В-третьих, академическая дискуссия также доминировала на политической арене, где идея жесткой экономии была переработана и переформулирована в политический боевой клич. Джордж Осборн, консерватор, ставший канцлером казначейства после всеобщих выборов в Великобритании в мае 2010 года, любил цитировать Рогоффа. Он объяснил аудитории лондонского Сити на лекции Майса в 2010 году, что Рогофф, предупреждая о последствиях чрезмерного долга, внес «наиболее значительный вклад в наше понимание истоков кризиса». В этой версии, которая стала доминирующей в англо-американском консервативном дискурсе, жесткая экономия может быть использована для ведения регрессивной классовой войны, используя бюджетные ограничения как способ наказания более бедных и маргинальных людей, часто из этнических меньшинств, которые могут быть обвинены как "королевы благосостояния". Некоторые политики для обоснования своей позиции ссылались на рынки облигаций. Но другим нравилось цитировать (и часто ошибаться) Рейнхарта и Рогоффа. Например, конгрессмен США Кевин Брэди, республиканец из Техаса, процитировал книгу "Это время другое" еще до ее публикации, а затем неправильно процитировал Рейнхарта и Рогоффа, заявив, что "инфляция в 8-10 процентов - это один из вероятных способов, которым правительство в конечном итоге будет финансировать огромный рост федерального долга". Брейди предупреждал, что это приведет к возобновлению 1970-х годов, росту инфляции, слабому экономическому росту и росту безработицы. Несколько месяцев спустя, в марте 2012 года, Брейди предложил закон о разумном долларе, который потребовал бы от Федеральной резервной системы следить за золотом и валютной стоимостью доллара США, а также отменить двойной мандат ФРС, заменив его единым мандатом ценовой стабильности. Другой видный фискальный консерватор, Том Кобурн (штат Окла), выступил с характерным обличением стимулов: «Это трата денег, которых у нас нет, на вещи, которые нам не нужны. Это 80 процентов этого законопроекта - тратить деньги, которых у нас нет, на то, что нам не нужно, что не будет стимулировать экономику. Вот о чем этот законопроект, и вот почему вы видите такую реакцию, потому что, если мы собираемся тратить деньги, давайте, по крайней мере, убедимся, что они достигают своей цели. И любой из вас, кто изучал этот законопроект, понимает, что этого не происходит». Радикальная республиканская группировка "Чаепитие" взяла свое название от фискального ястреба времен Американской революции и добилась больших успехов в кампании по сокращению бюджетных расходов. Джадсон Филлипс, адвокат из Теннесси и лидер "Нации чаепития", объяснил: «Это то, с чего все началось еще в начале 2009 года, когда вышел законопроект о стимулировании экономики. Люди просто поняли, что мы не можем себе этого позволить, и мы не можем тратить деньги на процветание».
В-четвертых, огромные государственные расходы, похоже, не привели к большим результатам: они точно не были преобразующими. Джейсон Фурман, председатель Совета экономических консультантов при Обаме, высказал интересное предположение, что наступила усталость: «Парадоксальным образом, худшие, чем ожидалось, макроэкономические результаты уменьшили желание принимать больше макроэкономических мер. Несмотря на то, что основная часть неожиданного ухудшения состояния экономики произошла к началу-середине 2009 года, до вступления в силу основной части Закона о восстановлении, некоторые рассматривали это как свидетельство того, что закон не сработал, что сделало будущие стимулы контрпродуктивными». По мере того, как зарождались сомнения в эффективности фискальных мер, росло беспокойство по поводу дефицита.
В-пятых, деньги, потраченные на спасение банков, выглядели как подарок налогоплательщика тем, кто в первую очередь несет ответственность за развязывание финансового кризиса. Если дефицит бюджета был в основном следствием пакетов мер по спасению финансового сектора, его было трудно продать широкой аудитории. Как позже выразился глава администрации Обамы Рам Эмануэль, "спасение банков было криптонитом", а нация «жаждала возмездия». Некоторые комментаторы также связывают рост "Чайной партии" с идеей о том, что правительство помогает держателям ипотечных кредитов, особенно из уязвимых меньшинств, которые на самом деле не заслуживают ипотеки и владения жильем. Трата государственных денег вскоре стала выглядеть в целом токсичной. Ларри Саммерс сказал: «Я бы предположил, что спасение крупных банков будет непопулярным, а спасение реальных компаний, где работают люди, будет популярным. Но я ошибся. Они оба были непопулярны. Вокруг много подозрений. Почему этот бизнес, а не тот? Это что, политика пробных инвестиций? Это социализм? Почему правительство вмешивается?» Политолог Мегуми Наои статистически доказала, что недовольство правительством и вера в неэффективность финансируемых правительством программ стимулирования возникли среди избирателей-республиканцев в тех округах Конгресса, которые получили большее количество рабочих мест на душу населения во время Великой рецессии, и где штаты хвастались и рекламировали стимулы. Таким образом, правительственные расходы вызвали не прилив благодарности, а волну недовольства.
Все элементы американской дискуссии появились в различных комбинациях по всему миру. Чайная партия" была американской. События в Греции полностью перевернули дискуссию и в других странах, но наиболее резко в Европе - в сторону от консенсуса по стимулированию экономики и в сторону жесткой экономии. Греция была - совершенно ошибочно - истолкована как пробный шар или как видение финансового будущего мира. 4 октября 2009 года Георгиос Папандреу возглавил ПАСОК, социалистическую партию, и одержал убедительную победу на парламентских выборах, которые были преждевременно объявлены правоцентристским правительством Новой демократии Костаса Караманлиса. Караманлис привел аргументы в пользу некоторого сокращения бюджетных расходов, но ПАСОК выдвинула другую версию. Признавая необходимость борьбы с патронажем и сокращения злоупотреблений, ПАСОК обещала, что ее новое правительство будет повышать зарплаты и пенсии быстрее, чем уровень инфляции, и наймет "международных деятелей" для консультаций по творческому бюджетному экспансионизму. Заметным лозунгом кампании был «У нас есть деньги». Это, в конце концов, было вкусом того времени.
Затем произошел резкий разворот. Некоторые европейские министры финансов позже жаловались, что советы МВФ о повышении государственных расходов и увеличении долга в качестве контрациклического инструмента ("использовать фискальное пространство") перед лицом экономического кризиса, направленные на Кипр, Словению и Испанию, оказались "заразными" для других стран, включая Грецию, где следовало проявить большую осторожность. Рекомендации МВФ по 2-процентному бюджетному стимулированию в 2008-2009 годах, в конце концов, были адресованы всем странам. У Греции были проблемы, которые изначально выглядели как очень своеобразные. Однако сразу после выборов 2009 года, 6 октября, Банк Греции представил отчет, в котором говорилось, что "мы столкнулись с беспрецедентным фискальным провалом, который лишь в очень малой степени можно объяснить спадом экономической активности". Бюджетный дефицит за первые девять месяцев, по расчетам, составил 9,7 процента ВВП. Было "абсолютно точно" установлено, что финансовое положение страны неустойчиво. Греция стала предвестником аналогичных событий в других странах, а Португалию, Ирландию, Грецию и Испанию объединили под порочащей аббревиатурой "PIGS". Историк Ниалл Фергюсон далее объяснил, что заражение будет всеобщим: «Ибо это не просто средиземноморская проблема с аббревиатурой "фермерский двор". Это фискальный кризис западного мира. Его последствия гораздо более глубоки, чем это представляется большинству инвесторов».
Левые оказались в отступлении. Во Франции лидер социалистов (а позже президент) Франсуа Олланд размышлял о том, что, хотя иррациональность рынков и неадекватный контроль привели к краху, разрушительная система не была поколеблена, и что «международные институты либерального толка использовали кризис для оправдания жесткой экономии, для которой в противном случае они не смогли бы найти правдоподобных аргументов».
Фискальный урок был воспринят особенно серьезно в Великобритании, которая стала еще одним влиятельным примером поворота от фискальной экспансии. Лейбористское правительство в 2009 году стало звучать все более осторожно. В частности, канцлер казначейства Аластер Дарлинг «неоднократно снижение расходов, сокращение вдвое наших заимствований в течение четырех лет не подлежит обсуждению: это абсолютно необходимо». Оппозиционные консерваторы пообещали еще больше сокращений, выиграли выборы 2010 года, не получив общего парламентского большинства, а затем сформировали коалиционное правительство с либерал-демократами. Правительство приступило к измененному курсу, который его критики обычно называют "жесткой экономией" и который, казалось, явно следовал советам Кеннета Рогоффа и других, предупреждавших о дестабилизирующем воздействии большого государственного долга. Британские политики в этот момент с тревогой предупреждали о возможности превращения Великобритании в еще одну Грецию. Главный экономист Казначейства Дэвид Рамсден беспокоился, что "по оценкам, Великобритания стала самой задолжавшей страной в мире". Ее докризисная модель экономического роста опиралась на "неустойчивый уровень задолженности частного сектора и растущий долг государственного сектора". Финансовое положение Великобритании было "ключевой уязвимостью", поэтому необходимо было принять срочные меры, чтобы вернуть британские государственные финансы на устойчивую основу. В июне 2010 года новое правительство поставило перед собой "фискальный мандат", который предусматривал сбалансирование циклически скорректированного текущего бюджета к концу скользящего пятилетнего прогнозного периода и снижение отношения чистого долга государственного сектора к ВВП к 2015-2016 годам. Первый бюджет нового правительства был направлен на достижение этих целей на год раньше за счет структурной перестройки в размере 8 процентов ВВП в течение пяти лет. В то же время правительство разработало национальный план развития инфраструктуры с упором на транспорт и энергетику, причем инвестиции в энергетику должны были удвоиться за пятилетний период. Теория Джорджа Осборна основывалась на убеждении, что устранение структурного дефицита в течение четырех лет обеспечит пространство для маневра и для расходов на долгосрочные инвестиции, а не на социальные выплаты.