Мо Си тут же переменился в лице:

— Что?

— Князь лично допрашивал Гу Мана в ледяном карцере без окон, поэтому Сяо Линцзы не знает, что там происходило. Он не хотел тревожить вас понапрасну, поэтому сначала дождался, пока князь Ваншу уйдет… и тогда он увидел что… что Гу Ман уже... он уже…

Он судорожно сглотнул, собираясь с духом, чтобы продолжить.

Однако Мо Си не стал дожидаться, пока он закончит. Бросив нефритовый свиток на землю, он без оглядки помчался к Иньской Темнице.

Автору есть что сказать:

«Если набрать первые буквы имени, что предложит автозаполнение?»

Мо Си: само собой разумеется (В каком смысле? Само собой разумеется, что он у нас цундере[13]?)

[13] 傲娇 àojiāo цундере: японский термин аниме и манги; о человеке, который часто скрывает свою симпатию к кому-чему-либо высокомерием и равнодушием.

Гу Ман: ослепительный[14] (... внезапно, это такой вид пытки?)

[14] 光芒 guāngmáng гуанман — сияющий, сверкающий, ослепительный.

Мужун Лянь: ничтожество[15] (...Неужели а-Лянь [маленький лотос] так сильно бесит людей?)

[15] 没人了 mòrénle можэньлэ — нет никого; ничтожество; плохой ныряльщик. От переводчика: если смотреть по звучанию, то «совершенно не нужный Мо человек», как намек на одержимость кое-кого кое-кем.

Юэ Чэньцин: нужно бежать отсюда! (Что, малыш недоволен своей судьбой, а?)

Цзян Есюэ: вопреки ожиданиям, чуть-чуть… (Вопреки ожиданиям, чуть-чуть… чего?)

Государь (君上 jūnshàng цзюньшан): водяная змея с горы[16] (... извините, автозаполнение все еще не забыло тупую собаку[17]).

[16] 蛟山 jiāoshān цзяошань «водяной змей/безрогий дракон горы/монастыря/могильного холма».

[17] ergou «тупая/двойная собака», отсылка к Мо Жаню из «Хаски и его Учитель Белый кот».

Принцесса Мэнцзэ: не имеет права присутствовать[18] (Принцесса: эта старая дева даже еще не вышла на сцену, а вы уже прозрачно намекаете, что здесь ей ловить нечего?)

[18] 没资格在 méizīgézài мэйцзыгэцзай «не квалифицирован, чтобы участвовать/присутствовать».

Мясной Пирожок не ест мяса (Жоубао Бучи Жоу): японские войска выебут вашего двоюродного дядю[19] (... А не пошел бы ты нахуй?!)

[19] 日本兵从容 rìběn bīngcóng róng жибэнь бинцун жун «солнечные/японские солдаты никуда не спешат/ утихомирят... Вашего дальнего родственника/двоюродного дядю; 你大爷 nǐ dàye «твоего дядю!» — разг. иди ты!, пошел ты! От переводчика: многоликий китайский язык, мать его!

Остатки грязи (Yuwu): **[20] (прошу прощения, большинство автозаполнений просто никуда не годятся, ваша покорная слуга проиграла).

[20] От переводчика: не знаю, что имела в виду автор, скорее всего, что-то китайское матерное, но омофонами 余污 yuwu «остатки грязи» являются:

欲恶 yùwù «любить и (или) ненавидеть»;

禦侮 yùwǔ —  оказывать сопротивление внешнему нападению; защищать честь своей страны.

Глава 26. Я хочу[1] иметь дом[2]

[1] 想 xiǎng сян — думать; хотеть, мечтать; тосковать.

[2] 家 jiā цзя — семья, дом, род; супруг (муж/жена).

Карцер Иньской темницы представлял собой полностью лишенную тепла и света герметичную камеру, площадью не больше коровьего загона, но с тройными дверями, стенами в треть метра и постом охраны на выходе. Именно здесь в Чунхуа содержали и допрашивали подозреваемых в самых страшных и отвратительных преступлениях.

«Вскину голову к небесам — боги не слышат, посмотрю под ноги — выхода нет. В холодной и унылой одиночной камере в полночь тысячи призраков рыдают навзрыд».

Никому не известно, сколько заключенных погибли от пронизывающего до костей холода на каменном ложе этой одиночной камеры, и никто не знал, сколько крови и слез было пролито на заледеневшие каменные стены карцера Иньской темницы.

— Эй, парни, поторопитесь, приведите здесь все в порядок и остановите уже кровотечение! По распоряжению государя этот человек не может умереть!

В кромешной темноте маленькой камеры раздраженный надзиратель пытался раздавать указания находящимся у него в подчинении целителям, которые и так бегали взад вперед по тюрьме, принося все новые лекарства и магические артефакты, пока юные подмастерья отмывали кровь и нечистоты со стен.

Тюремщик хлопнул себя по лбу и тяжело вздохнул:

— О, Боги, этот князь Ваншу слишком жесток. Как можно было сотворить такое?..

В самый разгар этой тревожной суеты[3], снаружи раздался крик:

[3] 焦头烂额 jiāo tóu làn é «обожженная голова и разбитый лоб» — обр. в знач.: обжечься (на чем-л.), попасть в переделку; быть чрезмерно занятым или загруженным.

— Прибыл князь Сихэ...

От этой новости тюремный надзиратель чуть язык себе не откусил.

Сначала прибыл Ваншу и изрядно наследил, а сразу, как убыл Ваншу, прибыл Сихэ. Эти двое что, Солнце и Луна[4], раз подрядились по очереди носиться по небосклону с востока на запад и беспрестанно мучить Гу Мана до тех пор, пока он не умрет?

[4] От переводчика: тут отсылка к значению пожалованных фамилий: Сихэ — «бог, управляющий упряжкой из десяти солнц» и Ваншу — «дух полнолуния».

Если он злодей и предатель, так убили бы его и дело с концом. Много ли заключенных, войдя в ледяной карцер для допроса, смогли вернуться живыми? Вот только приказ государя был предельно ясен: этот преступник должен жить и хотя бы поверхностно дышать. Так что эта парочка вельмож тешилась, да развлекалась, а этому несчастному тюремщику приходилось за ними убирать!

Впрочем, надзиратель поспешил засунуть свое внутреннее недовольство куда подальше и тут же натянул на лицо полную угодливости и энтузиазма улыбку, чтобы встретить высокого гостя:

 — Ох, князь Сихэ, вы уже здесь? Как видите, ваш подчиненный так занят, что даже не смог лично приветствовал вас должным образом. Простите, князь, не примите за неуважение…

Прежде чем он успел договорить, Мо Си поднял руку, чтобы прервать его угодливые речи. С момента, как он вошел, его взгляд был устремлен только на двери ледяного карцера.

В панике тюремщик поспешил преградить ему путь:

— Князь Сихэ, вы не может войти. Сейчас тело этого человека — одна открытая рана, он бредит. Даже если захотите его допросить…

— Я хочу его видеть.

— Но, князь Сихэ…

— Я сказал, что хочу его видеть! — взвился Мо Си. — Ты не понимаешь или оглох?!

— …

— Прочь с дороги!

Не осмелившись и дальше стоять на пути у важной персоны, тюремщик поспешно освободил дорогу, но стоило Мо Си пройти мимо, засеменил следом за ним.

В ледяном карцере было очень холодно.

Призрачное голубое пламя мерцало в похожей на череп лампе, которая была единственным источником света в камере. Гу Ман лежал на каменной кровати. Его белая роба заключенного давно уже стала красной от крови. По выдолбленному в камне специальному желобу текла кровь. Лицо было пугающе бледным, а широко открытые глаза словно утратили способность видеть.

Они никак не отреагировал, даже когда Мо Си молча подошел к нему вплотную.

Очень осторожно тюремщик попытался пояснить:

— Князь Ваншу заподозрил, что он замешан в деле о массовом убийстве в борделе «Хунъянь», поэтому использовал на нем сыворотку правды[5], а потом при помощи техники Захвата Души[6] попытался вытащить из его головы воспоминания о прошлых событиях, но в итоге все равно ничего у него не вышло.

[5] 诉罪水 sùzuìshuǐ cуцзуйшуй «вода оправдания вины» — сыворотка правды.

[6] 摄魂 shèhún шэхунь — призывать (материализовать в другом месте) душу (живого человека).

Мо Си ничего не ответил, продолжая безучастно разглядывать лежащее на каменном ложе тело. Сразу несколько целителей хлопотали вокруг Гу Мана, обрабатывая его раны и пытаясь обратить эффект использованных на нем заклинаний, но повреждения были столь многочисленны и глубоки, что им никак не удавалось остановить кровотечение…

С самым горестным выражением лица тюремщик вновь обратился к нему:

— Князь Сихэ, думаете, я бы стал обманывать вас? Этот человек действительно находится на грани жизни и смерти, и даже если вы попытаетесь допросить его сейчас, ничего членораздельного все равно не услышите. К тому же, князь Ваншу уже исчерпал все свои методы дознания и, в конечном итоге, ушел в гневе, так и не добившись успеха. Не лучше ли вернуться в другой день и снова…

— Выйдите все!

— …

— Пошли вон!

Со скорбной гримасой на лице тюремный надзиратель отступил за двери, чтобы с безопасного расстояния наблюдать, как Мо Си выгоняет из карцера всех целителей. Наконец, набравшись храбрости, он все же крикнул в спину Мо Си:

— Князь Сихэ, государь распорядился, чтобы этот человек остался в живых! Пожалуйста, будьте милосердны.

В ответ Мо Си одним взмахом руки захлопнул все три двери.

В сердце своем тюремщик разрыдался без слез, но вслух лишь сказал своему ученику:

— Ты... как тебя там, сходи за «Воскрешающим райским ароматом», который этот мастер спрятал на самом дне своего сундука. Похоже, после того, как князь Сихэ выйдет из этих дверей, только он и сможет спасти жизнь этой мелкой псины, посмевшей предать хозяина…

В камере больше никого не было. Узкое и изолированное от мира пространство карцера полностью оправдывало слова песни «вскину голову к небесам — боги не слышат, посмотрю под ноги — выхода нет». Эти толстые стены и тройные двери полностью отрезали их от всего остального мира. Остались только они двое: Гу Ман и Мо Си.

Мо Си подошел к краю каменного ложа и долго смотрел в лицо Гу Мана из-под полуопущенных ресниц, а потом вдруг протянул руку, чтобы поднять его.

— Гу Ман, — его губы только слегка приоткрылись и тут же сомкнулись. По похожему на стоячую воду холодному лицу пробежала едва заметная рябь. — Давай, приходи в себя.

На него безучастно смотрела пара совершенно пустых глаз.

Была ли это сыворотка правды или техника Захвата Души, но его разуму, без сомнения, был нанесен непоправимый вред. Обычно все было не так критично, особенно если подвергшийся их воздействию человек послушно признавался в своих прегрешениях, но если он пытался сопротивляться, то чувствовал себя так, словно ему выпустили кишки и сожгли душу. Даже самые стойкие преступники, которые смогли выдержать жестокие побои и пытки, после использования комбинации этих двух методов дознания были готовы признаться в чем угодно, хотя были и такие, кто просто сошел с ума.