Сильно уменьшившись в результате французской и австрийской оккупации, она была поглощена Италией, что окончательно разрушило саму суть Венеции - бьющееся морское сердце региона, простиравшегося далеко за территориальные пределы современного государства. Эгоцентричная метрополия океана стала всего лишь еще одним городом, причем небольшим, в континентальном государстве, где доминировали Рим, Турин и Милан. Море больше не занимало центрального места в политической системе, управлявшей Венецией. Италия завершила разрушение, начатое Наполеоном, превратив Венецию, уникальный морской город, в континентальное целое, где доминировали промышленность и сельское хозяйство. Венеция лишилась коммерции, огромные туристические корабли затмили самый красивый из всех морских пейзажей, запрудив крошечные улочки праздными людьми. Параллельно с этим процессом из истории венецианской культуры вычеркивается море, как будто город в лагуне и есть вся Венеция. Это обычный подход, когда старые морские империи переосмысливаются в постимперском представлении. В этом процессе Венеция гротескно уменьшилась до декоративного аттракциона на илистом берегу в тупой части Адриатики, а замечательные культурные сокровища, похоже, собраны в случайном порядке. Кораблей нет: "Бучинторо" и "Морская свадьба" остались лишь воспоминаниями: Церковь, государство и почва подавляли уникальную морскую идентичность. Современный венецианский католицизм - римский и сухопутный, а когда-то он был вызывающе местным и морским. Современная эмблема города - это скромная гондола, водное такси, а не огромные военные и торговые галеры, и не героический галеас Лепанто. Арсенал должен эхом отзываться на звуки топора и клещей, создающих копию галеры, чтобы показать всему миру, что Венеция, некогда владычица морей и империя океанов, была точкой опоры современности, маяком стабильности и порядка в регионе, охваченном войнами, мятежами, завоеваниями и хаосом.
Гражданское великолепие, церемониальная пышность и классические символы указывали посетителям на предназначение и мощь La Serenissima - места, стоящего особняком. Величественная архитектура морского государства в Венеции и во всей морской империи была обращена к морю, чтобы произвести впечатление на приближающихся посетителей, связать государство с более древними примерами силы и стабильности и провозгласить неприступность уязвимых имперских владений. Торжественные пространства Пьяццы и Бачино Сан-Марко прославляли город и бизнес, от которого он зависел. Сегодня нескончаемый поток посетителей смотрит, но не видит; они близки к морю, но не знают о намерениях тех, кто сделал Венецию хозяйкой Адриатики. Сама идея о морском могуществе настолько чужда, что элегантные, бессодержательные венецианские развлечения, разработанные для туристов XVIII века, стали определять город. Задумчивый Арсенале лежит в стороне от проторенных дорог, это тихое место для тех, кто хочет поразмышлять о том, как легко может быть затуманен смысл истории.
В то время как венецианская морская держава управляла конкурирующими интересами морской торговли, обеспеченной контролем над морем, и сухопутной экспансии на прилегающий итальянский материк, они никогда не были простыми альтернативами "или-или", которые представляют себе современные комментаторы и историки, венецианские или сторонние. Венеция добилась статуса великой державы на периферии неупорядоченного мира, действуя в период, когда более крупные государства Средиземноморья были сосредоточены на решении сухопутных проблем. Когда ситуация изменилась, сухопутные державы, ставшие протогегемонами, стали строить военно-морские флоты для контроля над торговлей и расширения своего имперского влияния. Для решения этой задачи Венеция расширила свою сухопутную базу за пределы лагуны, чтобы обеспечить себя древесиной, рабочей силой и продовольствием, необходимыми для поддержания постоянно растущего уровня военно-морской мощи. Только доминирующий флот мог обеспечить безопасность заморской торговой империи и цепи инсулярных баз, обслуживавших торговое судоходство и защищавшие его галеры. Инсулярные империи поддерживали морскую мощь афинян и карфагенян, богатые ресурсами территории обеспечивали их людьми, деньгами, продовольствием и сырьем. Когда богатые, динамичные морские державы стали выступать в качестве сухопутных, они встревожили континентальных соперников.
Венецианская торговая империя опиралась на сеть военно-морских баз и островов, связывавших город с крупными портами Леванта. Эти порты разделяло не более двух суток хода на веслах, что было необходимо для торговых галер с малой ходкостью. Венецианские территориальные владения, как за границей, так и на материковой части Италии, служили взаимосвязанным коммерческим и стратегическим целям. Они были взаимосвязаны и взаимозависимы. Хотя Венеция сочетала в себе сухопутную и морскую империи, она оставалась морской державой: только асимметричные стратегические и экономические преимущества, которые давала морская мощь, могли позволить небольшому слабому городу-государству на севере Италии выступать в качестве великой державы. От первого до последнего Венеция определялась морем. В XVII веке море перестало быть главным источником богатства, но по-прежнему доминировало в венецианской идентичности, церемониале и культуре.
Континентальные гегемоны создавали военно-морские флоты, чтобы противостоять угрозе, исходящей от венецианского богатства и идеологии; Венеция отвечала модернизацией флота и Арсенала в качестве средства сдерживания, а также обеспечивала понимание этих символов, представляя их в классических культурных формах. Венеция создала дипломатическую службу для заблаговременного предупреждения об опасности, используя богатство для создания союзов и обеспечения политической поддержки. Эти меры отсрочили неизбежное: Венеция не смогла сохранить статус великой державы и отказалась от интеграции сухопутной и морской империй в политическую структуру. В конце концов, для всех морских держав встал вопрос о том, как сохранить свою самобытную культуру в условиях экспансии на далекие острова и континентальные территории. Территориальные владения угрожали изменить или размыть основную идентичность. Большинство морских держав предпочитали игнорировать политические проблемы таких территорий, управляя ими либо напрямую, либо через субподрядчиков, в виде аристократических вотчин или владений компании. Венеция использовала все три модели. Когда стандарты великой державы выросли, Венеция, в отличие от Афин и Карфагена, предпочла управляемый относительный упадок. К счастью, экспансивная энергия Османской империи пошла на убыль, а другие региональные державы сосредоточились в других местах. Венеция XVIII века оставалась значимым региональным игроком, хотя все больше индустриализировалась и стремилась к земным владениям. Голландская республика будет развиваться по той же траектории. Параллели между Венецией и Амстердамом в период упадка были очень глубокими, даже более глубокими, чем во времена их могущества. Оба они оставались богатыми, торговыми и морскими, пока в конце 1790-х годов их вместе с Генуей не уничтожила в грандиозном костре европейских морских государств новая проторимская гегемонистская империя республиканской Франции. В 1815 году Венский конгресс ратифицировал решение Наполеона о включении Генуи и Венеции в состав континентальных государств, однако Великобритания в угоду своим стратегическим интересам восстановила и укрепила голландское государство. Некоторые в Великобритании хотели возродить Геную, но Венеция была проклята испанской и французской пропагандой. Британцам потребовалось несколько десятилетий, чтобы разобраться с мифами и реальностью в своем понимании первого современного морского государства.
Венеция была настоящей морской державой, великой державой, опирающейся на империю морской торговли, связанной с морем и защищенной военно-морской мощью. Империя и флот поддерживали самоуважение государства, подкрепленное монументальной гражданской архитектурой. Однако, как и любая другая морская держава, Венеция эксплуатировала и материковые территории, terra firma, что привело ее к столкновению с континентальными гегемонами. Обе империи финансировали свободу и власть Венеции, не имея при этом политического представительства. Морская мощь - это не просто контроль над судоходными путями: это идентичность, которая определяла государство и способ управления колониальными и завоеванными территориями. Венеция централизовала экономическую деятельность империи вокруг доминирующего антрепота, таможенные доходы которого обеспечивали финансирование всего проекта. Критическая роль морской мощи как культуры и идентичности была подчеркнута долгой, мучительной защитой островной империи от непреодолимых препятствий, сохранением огромного военного флота в течение длительного времени после того, как экономическая ценность морской мощи сошла на нет, и поразительным возрождением моря в последние десятилетия независимости. Возможно, "миф о Венеции" и преувеличивал реальность, но он имел под собой прочные основания.
Венеция занимает важнейшее место в интеллектуальной истории морских держав, являясь мостом между классическим и современным миром, между Востоком и Западом, а также образцом для преемников морских держав. И голландцы, и англичане растащили венецианскую культуру и идентичность, чтобы сформировать свои собственные проекты морской державы. Англичане XIX века включили Венецию в число своих государств-предшественников, осознав реальность города, ставшего не более чем руинами, рухнувшими обратно в море, откуда он только что поднялся. В 1851 г., в год проведения Великой выставки, эксцентричный анализ венецианской культуры, проведенный Джоном Рёскином, использовал город в качестве спасительного предупреждения о надвигающейся гибели. Анализ Рёскина потери жизнеспособности Республики остается значимым не потому, что он точен, что это не так, а потому, что он признал реальность города, где общественная и частная культура отражала уникальную морскую идентичность, которая была создана для поддержания венецианской власти, и сделал это в необычайно провокационной метафоре.