Мо Си прекрасно знал, что для предотвращения утечки секретной военной информации в государстве Ляо на солдат и офицеров было принято накладывать темное заклятие Хранителя Тайн.

Так что, скорее всего, в случае Гу Мана Хранитель Тайн царства Ляо вступил в борьбу с Захватом Души Мужун Ляня. Столкновение двух этих заклятий должно было удвоить страдания Гу Мана.

— … — кадык на горле Мо Си судорожно дернулся. Он первый раз видел Гу Мана после разбирательства в тронном зале.

Больно.

Это было слишком больно.

Гу Ман предал его и пытался убить. Руки этого человека по локоть в крови, и грехи его нельзя простить.

Но…

Это был тот самый человек, который однажды в Палате Золотых колокольчиков самоотверженно бросил свою жизнь, военную карьеру и планы на будущее под ноги государя, чтобы в порыве благородной ярости потребовать погребения для своих погибших солдат.

Это был тот самый человек, который когда-то сидел рядом с ним у костра, болтал без умолку, жарил мясо и пытался поддразнить его.

Тот самый человек, который когда-то, лежа в его постели, бормотал, что любит его.

Тот яркий и живой, дерзкий и отважный, с телом бога войны и сердцем, что никогда не остынет.

Тот юный, талантливый и пылкий молодой человек, который, казалось, будет гореть вечно.

И все, что осталось от него теперь, вот эта изломанная и покрытая шрамами пустая оболочка…

Внезапно Мо Си очень отчетливо осознал, что он отсутствовал в столице целых два года. За это время сколько было подобных допросов? Как часто люди Чунхуа пытались вырвать из Гу Мана секреты королевства Ляо? Пытки, когда смерть милее жизни, но даже небеса равнодушны к твоим рыданиям, сколько раз это было?

Выдержка быстро рассеялась, боль же становилась все глубже и сильнее.

«Мы всегда будем вместе. Как бы ни было тяжело, я выдержу все.

Братишка[7]…»

[7] 师弟 shīdì шиди — младший соученик. От переводчика: исходя из обращения, тут говорит Гу Ман.

Мо Си крепко зажмурился. В этот момент он понял, что больше не вынесет и, стиснув зубы, притянул мужчину на каменном ложе в свои объятия. Собрав в ладони яркое сияние, он приложил руку к спине Гу Мана и направил чистую подавляюще-мощную духовную энергию в это изуродованное окровавленное тело.

Он понимал, что ему не следует этого делать. Если об этом станет известно, ему сложно будет объяснить, почему он сломя голову примчался сюда только для того, чтобы лично исцелить раны Гу Мана.

Ему было совершенно ясно, что лучшим решением сейчас будет передать Гу Мана на попечение тюремных целителей. Под давлением прямого приказа государя эти люди будут очень старательны и не допустят гибели своего пациента, да и Мужун Лянь не посмеет добить его.

Но…

Но ему не удалось сдержать этот порыв. Его сердце словно разорвали когтями хищные птицы. Больше десяти лет любви и ненависти. Все эти годы он не мог просить его вернуться, но и отпустить тоже так и не смог. Эти чувства иссушили его изнутри.

Сейчас ему казалось, что если он не будет обнимать это тело, без остатка наполняя его своей духовной энергией, то и сам будет обречен умереть от сердечной боли в этом ледяном карцере.

Большинство ран на теле Гу Мана были нанесены божественным оружием Мужун Ляня, поэтому они затягивались очень медленно. В процессе их заживления военная форма Мо Си почти полностью пропиталась кровью. Впоследствии, когда начала восстанавливаться чувствительность конечностей, руки Гу Мана начали мелко дрожать, а окровавленное тело забилось в судорогах.

Прошло довольно много времени, прежде чем Гу Ман начал бормотать:

— Я… не знаю… ничего… я не знаю…

Мо Си хранил молчание. Так и не проронив ни слова, он просто продолжал поддерживать Гу Мана, так и не осмелившись прижать его к своей груди. Он чувствовал, что стоит пойти на поводу у своей слабости, и ему уже не удержаться от падения в бездну греха, но и отпустить Гу Мана уже не хотел и не мог. Ему казалось, что как только он сделает это, его сердце сразу же остановится.

Закрыв глаза, Мо Си медленно направлял мощный концентрированный поток духовной энергии в тело Гу Мана.

В ледяном карцере было слышно только бессвязное бормотание Гу Мана и, в конечном итоге, в этой мертвой тишине Мо Си вдруг услышал тихое бормотание:

— Я... хочу... я хочу... хочу… иметь…

Потрясенный Мо Си замер:

— Что?

Голос Гу Мана становился все тише, пока совсем не затих. По его телу прошла судорога, он открыл рот, словно пытаясь вздохнуть или всхлипнуть, а потом с волной новой дрожи с его губ сорвалось почти беззвучное:

— Дом…

Последнее слово было таким же невесомым, как упавшая на землю пушинка, но в ушах Мо Си оно было подобно громовому раскату.

Мо Си опустил голову, чтобы посмотреть в лицо Гу Ману, и увидел, что глаза его закрыты. Прикрывшие синяки длинные темные ресницы были мокрыми от слез… похоже, эти слова вырвались у него под влиянием сна.

Много лет назад в пылу страсти целуя пальцы Гу Мана, он от чистого сердца сказал ему:

— Теперь, когда государь даровал мне титул князя Сихэ, мне больше не нужно жить с оглядкой на дядю. Впредь никто не может контролировать меня и больше никто не сможет меня остановить. В будущем я исполню все обещания, что давал тебе. Просто подожди меня еще немного. Я говорю тебе, что настроен серьезно.

До этого он никогда не осмеливался говорить с Гу Маном о «серьезности» их отношений, и уж тем более не смел обсуждать с ним совместное «будущее». Возможно, это было следствием того, что и сам Гу Ман не относился к их отношениям, как к чему-то значимому, поэтому у Мо Си создавалось впечатление, что он не верил в них.

Мо Си отчаянно жаждал вынуть из груди и вручить Гу Ману свое полное искренности сердце, страстно желал прямо сейчас дать ему все обещания мира, лишь бы услышать от него пару слов одобрения.

Поэтому в тот день в постели он строил планы и рассказывал Гу Ману о множестве волнующих его вещей. Гу Ман же ласково гладил его по волосам и улыбался, позволяя Мо Си болтать и трахать его без отдыха. Вроде бы он даже слушал его, но было видно, что в глубине души Гу Ман считал своего братишку Мо милым и наивным дуралеем. На самом деле ведь неважно, насколько он влиятелен, князь Сихэ он или нет, ведь его старший братец Гу Ман всю жизнь будет обожать его и потакать всем его капризам.

— А что тебе нравится? Что ты хочешь?

Но Гу Ман ничего не отвечал и ни о чем не просил.

Но, в конце концов, когда Мо Си уже и сам не помнил сколько раз кончил в тело Гу Мана, когда слезы на глазах его любимого перестали высыхать, может от того, что сознание совершенно вымотанного Гу Мана затуманилось, но на пике удовольствия на грани страдания он все же не выдержал.

Невидящим взглядом глядя на разрисованные спиралями[8] черно-белые занавески балдахина, Гу Ман пробормотал:

[8] 回纹 huíwén хуэйвэнь — орнамент из спиралей, имеющий мистический подтекст.

— Я... я хочу… иметь дом…

Мо Си замер, как громом пораженным. Он знал, что никогда в жизни не забудет, каким было выражение лица Гу Мана, когда он произнес эти слова.

Человек, который всегда засмеивал любые проблемы и не боялся ничего, сейчас даже не осмеливался посмотреть ему в глаза. В один миг от его самоуверенности и бравады остались только неуверенность и страх.

Словно он уже очень давно страстно жаждал чего-то слишком дорогого, чего-то такого, о чем в этой жизни не смел даже мечтать.

Когда же слова сорвались с его губ, Гу Ман закрыл глаза, и крупные слезы ручьем полились из покрасневших уголков глаз.

Были ли это слезы, которые его любимый обычно проливал во время их постельных утех? Мо Си так и не смог понять.

Но в тот момент Мо Си очень ясно осознал, что непобедимый генерал Гу по сути своей был сиротой, человеком без рода и племени, бывшим рабом. Два десятилетия он постоянно подвергался оскорблениям и избиениям, у него никогда не было своего дома, а рядом с ним не было ни одного родного человека.

Мо Си почувствовал, как грудь сдавило от тоски и душевной боли. Склонившись, он прихватил зубами влажные дрожащие губы Гу Мана, и, погладив растрепанные волосы, между двумя судорожными вздохами тихо сказал:

— Хорошо. Я дам его тебе.

Я дам его тебе.

Я дам тебе дом[9].

[9] 家 jiā цзя — семья, дом, знатный род; супруг (муж/жена).

Это первый раз, когда ты попросил меня о чем-то. Даже если это твоя очередная глупая шутка, я буду относиться к этому серьезно.

Я знаю, что твоя жизнь была очень трудна, слишком многие издевались и насмехались над тобой… именно поэтому ты не смеешь принимать то, что тебе дают, боишься брать с других клятвы и не смеешь верить чужим обещаниям. Но я не буду лгать тебе. Просто подожди меня еще немного.

Совсем недолго подожди меня. Я буду усердно трудиться. Ратными подвигами, потом и кровью я завоюю славу и почет, а потом возьму все свои заслуги и обменяю их на право открыто и законно[10] быть с тобой. Просто подожди меня.

[10] 名正言顺 míng zhèng yán shùn мин чжэн янь шунь — если имя верно, слова тоже имеют вес; быть безукоризненным номинально и по существу; узаконенная суть; вещи, названы своими именами.

Я смогу дать тебе дом.

Когда-то наивный и пылкий юноша в глубине своего сердца дал клятву.

Это не займет много времени, я не буду затягивать, дай мне пару лет. Я хочу дать тебе дом, хочу быть рядом с тобой всегда.

С болью в сердце юный Мо Си нежно гладил лицо своего братца Гу, горячо умоляя поверить в него.

Гу Ман, просто подожди меня еще немного... ладно?..

Автору есть что сказать:

Сегодня представлений не будет. Погуляйте где-нибудь в другом месте. Фьють-фьють! Я птичка-грубиянка!

PS. Про «Воскрешающий райский аромат»... все, кто играл в «Бессмертный Меч», знают, что это за штука, так что это придумано не мной… чтобы не было недоразумений, признаю копирайт.

Снова PS. Сыворотка правды в «собачью» эру использовалась только Цитаделью Тяньинь, но во времена древних волкособов, эта формула не является запатентованным товаром под маркой Тяньинь.