Глава 57. Экстра 4

Третий год (4)

Наши взгляды встречаются. Через мгновение дедушка поворачивается и уходит, небрежно толкая свою тележку, оставляя меня и Ян Конгшань стоять там, где мы есть. Мы оба не знаем, как себя вести.

Что... что это значит?

Я нервно сглатываю и с трепетом поворачиваюсь.

- Пойду посмотрю, как обстоят дела....

Не успеваю я сделать и нескольких шагов, как Ян Конгшань хватает меня сзади за руку.

- Я буду снаружи, если что-нибудь понадобится, зови.

Я киваю и выхожу со двора.

Тележка с яйцами стоит у стены, входная дверь полуоткрыта; дедушка уже вошел внутрь. Я останавливаюсь у двери и делаю несколько глубоких вдохов. Успокоившись, тихонько вхожу.

На кухне шумит вода. Дедушка стоит ко мне спиной и промывает рис. Я останавливаюсь за ним, не зная, что сказать.

Дедушка, я встречаюсь с Ян Конгшанем, не хочешь ли ты познакомиться со своим будущим зятем?

Не слишком ли это нагло?

Дедушка, Ян Конгшань и я вместе уже три года, у нас серьезные отношения. Я не могу жить без него, и он не может жить без меня, пожалуйста, прими нас.

Это звучит так сопливо...

Я все еще мнусь на месте, когда дедушка заканчивает с рисом и, обернувшись, испуганно подпрыгивает при виде меня. Он хлопает себя ладонью по груди, лицо его бледнеет. Даже из кастрюли выплескивается немного воды.

- Ты чего подкрадываешься, как призрак, хочешь меня до смерти напугать?

Я поспешно извиняюсь и стою молча, опустив голову и перебирая пальцами, как ученик, который нарушил правила и ждет наказания.

Раздается роботизированный женский голос, сообщающий, что «режим варки риса активирован». Дедушка берет с подставки мясницкий нож. Он несколько раз вытирает нож полотенцем и идет ко мне.

Мои ноги слабеют, но я твердо стою на месте. Если я не в силах справиться с чем-то подобным, как я вообще смогу жениться на Ян Конгшане?

- Дедушка, успокойся, давай для начала положим нож, - Я поднимаю руки вверх, пытаясь успокоить его. – Все не так страшно!

Дедушка странно смотрит на меня и идет к холодильнику рядом со мной.

- .....

Он достает из него полоску свиной грудинки и кладет ее на разделочную доску, начиная нарезать мясо тонкими полосками.

Я неловко опускаю руки. Вместо того чтобы расслабиться, я напрягаюсь еще больше.

О чем он думает? Почему он ведет себя так, будто ничего не произошло? Неужели он обманывает себя, заставляя поверить, что между мной и Ян Конгшанем все чисто и невинно?

Нет, это невозможно. Наши отношения перестали быть невинными три года назад.

- Дедушка, - я подхожу к нему, - только что мы с Ян Конгшанем....

- Я уже знаю, - перебивает дедушка. – Ты всегда ждал, пока я засну, чтобы выскользнуть из дома. Совсем дураком меня считаешь?

Я молчу, у меня просто не слов.

- Я тоже когда-то был влюблен, я знаю, как это выглядит, когда ты смотришь на того, кого любишь. Я начал подозревать что-то два года назад, и все думал, когда же ты собираешься рассказать мне. Но год за годом ты все молчал. Даже я устал притворяться, не знаю, как ты сам не устал, - говорит он, продолжая нарезать мясо. Его пальцы такие старые и высохшие, а тыльная сторона ладоней покрыта морщинами.

На мгновение в кухне не слышно ничего, кроме резких звуков ножа. У меня в горле будто застряла кисло-сладкая зленая слива, которую невозможно сдвинуть с места, а на глазах наворачиваются слезы.

- А бабушка тоже знает? - спрашиваю я, шмыгая носом.

- Видя, что ты никому ничего не рассказываешь, я пошел к ней, чтобы посоветоваться. Я рассказал ей об этом только месяц назад или около того, она даже отметила, что у тебя хороший вкус... - Внезапно он замирает и оборачивается, бросая на меня неуверенный взгляд. - Ты же не думаешь, что я взял на себя слишком много?

Я отрицательно качаю головой.

Разве могу я винить его? Он даже не представляет, насколько впечатляюще реагирует для пожилого человека лет семидесяти.

Кажется, мне везло всю жизнь. Когда я в детстве упал с дерева, я повредил мозг, но остался жив. Мои родители развелись, но у меня никогда не было недостатка ни в еде, ни в одежде или в крыше над головой. Когда я хотел попробовать встречаться с Фу Вэем, он, к счастью, отверг меня, и это помешало мне вступить в неправильные отношения.

- Почему бы тебе не пригласить Цю-Цю и А-Шаня на ужин? И в будущем тоже пусть приходят. И перестань тайком возвращаться по утрам, просто спокойно иди туда и спокойно возвращайся, - он продолжает нарезать мясо. - Вам, молодым, есть чем заняться по ночам, я же не идиот, я все понимаю.

Сначала у меня щиплет в носу, и я готов расплакаться, но после этого последнего комментария все мое лицо вспыхивает, и я опускаю голову, издавая «о», прежде чем развернуться и выскочить за дверь.

Едва открыв калитку, я вижу Ян Конгшаня, стоящего рядом, с недокуренной сигаретой в руках. Услышав мои шаги, он поднимает глаза и замирает при виде меня. Его и без того нахмуренные брови еще сильней сходятся у переносицы.

- Что случилось? Дедушка на тебя кричал? - Он поднимает руку и гладит мое лицо, проводя большим пальцем по уголку глаза.

От его прикосновения ко мне возвращается только что исчезнувшее покалывание в носу.

Мне повезло, что у меня есть дедушка, есть Ян Конгшань, есть все эти милые и добрые люди. Это такая редкая удача, что меня охватывает дикий страх. Я боюсь, что небеса заберут это благословение так же быстро, как они забрали мою синестезию.

- Отныне я буду делать много хорошего.... - Перед глазами все расплывается, и я с трудом сглатываю. - Я буду хорошим человеком!

- Что? - Ян Конгшань, кажется, напуган моим поведением и понятия не имеет, что происходит. - Почему ты плачешь? Ю Миань?

Чем больше он спрашивает, тем больше я плачу, и я уже сам не знаю, что сейчас чувствую. Счастье и печаль, горечь со сладостью смешиваются вместе. Люди действительно сложные существа, даже слезы могут иметь так много значений.

- Миань-Миань... малыш, что случилось? - Он обнимает меня, не обращая внимания на то, что нас могут увидеть.

Но все в порядке. Даже если нас кто-то увидит, ничего страшного. Людей, мнение которых важно для меня, это не волнует, так почему я должен волноваться?

Я крепко вцепляюсь в его одежду и закрываю глаза, слезы текут из моих глаз ему на плечи.

- Дедушка хочет, чтобы вы с Цю-Цю пришли к нам на ужин, - говорю я ему хриплым голосом.

Он напрягается и слегка отстраняет меня от себя.

– На ужин? - Он пристально смотрит на меня.

- Ага.

- Он не рассердился?

- Нет.

- ...Тогда почему ты плачешь?

- От счастья.

Ян Конгшань долго смотрит на меня, прищурившись, а потом на лице его появляется улыбка, и брови расслабляются.

- Дурачина.

И вот так, зажав сигарету губами, он дает мне новое прозвище.

- Это слезы счастья, блин, - бормочу я, вытирая глаза и чувствуя запоздалое смущение.

- Не три глаза руками, грязь попадет, - он мягко хватает меня за запястье и опускает мою руку. Запах табака от его пальцев щекочет мне ноздри. Он переплетает свои пальцы с моими и идет, таща меня за собой.

- Пойдем, позовем Цю-Цю, да и тебе стоит умыться.

В лучах заходящего солнца от него ко мне плывет немного жгучий сигаретный дым, который, смешавшись с ароматом готовящейся еды, создает сильный, запоминающийся и немного странный запах.

Я вытираю оставшиеся слезы с лица тыльной стороной ладони и ускоряю шаг, входя в дом рядом с ним.

- Цю-Цю, пойдем поедим к соседям. Ты иди, мы с Миань-Миань будем через минуту.

Ян Ваньцю кивает и идет надевать туфли. После этого она направляется к двери, радостно сжимая в руках коробку с десертами.

Ян Конгшань приводит меня в ванную и заставляет поднять голову, чтобы он мог салфеткой вытереть все следы слез с моего лица. Он целует меня в веки.

- Они распухли.

- Это быстро пройдет, - я говорю еще немного гнусаво, нос еще не вернулся к нормальному состоянию.

Теперь, когда мы, наконец, вдвоем, в спокойной обстановке и наедине, я могу рассказать ему все, что только что произошло. Когда я рассказываю о дедушке и мясницком ноже, он так хохочет, что наклоняется и не может разогнуться.

- Если бы он хотел кого-то зарезать, это был бы я, с чего ему резать тебя?

Я смущенно почесываю нос.

- Если бы он тебя порезал, я был бы несчастен ... - тихо говорю я.

При этих словах он протягивает руку и кладет свою теплую ладонь на мой затылок, медленно поглаживая. Как маленький зверек, награжденный неожиданной лаской, я чувствую, как все мое тело немеет от удовольствия, и я сжимаю губы, ресницы мои трепещут. Не то что двигаться, я сейчас едва могу говорить.

- Какое отношение все это имеет к твоему желанию быть хорошим человеком? - спрашивает он.

- Хм... - Пытаясь сосредоточиться, я собираюсь с мыслями, - Потому что... хорошие вещи случаются с хорошими людьми. Если я буду делать добрые дела, небеса благословят меня, и удача продолжит следовать за мной.

Ян Конгшань выглядит удивленным, он явно не ожидал такого простого ответа.

Я поджимаю губы.

- Не слушай меня. Я стал тем, кто я есть сегодня, только потому, что, когда мне было десять лет, я спас маленькую птичку.

Я приехал жить на остров Зеленых Слив, потому что чувствовал, что должен сделать это, и я чувствовал, что должен из-за моей синестезии, позволявшей мне видеть скрытые эмоции других людей. Если так подумать, не является ли первопричиной всего этого спасение маленькой птички?

- Я спас ее, и поэтому я должен был встретиться с тобой, - говорю я.

Взгляд Ян Конгшаня скользит к моим губам.

- Встреча со мной – благословение небес?

- Да, самое большое благословение. Куда большее счастье, чем выиграть миллион в лотерею.

На губах Ян Конгшаня все еще играет улыбка, но его потемневшие глаза медленно наполняются желанием.

- Тогда с этого момента я буду делать хорошие вещи с тобой ... - Он наклоняется и ловит мои губы, остальная часть его фразы исчезает между нашими ртами.

Воздух в этом крошечном пространстве быстро нагревается, и пот начинает стекать по моей шее. Собрав последние капли здравого смысла, я толкаю полуоткрытую дверь ванной, пытаясь захлопнуть ее.