних торговых государств. Эти прообразы морских империй использовали острова и порты в качестве торговых пунктов и перевалочных станций, контролируя морские пути и торговлю, а не территорию. Финикийские поселения на Кипре, в Гадире (Кадисе) на юге Испании и на Сардинии поставляли металлы, а Карфаген был основан в VIII в. до н.э. как перевалочный пункт на полпути к Гадиру, где в огромных количествах добывались серебро и олово. Не случайно более поздние морские империи использовали те же самые островные пункты.
Финикийское морское могущество пошатнулось, когда широкое распространение железа положило конец монопольным преимуществам торговцев бронзой, а около 1000 г. до н.э. на левантийское побережье прибыли ассирийские войска, требовавшие дани и контроля. Египет ответил: новая ливийская династия в X в. до н.э. перенесла столицу Египта в Танис в дельте Нила, сделав акцент на боге Сете, покоряющем моря, и наняв наемные войска из Эгейского моря. Обе сверхдержавы, Ассирия и Египет, зависели от левантийских и греческих морских перевозок.
В IX в. до н.э. финикийцы захватили Кипр, чтобы контролировать торговлю медью и кипрские пути в Тирренское море - источник олова в Северной Европе. Кипр также торговал с Грецией. Волны воинов, торговцев и ремесленников оседали в дальних регионах, чтобы получить доступ к металлу и торговле. В их багаже были самобытные морские культуры, которые использовали корабли как иконы, применяли торговые языки и занимались плюралистической политикой. Привлекательность морской силы стала очевидной в VII веке до н.э., когда Ассирия завоевала Левант и Египет, создав универсальную монархию. Потребительское государство с огромной армией Ассирия вынудила Тир покориться, завоевав Египет - последнее региональное равновесие месопотамских империалистов. Это вынудило финикийские города стать клиентами Ассирии, запряженными в военную машину, которая требовала все большей дани, используя их навыки для создания флота и поставки военных материалов. Финикийские города развивали международную торговлю и внутреннее производство, чтобы удовлетворить эти требования дани, а господство милитаризованных сухопутных империй, войны, осады и растущие платежи дани способствовали превращению тирийского поселения Карфаген в самостоятельное государство.
Финикийская колонизация на западе началась около 800 г. до н.э. с острова Гадир на атлантическом побережье Испании, за Геркулесовыми столбами. Остров, расположенный примерно в 6 милях от главного местного порта Тартессос (Уэльва), позволял финикийцам находиться на удаленном расстоянии, избегая любых намеков на территориальные амбиции, и был легко обороноспособен. Он стал центром экспорта металлов из региона Рио-Тинто, а также атлантической торговли оловом. Выбор острова с хорошей гаванью показал, что поселенцы ориентировались на морские перевозки. Финикийцы обменивали готовые изделия и предметы роскоши, такие как вино и изысканная керамика, на местную руду и металлы. Кипр, Крит и Лакония были ранними партнерами по торговле медью и железом, что, возможно, объясняет многочисленные упоминания Гомером финикийского мореходства. Сардиния и Сицилия также были связаны с этой системой. Колонизаторская деятельность финикийцев была относительно легкой: им нужна была торговля, а не территория.
Финикийские торговые связи с регионом Гадир, по-видимому, прервались после разграбления Тира вавилонянами в 573 г. до н.э., но в III в. до н.э. они были возрождены карфагенянами. Другие финикийские поселения в западной части Средиземноморья также попали в руки карфагенян, включая Ибицу и прибрежные города на Сардинии, Сицилии и на дальнем западе, например, форпосты на атлантическом побережье Португалии и Марокко. Эти форпосты ценили и сохраняли морские и торговые знания, но из-за безжалостного разрушения Тира и Карфагена, бренности их письменных документов и отсутствия интереса к "проигравшим" в истории до наших дней дошло мало свидетельств. В финикийских колониях, отделенных от материнского города огромными расстояниями, быстро сформировались самобытные экономические и политические идеи.
И финикийские, и греческие морские государства оказались динамичными колонизаторами. Они стремились занять изолированные или уединенные места, чтобы получить доступ к металлам, сельскохозяйственным угодьям или стратегическим базам для судоходства: такие базы помогали определять сферы влияния и поддерживать военные корабли, контролировавшие морские коммуникации. Культурные связи между колониями и городами-основателями были сильны. К концу VII в. до н.э. торговля между финикийцами и греками пришла в упадок. Конфликт из-за торговли и ресурсов мог быть следствием общего кризиса в финикийском мире конца VI в. до н.э., который Барри Канлифф связывает с окончанием бронзового века, когда общества, основанные на контроле над бронзой, сменились обществами, контролирующими излишки сельскохозяйственной продукции. Причинами этого могли быть широкая доступность железа и значительный прирост населения, развитие, позволившее великим сухопутным державам вести войны в гораздо больших масштабах.
Греческий вызов вынудил финикийцев сотрудничать с региональными союзниками. В 600 г. до н.э. финикийские греки основали колонию в Массилии (Марселе) в экономической зоне этрусков, вытеснив их с трансальпийского рынка и контролируя большую часть побережья на западе. Шестьдесят лет спустя еще большее число фиванцев, спасаясь от персидской оккупации своей родины, захватили международный торговый центр Алалию (современная Алерия), что бросило вызов как этрусским, так и карфагенским интересам и привело к крупному морскому сражению у берегов Сардинии около 535 г. до н.э. Возможно, эта битва послужила причиной изгнания массагетских торговцев из Гадира около 540 г. до н.э. В конечном итоге финикийская сфера включала северную Африку, западную Сицилию, южную Сардинию и морскую акваторию к западу от Гадира, а греки господствовали в Эгейском море, Адриатике и южной Италии: Тирренское море было разделено. Стратегия морских держав контролировала доступ к ключевым рынкам, разграничивая "сферы влияния", поскольку морские державы боролись за сохранение эксклюзивных сфер интересов, определяемых торговлей, а не территорией.
Морская мощь карфагенян лишала греческих торговцев доступа к богатым месторождениям полезных ископаемых на атлантическом побережье южной Испании. Геракловы столбы" стали для греков концом света, поскольку карфагенские военные корабли у Гадира перекрыли доступ к морям за ними. Такое стратегическое использование военно-морской мощи позволяет предположить, что к VI или, возможно, V в. до н.э. карфагеняне разработали концепцию морской мощи, аналогичную той, которую выдвинул Фемистокл в 480-х годах. Хотя финикийские идеи оказали влияние на все аспекты греческой морской культуры, их подход к морской мощи оставался в основном морским/экономическим, в то время как у греков он всегда содержал сильный военный элемент. Воинская культура, в значительной степени отсутствовавшая у финикийцев, сделала греческую политику боевой, раздробленной и высокомерной. Милитаризованное высокомерие стало основным вкладом Греции в развитие морской мощи, побудив ее к борьбе за торговлю и независимость.
Как морские государства с ограниченным населением финикийские города были эффективны в ограниченных войнах экономического характера, используя морские коммуникации, деньги и союзы, но они оказались совершенно неспособны противостоять массированной военной мощи Египта, Ассирии, Вавилона, Персии и, в конечном счете, Македонии. Финикийские города, поселки и торговые пункты были поразительно похожи друг на друга:
За редким исключением это были компактные, географически определенные поселения, расположенные на побережье или вблизи него в удобных для судоходства и обороны местах. Излюбленным местом расположения были прибрежные островки, полуострова и мысы. Как торговые заведения, почти все они располагались вблизи защищенных якорных стоянок - в естественных заливах или гаванях, лагунах или речных устьях.
В этих морских поселениях преобладали деловые районы, рынки, склады и гавани. Промышленные предприятия, в том числе красильные заводы с неприятным запахом, располагались отдельно от более благополучных жилых районов. Эти города начинались с естественной гавани, а более крупные объекты, такие как Тир и Сидон, обзаводились второй искусственной гаванью усовершенствованной конструкции, построенной из тесаной кладки или высеченной из твердой скалы. В этих гаванях располагались военно-морские базы, защищенные узкими, обнесенными стенами входами, внутри внушительных городских оборонительных сооружений, а военные корабли и военно-морские базы контролировали торговые пути.
Между 1000 и 800 гг. до н.э. финикийские "меркантильные, морские, посреднические общества" разбогатели за счет налогообложения частной торговли. Однако их коллективная идентичность была сформирована другими; даже термин "финикийский" был греческим изобретением. Их хрупкие папирусные записи в основном погибли, оставив их историю в менее щедрых руках греческих конкурентов, израильских соседей и римского государства, глубоко травмированного Пуническими войнами. В результате утраты свидетельств затушевывается роль финикийцев в создании морской мощи, остается мало свидетельств об их приоритете и доблести.