- Он не придет, не так ли?
- ...
- Он... не любит меня?
Мо Си поднял руку и притянул его к себе. Подавив свою печаль, он сказал Гу Ману:
- Нет дело не в этом. Просто у него есть кое-какие дела, и он должен с ними разобраться. Ты ему очень нравишься, поэтому он попросил меня передать тебе этого маленького бамбукового человечка. Когда он закончит свои дела, он вернется.
- Сколько времени это займет?
- Это может занять... много-много времени...
- ...
Гу Ман молчал. Через некоторое время он тихо спросил:
- Мо Си, почему ты плачешь?
Почему он плакал?
События одной ночи в пещере Хантянь перевернуло с ног на голову все то, что накопилось за более чем десять лет.
Доброта и мягкость Цзян Есюэ – фальшивка Его любовь к Цинь Муджин – фальшивка. Эгоизм и бессердечие Мужун – фальшивка. Все слова императора – фальшивка.
Казалось, он жил в череде взаимосвязанных схем. Он искренне относился к людям и показывал им свою искренность, но взамен лишь получал одно фальшивое лицо за другим.
Раньше он думал, что то, что он сделал для своей страны, было правильным. Он мог четко различать правильное и неправильное. Однако после этого шокирующего изменения он обнаружил, что все они были просто пешками на шахматной доске.
Насколько жестоким был нынешний император, позволивший Цзян Есюэ взять контроль над Лу Чжаньсином, пожертвовавший жизнями семидесяти тысяч солдат, а затем лишивший Гу Мана выбора, заставив того подчиняться его приказам?
Пять лет в качестве шпиона.
Неся бремя греха и крови, он терпел в одиночку.
Чтобы вернуть последнюю часть оставшейся души Кровавого Зверя, он снова потерял здравый рассудок и упустил возможность узнать своего брата.
Пожертвовав столь многим, они надеялись, что война закончится и в Девяти Провинциях наступит мир.
Но оказалось, что они просто точили меч в руке императора.
Он чувствовал только бесконечную усталость.
Из-за шокирующих событий в пещере Хантянь Мо Си больше не мог оставаться в Линьане с Гу Маном, чтобы искать отшельника-заклинателя. Трагедия семьи Юэ распространилась со скоростью лесного пожара и скоро новости о случившемся достигли Чунхуа.
Вся страна была в шоке.
Мо Си и Гу Ман помогли Юэ Чэньцину привести себя в порядок и сопровождали его обратно в столицу.
Похороны были похожи на безмолвную абсурдную драму. Королевская семья должна была сохранить свое лицо и не разоблачать безрассудно безобразное поведение Юэ Цзуньтяня. Но все тайное рано или поздно становится явным*. На самом деле, каждый знал правду в своем сердце. Траур и панихида были особенно нелепы.
(п.п 但世上无不透风的墙 - дословно: в мире нет непреодолимой стены, в значении: в мире нет ничего, что можно было бы держать в тайне, даже самое сокровенное просочится наружу, вечной тайны не бывает.)
Мо Си посмотрел на алтарь, сквозь развевающиеся белые флаги и плотную толпу скорбящих. Он посмотрел на императора, который с торжественным видом пил вино. Ногти Мо Си глубоко впились в ладони.
Что этот человек думал о своих подданных, о своих солдатах и о своем народе?
Массовый траур семьи Юэ длился недолго.
Помимо того, что Юэ Чэньцин был не в настроении, сказывалась и ситуация на фронте. Стычки между Чунхуа и Королевством Ляо происходили все чаще. Пока император еще отдавал дань уважения, люди из Военного совета уже ждали, чтобы доложить ему о ситуации на границе.
Ветер был наполнен тяжелым запахом пороха.
Цзян Есюэ был прав. Война между Чунхуа и Королевством Ляо не только не закончилась после того, как они получили остаток души Кровавого Зверя, а наоборот, стала еще более интенсивной.
Все на похоронах волновались. Даже самые оптимистичные дворяне знали, что война между Чунхуа и Королевством Ляо неизбежна.
- Я слышал, что Гуоши Королевства Ляо создал новое заклинание. Он использовал его во время битвы на границе. Это заклинание похоже на чуму. Всего за два-три дня оно заразило демонической ци всех людей в нескольких городах.
- Боже, что нам делать?
- Эх, я не знаю. Я слышал, что Терраса Сишу и Терраса Шэньнун уже давно думают над решением этой проблемы. Я просто надеюсь, что они смогут быстро придумать что-нибудь. Королевство Ляо постоянно отправляет войска на границу в эти дни. Боюсь, скоро начнется большая война. - у говорившего было смертельно бледное лицо. - Если не будет способа противостоять демонической энергии, кто посмеет атаковать и прорвать линию врага? Разве это не самоубийство?
- Все равно я никогда не пойду на передовую...
Люди шептались.
С одной стороны, клан Юэ испытывал сильную боль. С другой стороны, несколько старых дворян тихо обсуждали, как спасти свои жизни в предстоящей войне. Ведь у всех людей были свои собственные горести, радости и заботы.
Юэ Чэньцин не хотел оставаться в мавзолее и продолжать выслушивать неискренние соболезнования. Он вернулся в поместье Юэ. Так много людей из клана Юэ погибли, что особняк был ужасно пустым. Юэ Чэньцин медленно шел по веранде. Каждый раз, когда он заходил в какое-то место, то думал о прошлых событиях, и его сердце сжималось, от чего он вынужден был сгорбиться, как будто не мог дышать. Он долго сидел на одном месте, прежде чем наконец смог двинуться дальше.
Он был еще так молод, но казалось, что все его кости и суставы заржавели за ночь. Даже ходить стало трудно.
Он подошел к двери мастерской Мужун Чуи и долгое время был в оцепенении.
Во всем Чунхуа, это было одно из самых труднодоступных мест. Требовалась секретная техника и командное заклинание. Однако Юэ Чэньцин, казалось, был благословлен в своем сердце, он казалось, верил во что-то. Он поднял руку, чтобы толкнуть дверь. Маленькая механическая марионетка, охраняющая дверь, скрипнула, вылезая из потайного ящика и спросила его:
- Кто ты?
Голос был низким и приятным для слуха. Это был голос, оставленный Мужун Чуи, когда он был еще жив.
Звук этого голоса принес Юэ Чэньцину боль, его грудь сдавило так, что он не мог ничего сказать. Он не знал, какие секретные техники и командные заклинания нужны для того, чтобы открыть эту дверь. Он просто наклонился, спрятал лицо в ладонях и захлебнулся рыданиями.
- Четвертый дядя.
Его рыдания превратились в вопли. Маленькая марионетка просто молча смотрела на него.
Юэ Чэньцин свернулся калачиком и опустился на колени перед мастерской. Он воскликнул:
- Четвертый дядя, я скучаю по тебе...
Эти слова определенно не были нужным заклинанием. Однако дверь мастерской издала глухой звук и со скрипом открылась. Юэ Чэньцин ошеломленно посмотрел на нее. Он медленно встал и вошел.
Вещи внутри были немного грязными. Хозяин этого места был очень занятым человеком. На стенах повсюду висели рисунки всевозможных видов брони и магического оружия. Многие из них были всего лишь идеями Мужун Чуи, когда он был жив. Теперь уже слишком поздно. Он больше не сможет воплотить их в жизнь. Юэ Чэньцин переводил взгляд с одного рисунка на другой.
В Чунхуа было три Опухоли - Жадность, Ненависть, Невежество. Хотя у Мужун Чуи была плохая репутация, он запирался в мастерской, чтобы совершенствовать вещи, которые приносили пользу людям.
Деревянные доспехи для ношения воды, волшебное оружие для защиты от злых духов...
Эти наброски до сих пор лежали у него на столе. Мужун Чуи был проклят, поэтому не мог ни к кому приблизиться. Все его благие намерения для этого мира остались в этих огромных и сложных рисунках.
Вероятно, он думал, что его жизнь будет очень долгой. Хотя одиночество было невыносимо, по крайней мере, он мог реализовывать эти идеи одну за другой.
Юэ Чэньцин просмотрел вещи на столе. Несколько пазов и шипов, несколько круглых гвоздей и детали суставов бамбукового воина. Какое-то время он внимательно рассматривал каждый предмет, который брал в руки. Когда он думал о том, почему Мужун Чуи сделал эти вещи, когда был еще жив, то чувствовал еще большую боль в сердце. Жадный, злой и невежественный. Жадный, злой и невежественный. Он был самым бессердечным ремесленником. Мир за окном все время проклинал его, но он все равно беспокоился об этом мире.
Подробное описание каждого рисунка заставило Юэ Чэньцина задыхаться, а его глаза стать влажными. Ему приходилось долго терпеть боль в сердце, прежде чем он мог продолжить чтение. Он понял, что эта деревянная броня предназначена для помощи пожилым людям, а волшебное оружие - для защиты детей.
Юэ Чэньцин даже нашел стопку нерушимых талисманов Ваджра*, которые имитировали мастерство клана Юэ.
(п.п ритуальное и мифологическое оружие, знак высшей власти и правосудия в тибетском буддизме)
Держа в руке стопку талисманов, он внезапно понял, что, когда демон меча Ли Цинцяня бушевал, когда все в Чунхуа были в панике, и бедняки не могли купить амулеты поместья Юэ, человеком, который молча раздавал талисманы беднякам, был вовсе не Цзян Есюэ, а...
Юэ Чэньцин держал пожелтевшие талисманы. Как будто кто-то ударил его в живот. Он склонил голову и горько заплакал.
Это был его Четвертый дядя.
Все это время он не был одним из Жадности, Ненависти и Невежества. Он был одним из Дисциплины, Решительности и Мудрости.
Мягкий человек, великодушный человек, человек, который упорствовал даже в безвыходной ситуации, человек, у которого всегда была чистая совесть... таким был его Четвертый дядя Мужун Чуи...
- Четвертый дядя... Четвертый дядя...
Юэ Чэньцин горько заплакал. Он заперся в этой маленькой мастерской. Бесшумно сыпался песок в песочных часах. Чернила на чернильном камне не были вымыты. Кисточка для письма все еще лежала рядом с белой рисовой бумагой.
Как будто Мужун Чуи только что отлучился куда-то.
У бездушных предметов нет сердца. Эти многочисленные чертежи не знали, что их владелец никогда не вернется.