Ощущение, что я лишь моргнула, когда звенит будильник. Боль пронзает ногу и руку. Голова раскалывается в знак солидарности с остальным телом. У меня не было с собой ничего крепче ибупрофена, поэтому я принимаю две таблетки и завожу джип, направляясь в Фуллер-плейс.

Фуллер-плейс, 52 — это бывший консервный завод на окраине промышленного района города. Окруженный заросшими полями, он заброшен, но сохранился в хорошем состоянии, кирпичи и окна все еще целы, строение обнесено высоким забором из сетки-рабицы. Я паркуюсь на некотором расстоянии за сараем электростанции, расположенным в стороне от дороги, и в последний раз проверяю камеры, затем выхожу из машины с пластиковым пакетом с ограниченным количеством оборудования и начинаю медленно ковылять к консервному заводу.

Взломав замок на воротах с помощью карабина, я шаркаю по потрескавшейся подъездной дорожке к неосвещенному зданию. Луна достаточно яркая, чтобы освещать мне путь, но я все равно несколько раз спотыкаюсь. Низкий приступ тошноты скручивается в животе. Я не уверена, то ли это от предвкушения, то ли от лекарств, которые я приняла за последний день, то ли это начало инфекции. Что бы это ни было, я начинаю плохо чувствовать себя.

— Насрать, — говорю я себе, подходя к двери и вскрывая замок. Все еще со связанными запястьями я поворачиваюсь и выбрасываю пистолет-пулемет в траву, затем вхожу в темноту фабрики, и скрипучая металлическая дверь закрывается за мной с гулким стуком.

Я включаю фонарик, достаю из-за спины пригоршню светящихся палочек, отламываю первую и бросаю ее на пол, оставляя небольшой след из хлебных крошек, чтобы Кэрон последовал за мной. Голуби порхают над головой при моем вторжении. Если не считать шелеста их крыльев и тихих тревожных возгласов, в здании царит тишина, когда я, прихрамывая, выхожу на открытое пространство.

На ходу зажигая еще несколько светящихся палочек, я ощупью поднимаюсь по лестнице, где чердак тянется к высоким окнам, выходящим на луну. Поскольку я оставила свои часы в джипе, не знаю, который сейчас час, но, по моим прикидкам, у меня есть тридцать минут до появления Кэрона.

Я беру перевернутый деревянный стул и подтаскиваю его к стене, где за пределами моей досягаемости закреплена камера. Прижав связанные руки к шершавым кирпичам стены, я переношу как можно больший вес на свою раненую левую ногу и правой забираюсь на сиденье стула.

— Извини, старина, — говорю я, хотя Самюэль не сможет меня услышать, даже если он смотрит. — Не хочу, чтобы ты видел.

Я дергаю камеру, когда яркая боль пронзает правую ногу, и я падаю, ударяясь об пол с оглушительным шлепком.

Мои глаза открываются, когда вода, пропитанная запахом ржавчины, брызжет в лицо.

— Проснись и пой, — говорит Кэрон, его голос плывет у меня за спиной. Гулкий пульс эхом отдается в голове. В десять раз больше боли исходит от голени. — Я сказал, просыпайся.

Кэрон толкает меня в ногу, и я вскрикиваю. Мое зрение фокусируется в узкий черный туннель. Еще больше воды брызжет в лицо.

— Эй, волчонок. Не засыпай.

Шаги и глухой, отдающийся эхом стук кружат вокруг, пока в поле зрения не появляется Кэрон. Рядом с его ботинком покоится набалдашник кувалды. В одном кулаке он сжимает ручку, в другом — ржавый металлический контейнер.

— Мне так жаль, — говорит он, и в его голосе слышится сарказм. — Не думаю, что эта вода соответствует стандартам чистоты «Здоровья ягненка», — Кэрон сплевывает в контейнер, прежде чем выплеснуть остатки воды мне на лицо.

— Не хуже, чем остальные твои дерьмовые продукты, — ворчу я сквозь кашель. Кэрон ухмыляется, присаживаясь на корточки, чтобы поближе рассмотреть мое лицо, затем тычет мне в ногу металлическим горшком. Я кричу в агонии и ярости.

— Не думаю, что мои добавки помогут тебе вылечиться.

— Еще бы, — я пытаюсь посмотреть на свою ногу. Лужи крови покрывают пыль и обломки, раздробленная кость торчит сквозь порванные штаны для йоги. — Я думала, ты должен быть кем-то вроде нежного пастуха, заботящегося о своем стаде. Бла-бла-бла.

— Да, что ж… как говорят, «пастух снимает с волка шерсть», — Кэрон встает и отворачивается, подходя к стене, где лежит перевернутый стул. Он сжимает рукоятку кувалды и размахивает ею по дуге, ударяя по камере слежения. Та взрывается осколками пластика и стекла. Кирпич дождем сыплется на пол.

Кэрон поворачивается ко мне и улыбается, его ямочки на щеках одновременно милы и угрожающи. Мое сердце щемит от того, как сильно он напоминает своего брата в некоторых ракурсах лунного света. Светло-каштановые волосы кажутся темнее. Черты лица более выразительны, чем у Илая. Я прогоняю прочь свои болезненные фантазии, сосредотачиваясь на реальном мужчине передо мной, когда он наклоняет голову.

— Зачем связанные запястья? — спрашивает он.

— Мне нравится притворяться рабыней.

Кэрон смеется. Он подходит ближе, кувалда стучит рядом с его ботинком, как тяжелая трость. Я поворачиваю голову, шипя от дискомфорта, наблюдая, как он приближается.

— Я не буду убивать тебя, — говорю я. Он снова смеется.

— Естественно. Ты валяешься на полу, — Кэрон размахивает молотком, как маятником, легонько постукивает по моему колену, от рефлекса нога дергается, и боль простреливает бедро. Я кричу, слезы наворачиваются на глаза. — Ты вообще ничего не сможешь делать.

— Я пыталась вернуть тебя, — говорю я, сглатывая подступающую к горлу желчь. Кажется, мне не хватает воздуха, потому что дыхание учащается. — ФБР придет за тобой. Я хотела вернуть тебя ради него.

Кэрон снова хлопает меня по колену, делая еще один замах. Отчаянный, полный боли звук вырывается из моей груди, когда нога двигается. Комната кружится, как будто я плыву в бушующем море.

— Я не хочу возвращаться к какой-то дерьмовой жизни к родителям, которые всегда принижали мои взгляды и навязывали свои религиозные манипуляции, или к брату, который никогда не принимал мою сторону. С чего ты взяла, что я захочу воссоединиться с ним? Илай никогда не был рядом со мной, когда я ссорился с предками или сражался с демонами, которые окружали меня. Он даже не слушал. Он просто позволил мне уйти. Где был Илай, когда я опустился на самое дно, а? Нигде.

— Он был ребенком.

— Я тоже, — говорит он, еще раз ударяя. Я прикусываю разбитую губу, чтобы удержаться и не попросить его остановиться. — Я был ребенком, когда они выгнали меня из дома. Я был ребенком, когда у меня был передоз на хате друга, где пахло мочой и плесенью. Я был ребенком, когда в одиночку поднялся. Я построил свою империю из ничего. И теперь я помогаю людям. Я помогаю многим. И любой, кто думает иначе, просто мешает мне творить добро в этом мире. Точно так же, как моя семья сдерживала меня. Точно так же, как они задушили мое представление о том, какой могла бы быть осмысленная жизнь.

Кэрон снова бьет меня по колену, на этот раз сильнее. Я кричу, пытаясь подобрать под себя ноги. Влажный жар крови пропитывает лосины. Черные пятна расползаются перед взором, я больше не могу бодрствовать. В этой распахнутой настежь комнате нет воздуха. Я довольствуюсь тем, что осталось.

— Ты делаешь так много… хорошего в мире сейчас… мучая меня… да… — шепчу я, тяжело дыша, когда он наклоняется ближе.

— Не меньше, чем ты заслуживаешь, убийца, — еще один удар, еще один крик. Слезы скатываются с моих ресниц и текут по лицу. Кэрон вздыхает, его руки крепче сжимают рукоятку кувалды, когда он встает. — Но ты права. Лучше покончить с этим поскорее.

Вот тогда-то я и слышу это. Первая сирена. А затем далекий, прерывистый гул вертолета.

— Сделай это… — говорю я. — Только… ты будешь гнить в тюрьме… вечно…

Вспышка панической ярости вспыхивает в глазах Кэрона. Он делает несколько шагов к окну, глядя на луну, в то время как звук вертолета становится громче. Мы оба знаем, что теперь бежать некуда. Никому из нас.

— Я скажу, что ты убийца, — говорит Кэрон, направляясь ко мне. — Ты убила Ника, Тристана, Синтию и Бог знает кого еще. Ты заманила меня в свое здание, и я кое-как выбрался.

Я улыбаюсь, мои глаза полны злобы.

— Не…мое здание… оно… твое… — шепчу я, успех согревает неровные удары моего сердца, когда я протягиваю свои связанные запястья в его направлении. — И твоя история… не очень… правдоподобна… учитывая все обстоятельства.

Кэрон хмуро смотрит на меня сверху вниз, его лицо пылает яростью, движения резкие. Мне просто нужно постараться сильнее, продержаться в сознании еще немного.

— Если я пойду ко дну, то возьму тебя с собой, — выдавливает он. — Ты никогда больше не будешь на свободе.

Я знаю.

Если он выживет, то позаботится о том, чтобы я тоже попала в тюрьму. Он повесит эти смерти и многое другое на меня. Но если убьет меня, то никогда не выберется. Вся его империя рухнет.

Ему просто нужно поверить в возможность того, что он может потерпеть неудачу.

— Я… сделала так… что они будут думать… на тебя. Где думаешь… все трупы? Я дам тебе… подсказку. Они точно не у меня… дома.

Я издаю торжествующий смешок, когда яростное, дикое рычание Кэрона заполняет пустое пространство. Он эхом отдается от стен. Голуби летают над нами, и мой крик следует за их скрытыми крыльями, когда Кэрон сильно бьет меня по ноге.

И тогда я вижу этот момент. Решение в его глазах.

Время замедляется. Убийственный взгляд Кэрона прикован ко мне, словно впился в мою кожу. Его плечи опускаются. Он заносит кувалду за собой по дуге. Я отвожу взгляд к окну, залитому серебристым лунным светом, лопасти вертолета дребезжат по обветренным окнам. Затем я закрываю глаза и думаю о своем вольере, о проигрывателе под кронами вишневого дерева, о птицах, поющих под покровом душистых цветов.

Я люблю тебя, Бриа Брукс.

Выстрел пронзает прохладный воздух, и весь мир исчезает.