Будучи небольшим густонаселенным портом, Венеция была очень уязвима перед эпидемическими заболеваниями. Опустошительные вспышки чумы в 1347-9, 1575-7 и 1630-1 гг. остановили экономическое развитие и изменили город. Первая чума буквально наполовину уничтожила население, остальные были лишь незначительно менее разрушительными. Переносчиком болезни стали торговые связи с Востоком. На смену людским потерям пришел постоянный поток мигрантов, но при всей своей динамичности они не были венецианцами и мореплавателями: экономическое развитие после чумы приняло более индустриальный характер, перерабатывая сырье на экспорт, в частности химикаты, стекло, металлургию, производство бумаги и предметов роскоши. Хотя эти отрасли были побочным продуктом морской торговли, они были и альтернативой: «Никогда больше Венеция не была в такой степени морским государством, как в XIII веке... Венеция по-прежнему могла соперничать с другими морскими державами, но ее сила все чаще заключалась в богатстве ремесленников и купцов, а не в большом количестве кораблей и моряков».

Для Фредерика Лейна такое развитие событий таило в себе семена распада, поскольку еще две безрезультатные войны с Генуей за контроль над морскими путями в Эгейское, Черное моря и Египет поставили под вопрос социальный порядок города и выявили тревожную слабость венецианских галерных экипажей. Пришлось нанимать союзников, и дипломатия в большей степени, чем военно-морское искусство, способствовала достижению благоприятного исхода. Пытаясь восстановить пошатнувшуюся гражданскую гордость, дож Андреа Дандоло создал гуманистическую историю государства. Его преемник, Марино Фальеро, воспринял уроки недавней истории совершенно иначе. Фальеро предпринял попытку свергнуть республику, заручившись поддержкой представителей среднего класса, занимавшихся морской экономикой, которые винили старую систему в последнем поражении и потере своих рынков. Действия Фальеро стали отголоском тенденции к захвату власти выборными правителями по всей Италии. Ярким свидетельством венецианской политической стабильности стало то, что Фальеро был предан суду и обезглавлен на ступенях Дворца дожей, а его портрет был вычеркнут из послужного списка его сверстников. Несмотря на решительные действия внутри страны, венецианцы продолжали страдать за границей. Король Венгрии захватил Далмацию, а генуэзцы, приглашенные венецианскими поселенцами на Кипр, установили контроль над Фамагустой. Государственный долг за тридцать лет вырос в десять раз.

Выносливость, дипломатия и деньги помогли Венеции удержаться на плаву. В 1379 г. генуэзские войска вошли в Лагуну и стали угрожать городу, но венецианцы отбились и одолели врага. Отныне деньги стали доминирующим стратегическим инструментом. Венеция покупала у местных правителей жизненно важные порты и защищала их от наступавших турок-османов. Венецианские войска, как и их командиры, были наемниками, а лучшие моряки все чаще набирались из Греции и Крита. В 1386 г. Республика приобрела остров Корфу взамен континентальной Рагузы, создав укрепленную позицию для защиты Адриатики. Аргос и Науплиа были куплены в 1388 г., Дураццо и Скутари - в 1396 г. Далматинское побережье было восстановлено в 1409 г., опять же на деньги, а не на военные корабли.

Империализм покупки использовал мощь Венеции, но новый акцент на крепости выявил скрытую реальность: эпоха безраздельного военно-морского господства, основанного на качестве и количестве, прошла. Несмотря на ряд морских поражений, Венеция монополизировала дорогостоящую торговлю между Востоком и Западом, особенно торговлю пряностями, используя возможности, открывшиеся в результате раскола исламского мира. В то время как мамлюкский Египет и Османский султанат конкурировали за торговлю, венецианцы могли сдерживать цены. Республика по-прежнему была обращена на восток, дворяне делали морскую и торговую карьеру, а базилика Сан-Марко была украшена древней каменной кладкой, привезенной с Востока капитанами кораблей, стремившимися заявить о своем патриотизме и благородстве. Византийские детали по-прежнему занимали центральное место в архитектуре венецианской готики.

Со временем венецианская городская архитектура выделила три района: площадь Сан-Марко стала театром власти, веры и политики, Риальто - торговым центром, а Арсенале, где находились галеры, перевозившие венецианскую торговлю и участвовавшие в ее сражениях, дал название всем военным мастерским Европы. После 1204 г. Арсенале, начатый столетием ранее как военно-морская мастерская и склад в приморской части города, превратился в военную кораблестроительную фабрику, центр государственного судостроения. В конце XIII в. он был расширен и превратился в коммунальный центр судостроения с новой мощной канатной фабрикой. Здесь же производились и хранились пехотные орудия и осадные машины. В 1326 г. верфь была перенесена на болотистую местность в северной части города, чтобы облегчить строительство больших парусных судов. Для строительства и обслуживания торговых и массового производства военных галер в Республике задолго до того, как в других европейских государствах появились национальные верфи, сохранялась постоянная рабочая сила - знаменитые арсеналотти, готовые к действиям в чрезвычайных ситуациях на море. Они занимали привилегированное место в государстве, совмещая важнейшие общегородские функции, такие как тушение пожаров, с церемониальными обязанностями. Очень важно, что дож сохранял за собой право в случае необходимости призвать всех кораблестроителей Лагуны для работы в Арсенале. Последовательные строительные кампании в Арсенале определили взаимоотношения между республикой и флотом.

В середине XV в. Венеция, несмотря на свою слабость, стремилась стать империей, затмить Афины на море и Спарту на суше, а также подражать республиканскому Риму. В попытке сдержать соперников прежняя венецианская сдержанность и осторожность сменилась театрами силы и неприкрытой напыщенностью, олицетворяемыми римской триумфальной аркой - эмблемой классической славы. Не случайно первой частью города, перешедшей на новый язык, стал Арсенал, где вскоре после завоевания Константинополя османами началась масштабная реконструкция. Новые сухопутные ворота, первая работа гуманистов в городе, повторяли римскую триумфальную арку на тверди. Они должны были производить впечатление. Десятилетие спустя дома, заслонявшие вид, были принудительно выкуплены и снесены, чтобы создать "широкую и красивую улицу" для ежегодного торжественного визита дожа в сопровождении представителей иностранных держав. Это был первый триумфальный путь в Венеции. Торжественные водные ворота, сухопутные ворота и высокие кирпичные стены были рассчитаны на то, чтобы произвести впечатление и отпугнуть иностранные державы. О них говорила вся Европа, и они служили для представления венецианской власти представителям элиты.

Однако доступ к этому пространству строго контролировался. Стены Арсенале, "первая серьезная попытка придать монументальной Венеции правдоподобное римское присутствие", не имели военного значения. Они наводили порядок в Арсеналотти и не допускали иностранных агентов. Венецианцы давно знали, как важно добывать информацию и хранить секреты. Секретность и навязчивый сбор информации стали определяющими характеристиками Венеции, необходимыми для морского государства, противостоящего гораздо более крупным противникам. Будучи государством, основанным на знаниях, Венеция моделировала и картографировала мир, чтобы лучше определять свое местоположение и проецировать свою власть. В 1547 г. для государственной баржи "Бучинторо" были построены новый корабельный ангар и склад. Проект Микеле Санмичели будет использован для входа в оружейный склад в 1591 г. Оба проекта были созданы для того, чтобы произвести впечатление на иностранных гостей, добавив еще один слой к церемониалу власти Арсенала.

Если Венеция, как утверждает Иэн Фенлон, была "церемониальным городом", то Magna Porta Арсенала ставила морскую мощь в центр этого процесса. Венецианцы знали, что они стоят в ряду преемников, восходящих к Афинам и Карфагену; они читали классические тексты, осматривали руины Древней Греции, от Микен Агамемнона до Делоса Гомера, и исследовали местоположение Карфагена. Они поместили древних каменных львов, найденных на греческих островах, за пределами Арсенала, под надписью, которая превратила мифическое основание города в 421 г. в факт. Сочетание греческих и римских материалов подчеркивало статус Венеции как великой державы в Италии, а также как domino maris. Эти претензии станут очевидными уже через десять лет, когда начнется война с османским султаном.

За архитектурой показухи скрывались реальные войны, и после 1470 г. в них доминировало неумолимое продвижение Османской империи, континентального гегемона с потрясающими запасами живой силы и материальных средств, движимого политической системой, которая делала бесконечные завоевания ценой внутренней стабильности. Эти войны велись за территориальный контроль, торговлю и деньги: религия была полезным инструментом пропаганды, а не мотивом. В конечном счете, это был конфликт между противоположными империализмами: между морской державой и континентальным гегемоном. Однако, в отличие от более ранних экзистенциальных конфликтов между Афинами и Персией, Карфагеном и Римом, обе стороны были заинтересованы в том, чтобы конфликт носил ограниченный характер, поскольку обе стороны сталкивались с серьезными угрозами в других регионах, а венецианцы никогда не упускали из виду торговый императив. Хотя венецианская военно-морская гегемония не представляла для османов экзистенциальной угрозы, контроль венецианцев над левантийской торговлей наносил ущерб доходам османов, которые были критически важны для их имперской безопасности.