Слезы щиплют мне глаза и падают с ресниц, стекая по щекам. Я прижимаю руку ко лбу, жалея, что не могу выдавить этот момент из своей головы.

Мой подарок Брие на день рождения, вишневый бонсай, стоит в конце причала, покрытый брызгами крови. В нее, должно быть, стреляли, когда она была почти у озера, линия крови указывает на открытую воду.

— Т-ты в-видишь ее? К-Каплан?

Я сглатываю, качая головой, хотя он, возможно, и не видит.

— Нет. Но в нее стреляли дважды. Один раз в начале причала и еще раз в конце.

— Т-ты ее видишь? В в-воде?

— Нет, нет. Я ее не вижу, — говорю я, осматривая воду в поисках неровностей на покрытой рябью поверхности. Там ничего нет. Ни клочка одежды, ни руки, протянутой за помощью, ни тела, качающегося на волнах.

— Тогда у н-нее м-могло п-получиться.

Я оглядываюсь на конец причала и сдерживаю рыдание, когда поворачиваюсь по кругу, высматривая какие-либо признаки Брии в лесу или на берегу.

— Здесь много крови, Самуэль. Я не знаю…

— Ты н-не з-знаешь Брию. О-она на все с-способна. О-она н-не… сдастся. З-значит, и ты не сдашься, — говорит он мрачным и угрожающим голосом. Я слышу в нем убийцу. Человека без маски. И слышу в нем наставника. Защитника. Он сделал то, чего не смог бы никто другой, то, что, по моему мнению, я не мог сделать. Он оставался с ней, несмотря ни на что. И на этот раз он будет не единственным.

Я вытираю глаза и делаю глубокий вдох. Если он прав, то в каждую проходящую секунду она может умирать. Мне нужно двигаться.

— Пришли мне инструкцию, — говорю я.

Я бросаю последний взгляд в сторону озера, затем бегу к своему байку и уезжаю.